Тугейка считает, что молчание лучшее качество. Он даже Пампалче на охоту берет. Любую другую девку возьми - она будет трещать, как сорока, всех зверей распугает. А с Пампалче хорошо: она и лаче носит, и шкуру со зверя снять умеет, на рогульку натянуть.
Вот и сейчас зашли они далеко в лес. Охота была неудачна, стрелял Тугайча по рыси, но не попал. Давно такого не бывало, и он сказал шутя:
- Это ты виновата. Согрешила, наверно. Женихов высматривала?
Пампалче сначала улыбнулась, покачала головой, потом погрустнела.
Исходили они много, сели отдохнуть. Пампалче достала еду, разостлала на коленях платок, разложила сыр, хлеб, мясо. Начали есть. Вдруг где-то в стороне послышалось тревожное ржание коня. Тугейка отложил сыр, прислушался. Конь заржал снова. Положив на тетиву стрелу, Туга осторожно пошел на звук прячась за деревья. Сложив еду в лаче, за ним пошла и Пампалче.
На старой, почти заросшей тропинке, стоял взмыленный конь. Он качал головой, отбиваясь от слепней, и ржал негромко, но тревожно.
- Смотри, человек,- прошептала Туге Пампалче.
Тот отвел ветку и тоже увидел человека. Он висел на стремени, голова его была окровавлена, одежда изорвана. Тугейка вопросительно поглядел на Пампалче, та кивнула головой. Осторожно освободив ногу из стремени, он положил человека на траву. Конь подозрительно косил большим глазом на Тугейку и скреб копытом землю. Пампалче встала на колени, приложила ухо к груди человека, поднялась, молча подала Туге флягу. Пока он бегал к ручью за водой, Пампалче расстегнула у раненого пояс, обнажила грудь, осмотрела руки и ноги. Переломов не было заметно, крупных ран тоже - только все тело и голова были в ссадинах, синяках и глубоких царапинах. Человек потерял много крови и был очень слаб. Жизнь еле теплилась в его теле. Когда парень принес воды, около раненого уже лежала кучка листов подорожника, несколько пучков каких-то трав. Пампалче знала, как лечить раны.
Сначала омыли лицо и голову, потом лили на грудь холодную воду. Человек, не открывая глаз, пошевелил пересохшими губами. Ему налили в рот воды, он сглотнул ее, открыл глаза. Тогда девушка и парень взяли его под оуки, посадили, прислонив к дереву. Поднесли ко рту флягу.
Напившись, человек что-то произнес, но Туга не понял слов. Скорее по седлу, чем по словам, он догадался, что это московский ратник, такое седло было у них в илеме - его взяли у русских на поле боя.
- Он из Москвы - сказал Туга.
Пампалче пожала плечами, продолжая прикладывать к ранам листья подорожника. Разорвав на ленты свой платок, она перевязывала омытые раны.
- Что будем с ним делать? !
Пампалче махнула рукой в сторону илема.
- Вести в илем? За это нас не помилуют. Может, оставить тут?
Девушка покачала головой и принялась поднимать человека. Она помогла ему подойти к седлу, но человек охнул и опустился на траву. Он снова потерял сознание.
Положив его поперек седла, Гугейка взял коня под уздцы и осторожно повел по тропинке. Пампалче поддерживала раненого...
...Там, где Юнга огибает илем подковой, в крутом и высоком берегу выкопана нора. Рядом гончарный сарай. Раз в году, весной, делает там Изим посуду-горшки, плошки, фляги. В норе достает глину, тут же пристроено горно для обжига. Летом и зимой сарай пустует. Сюда Тугейка и привез свою находку. Человек так и не пришел в себя, но был жив и тихо стонал. Пампалче сказала еще два слова "Зови отца" и принялась в старом горшке делать отвар целебных трав. Туга согласился с девушкой. Он знал, что отец умеет немного говорить по-русски, в молодости он возил на лодке в Нижний Базар гончарную посуду, русских уважал, и если бы казанцы не запретили торговать с ними, ходил бы туда и до сих пор отец Тугейки.
Изим выслушал сына и немедля пошел за ним в сарай. Девушка за это время напоила раненого отваром, накормила сыром и уложила на лубяную подстилку.
Молча Изим осмотрел мужчину, снял с него сапоги - правая нога распухла и посинела. Изим сказал по-русски "Терпи, казак" и взялся за ступню обеими руками. Слегка повернул ее в одну, в другую сторону, как бы пробуя, потом рванул. Ступня, хрустнув, встала на место. Мужик только скрипнул зубами, но не застонал. Изим покачал головой, сказал восхищенно:
■Нижний Базар - так марийцы называли Нижний Новгород.
- Ты богатырь, однако! Как зовут?
- Иван Рун,- прогудел раненый.
- Вятич?
- Русский. Московит.
- Как в лес попал?
- Шли на Казань. В сече у Суры разметаны были.
- За честность хвалю. Я бы, на твоем месте, скрыл.
- Лгать не приучен. Убьешь меня?
- Зачем бы тогда твою кривую ногу выпрямлять? Сейчас мы ее в лубки завяжем, до осени хромой будешь. Лежать пока будешь здесь. Потом посмотрим.
- Коня сбереги.
- Девка сохранит. Она около тебя жить будет.
- Спасибо.
Изим ничего не ответил, что-то сказал по-своему и ушел. Девка сначала чем-то обмазала ногу густо. Не то глиной, не то снадобьем. Сильно вонючим. Потом обмотала тряпками, обложила мхом, завернула в дубовый твердый лубок, перетянула крепко-накрепко веревками. Боль сразу утихла, и Иван Рун уснул...
Томительно потянулись дни. Сгоряча Иван болей не почувствовал. Но на второй день понял, что побит конем крепко. Болели кости в руках, ломило поясницу. Раны и царапины гноились, вывихнутая нога сначала непрестанно ныла. Так пролежал пластом более месяца. Потом начал садиться. Девка соорудила в сарае нары и спала неподалеку. Она поила его, кормила, смазывала раны. Ухаживала за конем. Ночью отпускала его на траву. Часто приходил Тугейка к Ивану, и от нечего делать принимались они учить язык. Рун клал руку на лоб, произносил:
- Го-ло-ва.
- Вуй,- произносил Тугейка.
- Это нос.
- Нер,- говорил Тугейка.
- Нога.
- Иол, по-нашему.
- Палец.
- Парня.
Пампалче слушала и тоже вслед за мужиками шевелила губами.
А однажды, когда остались они вдвоем, вдруг впервые заговорила:
- Твоя баба есть? В Москве?
- Нету,- пробасил Рун и рассмеялся. - А у тебя каче есть?
- Моя жених нету,- ответила Пампалче.
Для начала этот разговор Ивану сильно понравился, но потом девка надолго словно в рот воды набрала.
К осени Рун вполне выздоровел, лубки с ноги сняли, и он, слегка припадая на ногу, стал ходить. Й тут случилась беда.
Вся горная черемисская земля была разделена на лужаи. По- русски это вроде бы округ. В Нуженале живут люди рода Изима. Эго шкемын лужай - свой округ. Глава его - лужавуй Изим. 10- 12 таких лужаев составляют малый округ. Во главе - лужавуй Ярандай. Все малые округа горной земли составляют Кугу лужай - Великий округ. Во главе его никто не стоит, потому как хозяином всего края считается казанский мурза Мингалей. Его Тугейка не видел ни разу. А Ярандая знает хорошо - татарский прихвостень. Не любит Тугейка Ярандая. А еще больше не любит его сына Мырзанайку. Повадился этот кособрюхий медведь в Ну- женал ездить. Приедет и пристает к Пампалче. Не сватается, а так - ради баловства. Тугейка однажды накостылял ему по шее- все равно тому неймется. Недавно приехал с подарками, пошел Пампалче искать. Наверно, кто-то из илема сказал, что она теперь в гончарном сарае живет. Он туда. Как всегда к девке приставать начал. Появился Рун, взял Мырзаная за ворот, поднял, вышвырнул из сарая. А через день появился в Нуженале Ярандай. Велел собрать старейшин, велел привести русского. Велел его связать и закричал на Изима:
- Ты тайно на русский базар с горшками ездил - я молчал! Ты своих молодых охотников от ясака отводил - я молчал! Ты тайно от мурзы лютей своего рода женил-я молчал! Теперь ты прячешь русского воина с конем. Если мурза об этом узнает, а он узнает, у нас у обоих головы полетят! И я больше молчать не могу - мне моя голова нужна еще.
- Ты не кричи,- сказал Изим спокойно.-Что ты хочешь?
- Надо русского вместе с конем увести в Казань и отдать мурзе. Он воин и...
- В Казань вести?! - крикнул старший сын Изима. - Две недели зря потерять, себя мучить, коня мучить?
Себя мучить не надо. Мой сын Мырзанай как раз в Казань едет - он уведет пленника и коня.
Изим смотрит на карта Топкая и про себя думает: "Хитрость твоя у всех на виду, Ярандай. Пленника до Ачкареня не доведут и убьют, чтобы конем его завладеть. А конь дорого стоит". Топкая тоже глядит на Изима и мысли его читает. Потом говорит:
- Кто тебе, Ярандай, сказал, что этот человек - воин? Во время ветра на него упало дерево, выбило из седла, мы нашли русского без оружия, с вывихнутой ногой. Он умирал. Нет, он не воин. А по закону наших предков род может принять в свой илем человека иного племени, если какая-нибудь женщина захочет взять
‘Карт (мар.)- жрец.
его в мужья. Тут собрался почти весь Нуженал. Может, найдется женщина, которая возьмет русского в мужья?
От женщин отделилась Пампалче и твердой походкой подошла к Ивану. Положила руку на плечо:
- Я беру его.
- Человек чужого племени - ты хочешь стать мужем Пампалче?
- Хочу стать мужем,- четко ответил Иван Рун по-черемисски.
- Отныне ты под защитой нашего рода,- сказал карт и развязал Ивашке руки.- Ты, Ярандай, я думаю, не будешь оспаривать законы наших предков?
- Не буду,- зло ответил Ярандай. - Но мурзе Мингалею я все-таки сообщу, что вы приняли к себе русского лазутчика.
В К Ю С О Т О'