Контора "Общества электрического освещения" помещалась в просторной жилой квартире, сдаваемой в наем богатым домовладельцем-виноторговцем. Приемная-гостиная и теперь не утратила уюта жилой комнаты: весело-золотистые обои, зеркало в резной раме над камином, персидский ковер на полу. Кроме дверей кабинета Леонида Борисовича, сюда выходили двери кабинетов председателя правления Ивана Евграфовича Ададурова и директора-распорядителя Александра Карловича Арндта. У окна, за американским бюро, восседала на высоком стуле секретарь, уже по первому впечатлению оставлявшая ощущение некоего очаровательного снежно-батистового существа. Инженер предпочел бы видеть за бюро преклонных лет даму, синий чулок, знающую, однако, делопроизводство и сторожащую порядок в переписке с фирмами и клиентами. Это же юное создание, неистощимое на томные улыбки, жмурящее глазки, в отсутствие кого-либо было сосредоточено, без сомнения, на единственном занятии - разглядывании в зеркало своих прелестных достоинств. Но Зиночку принял на должность директор-распорядитель, какие Александр Карлович имел на то резоны, Леонида Борисовича не заботило, однако приходилось мириться и с сумбуром в папках "дел", и с кружевами. Впрочем, Зиночка была и в самом деле очаровательна.
Сейчас инженер лишь рассеянно скользнул взглядом по ее лицу:
- Зинаида Андреевна, до обеда я никого не принимаю.
- Хорошо, Леонид Борисович, - девушка сделала досадливую гримаску: по имени-отчеству инженер называл ее, когда бывал не в духе. - Но... тут звонили подрядчики с Охты. Я не хотела вас беспокоить и сказала...
- Уже и сказали, - в его голосе чувствовался укор.
- Да. И они едут... Будут к двенадцати.
- Бог с вами, сударыня. Их приму, но более - никого, срочное поручение от Ивана Евграфовича, - он кивнул на дверь председателя.
- Ни и ни! Больше никого! - решительно подтвердила Зиночка.
Леонид Борисович вернулся в кабинет. За немытым с осени, в кляксах просохших дождевых капель стеклом струился голубой, солнечно-прозрачный день. По широкой мостовой катили редкие экипажи, по тротуару вышагивали бездельники с тросточками. Напротив, через улицу, свежими красками пестрела реклама на здании управления страхового общества "Саламандра". Рядом, у магазина "Венский шик", щеголь в цилиндре помогал даме сойти с подножки кареты.
В сторону Невского прогарцевал жандармский полуэскадрон. Но тоже буднично, неторопливо. Лошадь под замыкающим всадником подняла хвост. К шлепнувшимся на камень катушам уже спешил из ворот дворник с метлой и совком.
Справа, со стороны Невского и Гороховой, приближался извозчик. Кучер понукал гнедую кобылу с шорами на глазах. Экипаж остановился у резного чугунного козырька парадного входа дома № 14. С сидений спрыгнули два бородача. Один держал круглый футляр для бумаг. Другой, постарше, в картузе на кудлатой голове, деловито расплатился, похлопал по блестящему крупу кобылы, что-то, хохотнув, сказал кучеру. Тот приподнял над головой шапку, неторопливо потянул вожжи.
"Они?" - Леонид Борисович привычно скользнул взглядом из конца в конец Малой Морской. Улица была безлюдна.
Бородачи уже входили в приемную, и старший что-то шумно-весело спрашивал у Зиночки.
Инженер отошел от окна, сел и откинулся на спинку кресла, широко уперев в край стола руки.
- Позвольте обеспокоить? - в дверь просунулась косматая голова.
- Входите, господа.
Старший бородач пропустил младшего, плотно прикрыл дверь и, повернувшись от нее, широко и весело улыбнулся: "Хороши, а?" Был он крутолоб, с крупным носом; под густыми, вразлет, бровями хитрые, в прищуре, глаза; пышные усы сплелись с пышной, в проседи, бородой, закрывавшей полгруди.
Леонид Борисович быстро встал, подошел к нему и молча крепко обнял. Не удержался - дернул за бороду. Потом обнял и молодого. И громко, так, что Зиночка вполне могла услышать, проговорил:
- Прошу, господа. Так какие у вас заботы?
И, выглянув в приемную, попросил:
- Не соблаговолите ли распорядиться, чтобы подали чаю, сударыня?
Потом снова с интересом оглядел посетителей:
- Артисты! По глазам только и узнать. Как величать-то на сей раз?
- Меня-с? Дормидонтом Онуфриевичем, ваше благородие. А его-с - Тиграном Самвеловичем.
- Нельзя бы полегче? - улыбнулся инженер. - Язык в штопор превратится. Ладно, Феликс, выкладывай.
- Погоди. Ты был у Ивана Ивановича? Как он? В Лондоне ему пришлось без сна и отдыха...
- Да, выглядит неважно. Однако условия там превосходные: солнце, море, сосны. Думаю, скоро восстановит силы.
- Что говорил об этом? - Феликс кивнул на окно - туда, в сторону Дворцовой площади.
Леонид Борисович кратко пересказал разговор с Ильичем.
- Да, промедления не последовало. - Феликс взял со стола "Биржевку", развернул, прочитал:
- "Мы, милостию пушек и нагаек, Николай последний, убийца и насильник всероссийский, палач польский, клятвопреступник финляндский и прочая, и прочая, и прочая преступления совершивший, объявляем всем нашим маловерным подданным..."
Голос его звучал торжественно. Инженер не удержался, рассмеялся:
- Самая пора для шуток!
- Ничего, Никитич, - сразу посуровев, проговорил Феликс и отшвырнул газету. - Всякое мы видели. Однако на Руси не все караси, есть и ерши. Еще поглядим, кто кому первый могилку выкопает.
- А вы с чем пожаловали? - поторопил его Леонид Борисович.
- Докладывай, Семен, - кивнул Феликс своему спутнику.
Аккуратно подстриженная темно-русая борода старила молодое бледное лицо Семена, делала его простоватым. И впрямь подрядчик, сколачивающий на бирже артели землекопов. Но инженер сейчас пристально вглядывался в его глаза, и Семен под этим взглядом невольно опустил голову.
- Что случилось?
- Пустяки, о чем говорить? - парень сделал досадливое движение левой рукой, и Леонид Борисович увидел, что два пальца на ней неестественно выпрямлены.
- Что случилось? - сердито переспросил он.
- Э-а, о чем говорить? - потряс рукой юноша. Голос у него был с хрипотцой, как у заядлого курильщика. - Ну, понимаешь, капсула взорвалась, туда-сюда немножко попало. Совсем мало, чего волнуешься?
Инженер отклонился вправо:
- Видишь меня?
- Конечно! - воскликнул Семен. Но тут же признался: - Мало... Ну, немножко плохо вижу.
- Что ты еще выкинул?
- Честное слово, ничего. Просто взорвалась, понимаешь?
- Как это - "просто взорвалась"?
Он хотел было сказать: "Осторожней надо, не с хлопушками дело имеешь!" - но лишь досадливо потер переносье: бесполезно говорить прописные истины тому, кто уверовал, что на семь дней раньше черта родился. А Семен - этот уверовал.
- Ладно, выкладывайте, что задумали?
Из приемной донесся легкий шум. Дверь приоткрылась. Вошла горничная с подносом.
- Не откажетесь, господа? - пригласил к чайному столику инженер. - Или что покрепче желаете?
- Жарковато для крепенького и рановато! - хохотнул старший. - А чайку, коли изволите!
Он потер руки.
Горничная разлила по стаканам густой пахучий чай. Вышла. Леонид Борисович глянул на часы, кивнул: "Приступайте".
Семен нагнулся к нему через столик, понизил голос:
- Главпочтамт в Тифлисе получает много денег для банка наместничества. Верный человек сказал. Очень много денег.
- Ну и что?
Парень даже привстал со стула:
- Не нужны?
- Вы не учитываете всех факторов, - сказал Леонид Борисович.
- Не учитываем? - мрачно переспросил Феликс. - Лады... А они, - он кивнул на окно, - они учитывают?
- Поймите: наша главная задача - организовать отступление. Без паники, но - отступление. Действия же боевых групп в нынешних условиях могут лишь внести дезорганизацию в наши ряды. Поймите: они могут породить у пролетариата иллюзию, что борьбу с царизмом можно успешно вести и так - отдельными наскоками. Да, Ильич так и сказал: организованно отступить - во имя будущего наступления.
- Нет! Нужно нанести сильный удар, чтобы доказать: партия жива! Не уснула! - воскликнул Семен.
- Во-первых, потише, - заставил его сесть Феликс. - Во-вторых, не кипятись. Никитич прав. Да, наши главные задачи, задачи боевиков - учить партийцев и пролетариат методам борьбы во время вооруженного восстания, готовить кадры, технику, запасать оружие. Так мы и говорили на нашей военно-боевой конференции. Но... - теперь он уже обращался к Леониду Борисовичу. - Но конкретная операция - совсем иное дело. Волк сбросил овечью шкуру и разинул пасть. А мы будем ждать, пока он нас слопает? Нет! - рубанул он ладонью. - Цели наши неизменны, а тактику мы всегда умели приспосабливать к обстоятельствам.
Феликс шумно отхлебнул чай, выпил стакан не отрываясь, до дна, снова налил, подул, остужая.
- Что сейчас, да, да, при отступлении, нам особенно нужно? - он поднял широкопалую пятерню. - Пропагандистская литература нужна? Больше, чем прежде. Значит, транспорты из-за границы, - он загнул большой палец. - Новые типографии на местах, - он загнул указательный. - А спасать товарищей из тюрем, с этапов, с каторги? А поездки нелегалов? А помощь местным комитетам? А оружие? Для подготовки нового наступления, о котором говорит Ильич! - Он сжал кулак: - Вот для чего нам нужны деньги. У тебя они есть?
"Да, деньги нужны как никогда, а касса партии пуста..." В душе Леонид Борисович понимал: Феликс прав.
- Рассказывайте, что и как, - после паузы сказал он. - Но учтите: без согласия товарищей я "добро" не дам.
Феликс с видом победителя погладил бороду. Сказал Семену:
- Докладывай, динамитный генерал!