- Иорихо мой слуга. На прошлой неделе ему поручено было охранять моего сына Теодоро, ехавшего по делу. В опасный момент Иорихо не защитил синьора, а убежал, как презренный трус, с поля боя, подвергнув жизнь господина смертельной опасности. Вот его вина.
- Что будет говорить виновный?
- Видит бог - это неправда,- спокойно заговорил Иорихо. - Господина должен был хранять не я один, нас было двадцать слуг, и когда на нас налетели разбойники, я бился долго и убежал последний. Я прошу в свидетели всех оставшихся в живых слуг.
- А может, ты, паршивый пес, хочешь, чтобы мы позвали в свидетели тех татар, которые на нас налетели? - крикнул Теодоро.
- Я не сказал этого. Я только говорю, что я никогда трусом не был.
- Ты хочешь сказать, что ты не виноват? - спросил Андреоло.
- Да, я не виноват.
- Кто же, по-твоему, виновен в том, что твой господин потерпел убытки?
- Тот, кто меня судит,- мой господин Теодоро. Да, я скажу всю правду. Пощады мне ждать не от кого, вы потерпевшие, вы обвинители, вы судьи да и виновны вы же. Вместо того, чтобы думать о деле, синьор Теодоро по пути встретил дочь русского купца и всю дорогу ухаживал за ней, оставив нас на волю божью.
На рынке он не заботился о выгодной покупке, а все ходил по пятам этой руссиянки. Зачем надо было спать на развилке дорог у Арталана? Из двадцати честных хороших слуг только девять вернулись домой, а другие оставили животы свои на той поляне.
- Что еще ты имеешь сказать?
- Больше ничего.
Андреоло склонился к уху Деметрио и тихо проговорил:
- Парень крепко стоит за себя. По-моему, его вина не заслуживает повешения. Жалко из-за пустой головы братца терять такого слугу. Поговори со стариком об этом.
- Я требую повешения Иорихо! - сказал Теодоро и стукнул кулаком по столу. - За трусость и за ложь - только петля!
- Не горячись, сынок. Сто палочных ударов, и он забудет, как бегать, когда господин в беде,- сказал старый хозяин. - Я думаю, трибунал согласится со мною.
Андреоло встал и огласил приговор. Он был очень короток:
- От имени свободных граждан Генуи достопочтенный господин Андреоло ди Гуаско, заседая в трибунале у врат церкви святой Анастасии в Скути, за оставление господина своего в беде приговорил слугу Иорихо к ста палочным ударам на площади. Исполнить после суда сразу же. Теперь подведите Косьму по прозвищу Летка. В чем его вина?
- Косьма - мой раб. Я купил его в Кафе. Он руссиянин и потому строптив. Он поднял руку на господина Деметрио.
- Ты, скот, посмел ударить господина?!
Кузьма Летка молчал. Он даже не глядел на судей, опустив глаза в землю.
- Скажи, как ты смел, как это случилось? - горячился Андреоло.
- Тебе же все ведомо,- по-русски сказал Кузьма.
- Он не знает языка. Я расскажу,- сказал Деметрио. - Три дня назад я вышел на виноградники и увидел, что одна из наших рабынь лежит под тенью дерева, а этот олух сидит рядом и льет ей на голову воду. "На виноградники ходят работать, а не лежать",- сказал я и велел женщине подняться. Она не выполнила это, и я ее наказал. В то время, когда я поднимал ленивку плеткой, этот негодяй ударил меня мотыгой. Если бы я не отскочил вовремя, удар пришелся бы мне по голове и один господь знает, что было бы. Но я отшатнулся, и удар пришелся по плечу.
- Тебе бы следовало убить его на месте, слюнтяй ты этакий! - в гневе крикнул Андреоло.
Старый Антонио оглядел могучую фигуру Летки с ног до головы, затем перевел взгляд на нежного и щуплого Деметрио и усмехнулся. Перехватив этот взгляд, Андреоло понял, почему не был убит на месте русский невольник.
- Найдите человека, который знает его язык,- приказал Андреоло слугам. - Я хочу хорошо допросить его.
Слуги бросились выполнять приказание, но остановились, услышав, как Кузьма внятно сказал по-итальянски:
- Не надо. Я не буду говорить. Скажу одно - жалко, что не убил. Если бы не убег, не жить ему.
И снова звучат слова приговора: "Именем свободных граждан Генуи..- невольника Косьму Летку, поднявшего руку на синьора, повесить после суда и тут же".
Андреоло дал знак, и двое дюжих слуг схватили Кузьму за руки, повели к виселице. Парень оттолкнул конвой и спокойно взошел на повозку, стоявшую под виселицей. Палач надел ему на шею петлю. Кузьма поднял голову, бросил взгляд поверх гор и тихо сказал:
- А у нас в Твери, верно, половодье сейчас,- и, глянув в последний раз в сторону далекой родины, сделал шаг вперед...
Гречанка в ужасе закрыла руками лицо. Ее била дрожь, не помня себя, она рванулась к столу. "Только бы не смерть, только бы не смерть",- стучало в голове.
- Подними голову, Ялита. В чем вина этой женщины? - привычно произнес Андреоло.
- Это тебе лучше знать,- шепнул ему Теодоро и рассмеялся. Старый Ди Гуаско, сурово взглянув на Теодоро, произнес:
- Моя служанка Ялита. Продалась мне на два года в работу. Сейчас она, кроме того, что не может работать, обесчестила себя и своего хозяина. Если все мои работницы и служанки будут рожать неизвестно от кого, кто же у меня будет работать? Вы слышите, мокрохвостые? - крикнул он толпе. - Кто будет ра-бо-тать?
- Ты можешь сказать, Ялита, от кого ты ждешь ребенка? - спросил Теодоро.
- Нет,- тихо ответила Ялита- - Не знаю,- еще тише добавила она, а в памяти возник вчерашний разговор. Как сейчас, слышит она слова синьора Андреоло: "Старик велел мне судить тебя. Если пикнешь, что дитя мое,- повешу".
Деметрио еще хотел спросить у Ялиты что-то, но Андреоло встал и сказал:
- Дело ясное. На сутки к позорному столбу.
Он, видимо, не счел нужным соблюсти формальность и не прочитал приговор, как для других. Ялиту увели. Затем судили ка- рагейца Константина Арабажи за то, что не уплатил налоги. Присудили сто палок, а если не уплатит, еще двести.
После окончания судилища Антонио, обращаясь к толпе, громко заговорил:
- Вы, лодыри и дармоеды! Слышали и видели, что произошло здесь? Так будет с каждым, кто вздумает поднимать руку на господина. Бездельникам и обманщикам не будет пощады и впредь. Может, кто-нибудь посмеет сказать, что суд был несправедливым? Я слушаю, ну!
Люди молчали.
Вдруг небо прочертила яркая молния. Тяжелый удар грома прогрохотал над площадью и заглушил грозные выкрики, раздавшиеся из толпы: "Будьте вы прокляты, прокляты!"
...Закончен суд. Быстро опустела площадь - люди спешили покинуть страшное место. После полудня поднялся легкий ветер. Он пробежал по площади, поднял облако пыли, окутал избитых до полусмерти двух человек, качнул тело повешенного и умчался подальше в горы.
ПОЛИХА УХОДИТ В ГОРЫ
Полиха, сестра Кузьмы Летки, узнала о смерти брата в тог же день. Прямо через горы она бросилась в Скути и пришла туда к вечеру. Небо над морем было сплошь в багряных пятнах, и на этом зловещем фоне четко выделялся не менее зловещий силуэт виселицы с повешенным. Девушка подбежала к виселице, обхватив голые посиневшие ступни брата, забилась в тяжелых рыданиях. Жители Скути помогли ей похоронить брата. Она долго сидела на холмике поникшая, но с сухими глазами. Сердце Полихи окаменело.
Когда совсем стемнело, она встала и пошла вперед, не разбирая дороги. Ночью в горах так же, как и днем, кипит жизнь. Вот вышел и встал над обрывом горный олень. Он опустил свои резные рога и осторожно глядит вокруг - нет ли где опасности. В лунном свете его красно-рыжая шерсть отливает медью.
Из каменистой расщелины выглянула, сверкнув светлой грудью, куница-белодушка: выглянула и скрылась за скалой. С горы посыпались мелкие камни - это дикие козы бросились в бег, испугавшись шороха в кустах.
Ничего не замечая, шла Полиха долиной, потом стала взбираться в гору. Шла ровным шагом, без цели, без мыслей. Впрочем, цель у нее была: уйти от того страшного места подальше. А куда - не все ли равно. Всюду неволя, всюду смерть... Не хочется жить, не хочется ни о чем думать…
Федька Козонок и Ольга ехали из лагеря у Черной скалы домой.
Тропа вьется по лесным пригоркам, спускается в долины, петляет по берегу холодного ручья, взбирается на горы, снова ужом сползает вниз.
Когда до ездовой дороги осталось совсем немного, впереди послышался шорох и хруст сучьев. Какая-то темная фигура не то зверь, не то человек, скользнула из-за куста и кинулась прочь. Федька остановил коня, прислушался, внимательно огляделся по сторонам. Но все было тихо.
- Ким сен?' - крикнул по-татарски Козонок.
Молчание. Он повторил вопрос по-фряжски и снова не получил ответа. Помедлил малость, обернулся к Ольге:
- Зверь, однако.
- Гукни еще раз, Федор,-посоветовала Ольга, но тут кусты раздвинулись, показалось чье-то лицо, блеснули наполненные страхом, широко открытые глаза.
- Это жёнка! - вскрикнула Ольга. Девушка, прятавшаяся в кустах, порывисто выбросила руки вперед и с возгласом "Люди добрые, русские!", упала без сознания на влажную траву.
Федька соскочил с коня, поднял упавшую и вынес на поляну. Ольга спешилась и тоже захлопотала около девушки.
Вскоре девушка очнулась. Она молча вглядывалась в лица окружающих ее людей, а глаза спрашивали: "Скажите, кто вы - враги или друзья?" Ольга поняла этот немой вопрос и тихо сказала:
- Русичи мы. Пусть тебе не будет с нами боязно, не обидим тебя.
- Что ты делаешь в лесу-то? - спросил Козонок.
- Иду,- тихо ответила девушка.
- Куда?
- Куда глаза глядят-
- Зовут как, откуда?
- Полиха я, из Скути. В неволе с Кузьмой, братом, была.
- Брат где?