Алые приходилось отодвигать на восток. И если на севере и на юге это передвижение выглядело почти незаметным, то в середине карты они отодвинулись далеко. Черные флажки обступали Ленинград, перебирались через Волхов, вонзались в Великие Луки, Смоленск, Рославль и Новозыбков, в Днепропетровск и Кривой Рог, в Херсон и Николаев, нависали с северо-востока над Одессой.
Иногда Алферову казалось, что дуга алых флажков похожа на тетиву гигантского, выбирающего цель лука. Тетива все натягивалась, и должен был наступить когда-то момент, подходящий для того, чтобы невидимая рука, держащая эту тетиву, отпустила ее...
Этого момента ждали, на него надеялись. В двадцатых числах июля Алферов ехал в переполненном трамвае от Зубовской к Арбату.
- Эти гитлеровские успехи ничего не значат, - доказывал своему соседу пожилой мужчина, потрясая в воздухе свернутой газетой. - Это стратегический ход нашего командования, если хотите знать! Противника заманивают, отступая на заранее подготовленный рубеж. А как Дойдут до старой границы - тут и точка. Так вдарят, что Гитлер аж до Берлина покатится без остановки! Правильно, товарищ военный?
Пожилой мужчина смотрел на Алферова, доверчиво улыбаясь и ожидая немедленного подтверждения своим словам.
- Разобьем, разобьем! - с улыбкой же ответил Алферов, уклоняясь от прямого ответа, и стал проталкиваться к выходу.
Не мог он сказать наивному пассажиру, что укрепления на старой границе демонтированы, что надеяться на мифический "рубеж Сталина", о котором толковали в Москве и в армии, не приходится, что положение гораздо серьезней и опасней, чем представляется многим.
- Восстановили связь с "Гелой" и "Альфой"? - спрашивал генерал.
Приходилось отвечать односложным - нет. Генерал молчал, но это молчание было тягостным. А черные флажки не стояли на месте. Они надвигались, они подступали к самой Москве, и радиоперехваты доставляли изложения речей Гитлера и Геббельса, назначавших сроки падения советской столицы.
К вечеру над городом взмывали на стальных тросах аэростаты воздушного заграждения. По ночам будили отрывистый грохот зениток и разрывы бомб. На предприятиях и в учреждениях, еще остававшихся в Москве, спешно формировались отряды народного ополчения. Ополченцы, одетые в пальто, ватники, полушубки, вооруженные кто винтовками, а кто и дробовиками, казались сошедшими с полотен, написанных во славу бойцов времен Гражданской войны. А год шел не восемнадцатый, год шел сорок первый...
Тогда-то майор Васильев и настоял дать телеграмму "Аргусу" в Брюссель с приказом найти группы Лаубе и Инги Штраух, передать им в случае необходимости новые рации и указать новых радистов.
"Аргус", руководитель филиала фирмы, ведающей строительством "Атлантического вала" и поставками немецкой армии, без труда нашел предлог для поездки в Берлин.
Он встретился с Генрихом Лаубе и Отто Крамером, помог им наладить рацию, но Инги Штраух по указанному адресу не обнаружил.
Квартирная хозяйка сказала, что фрейлейн Штраух выехала и, кажется, в настоящее время покинула Берлин.
В конце ноября "Аргус" сообщил об итогах своей поездки, но тогда же, в ноябре, появился "Француз"...
Алферова разбудили около пяти и сразу вызвали к генералу. Генерал еще не ложился. Он сказал, что стрелок-радист сбитого в районе Ельни бомбардировщика потребовал немедленной встречи с кем-нибудь из руководителей советской разведки.
- Товарищ генерал, он назвал фамилию? - спросил Алферов.
- Назвал. Генерал взял листок бумаги, приблизил к глазам - Гизеке. Густав Гизеке... Твой?
- Мой, товарищ генерал! - сказал Алферов. - Мой! Радист "Альфы"! Но как же...
- Бери машину - и немедленно в Ельню, - приказал генерал. - Узнаешь, что и как, - доложишь.
Под Ельней в разведотделе штаба фронта Алферов не стал дожидаться, пока приведут Гизеке, сам пошел в сопровождении фронтового начальства к землянке, где держали под охраной странного немца.
Часовой, немолодой боец из комендантской роты, растерянно вытаращил глаза на столь большое скопление чинов.
Гизеке встал с жердевых нар, вытянул руки по швам. В полумраке землянки он не сразу узнал Алферова. А может, не узнал потому, что никогда не видел в офицерской
форме, в полушубке и меховой шапке, перекрещу ремнями полевого снаряжения.
- Густав! - растроганно и счастливо сказал Алферов.
- Товарищ Петров! - вырвалось у Густава.
Часовой с удивлением глядел на странного капитана, весело разговаривающего с фрицем, которого сбили второго дня и только из жалости не шлепнули на месте.
Оставшись наедине с Гизеке, капитан Алферов услышал невеселую повесть о своем разведчике, внезапно призванном в армию. Гизеке не знал, как установить связь с "Альфой", не рискнул остаться в Берлине и явился на призывный пункт. Он намеревался дезертировать при первом же удобном случае, но не воевать против Советского Союза. Впрочем, сначала он попал в резервный полк во Францию, только оттуда - в Грецию, и уже к Греции - на Восточный фронт.
Гизеке понимал, что не должен вызывать никаких подозрений, и тянулся изо всех сил.
Он казался примерным службистом, и известный ас Франц Миллер, у которого погиб стрелок-радист, сам попросил назначить Гизеке в его экипаж. Теперь оставалось улучить момент. И после одного из воздушных налетов на железнодорожные узлы, когда полк Миллера уже возвращался с задания, Гизеке воспользовался атакой советских истребителей. Заметив, что один из "ястребков" ведет огонь по самолету, Гизеке застрелил Миллера и Гуртмана а сам выбросился из потерявшего управление бомбардировщика с парашютом...
Остальное наверное, рассказали, товарищи!
- Все я со своими разделался?
Но Алферов уже во время рассказа Гизеке поймал себя на заманчивой мысли..
Связаться с генералом было просто.
- Действуй! - сказал генерал.
И через день Густав Гизеке, он же "Француз", вместе с Алферовым стоял в окопчике боевого охранения на одном из участков Западного фронта. Сюда же двое бойцов притащили пулемет. Ночь выпала стылая, темная, ветреная.
- Ну-сказал Алферов. - До свиданья. До победы, Густав!
Они снова обнялись, и Гизеке выбрался на бруствер и пополз, волоча за собой пулемет.
До немецких позиций было метров шестьсот. Алферов выждал пять минут, потом выстрелил из ракетницы.
Тогда заговорили винтовки и пулеметы, заухали минометы, ударила полковая артиллерия.
Огонь велся расчетливо: так, чтобы опоясать полосу, по которой полз Гизеке, но не задеть его самого.
Гитлеровцы ответили немедленно. Их ответный огонь страшил Алферова: шальная пуля или дурацкий осколок могли свести на нет весь замысел.
Три недели прошли в напряженном, терпеливом ожидании.
А в самый канун нового, сорок второго года, точно в назначенное время на знакомой волне раздались почти забытые и такие дорогие позывные "Р-35"!
- Я говорил, что с телеграммой в Брюссель поторопились, пошли на ненужный риск! - сказал тогда Алферов майору Васильеву.
- Кто же знал, что так повернется? - возразил Васильев. - Задним умом, брат, мы все крепки! А не попади твой "Француз* на Восточный фронт, не сумей связаться с нами, не перейди линии фронта - что тогда?
- Тогда следовало бы еще что-то выдумать, но не телеграмму посылать! - сказал Алферов. - Мало ли что...
- У страха глаза велики! - рассердился Васильев. А страхи Алферова были ненапрасными.
Несколько последних телеграмм "Аргуса" вызвали недоумение: в них проскользнули сведения, не совпадающие со сведениями других групп.
Само по себе это еще ни о чем не говорило. Данные, полученные из разных источников, конечно, могли не со впасть. Но потом неточности стали очевидны.
В середине января эта печальная догадка подтвердилась: из Парижа сообщили, что группа "Аргуса" захвачена во время сеанса с Москвой, шифровальщица, радист и еще два офицера арестованы, а сам "Аргус" избежал аре ста только благодаря чистой случайности и успел преду предать своих, появившись во Франции инкогнито.
- Все правильно, - сквозь зубы заметил Васильев. - Господа из абвера пытались начать с нами радиоигру. Отлично, сделаем вид, что верим им.
- Они получили ключ к нашему коду, - сказал Алферов. - Ты понимаешь, что это значит?
- Да, конечно. Прочитают все ранее перехваченные телеграммы. Но господам фашистам придется попотеть! Телеграмм-то более чем достаточно!
- А про телеграмму от восемнадцатого октября ты забыл?
- Нет, не забыл. Но она одна из многих. Пока еще до нее доберутся!
Боюсь, что до нее доберутся довольно скоро.
Пессимист. Раньше мы войдем в Берлин. Теперь после удара под Москвой, немецкая армия не оправится А летом мы сами начнем...
Алферов отмалчивался.
Все корреспонденты сообщали о переброске на фронт новых частей гитлеровской армии, о разработке в Генеральном штабе вермахта планов нового мощного наступления.
Телеграммы Центра, посылаемые "Альфе", содержали требования возможно быстрее и точнее установить, на какое время, какими силами и на каком направлении намечают в оберкоммандовермахт осуществление новых операций.
И к маю сорок второго года план весенне-летней кампании фашистской армии, созданный в тайная тайных Генерального штаба Гитлера, в основных чертах стал абсолютно ясен.
В телеграммах "Альфы" перечислялись не только пехотные, танковые и авиационные дивизии, сосредоточенные для броска к Волге и захвата Кавказа, но и фамилии немецких военачальников, которым поручалось проведение операций, и предполагаемые места размещения гитлеровской ставки и других важнейших штабов немецкой армии.