Тарковские находились в близком родстве с семьей Тобилевичей. Три брата и сестра Тобилевичи (их сценические псевдонимы - Садовский, Саксаганский, Карпенко-Карый и Садовская-Барилотти) стали основателями украинского национального театра. Сестра Александра Карловича, Надежда, вышла замуж за Ивана Тобилевича, будущего драматурга и актера Ивана Карпенко-Карого. Его внуки, Андрей и Назар, были сверстниками мальчиков Вали и Аси Тарковских.
"Дорогой Зоря!
Твое письмо для меня драгоценный подарок. В старости каждое напоминание о детстве, чем дальше, тем дороже. Я всегда любил лето, Соколовские хутора особенно. Тобилевичи - одно из самых моих любимых имен, любимых и почитаемых. Когда мой дед и бабка умерли от холеры (1872), Иван Карпович взял к себе моего отца (брата жены Тобилевича Надежды Карловны. - М. Т.) и растил его до тюрем и ссылки (по народовольческому делу). Затем - твой отец - Юрий Иванович (сын Тобилевичей. - М. Т.) - был очень любим у нас в семье и мною в том числе; когда он приезжал в Елисаветград, он останавливался у нас, у нас и болел в конце своей жизни. На Соколовских хуторах он принимал по своей доброте участие в наших индейских играх".
Арсений Тарковский.
Из письма Назару Юрьевичу Тобилевичу.
10.02.1981 г.
Дом Гусевых. Соколовские хутора под Елисаветградом
* * *
"Мама воспитывала нас по немецкому руководству Фребеля, по которому требовалось до пяти лет водить мальчиков в девочкиных платьях…
Мой любимый дядя Володя, офицер с упоительной шашкой на боку. Ах, мне бы только прикоснуться к ней, мне бы только подышать холодным запахом стали, мужества и войны! "Я не дам тебе своей шашки, - сказал дядя. - Ты не мальчик, ты девочка". Конечно, во всем виновато это несчастное платье!..
"Что же мне делать?" - отчаянно спросил я. "Когда тебе будут мерить очередное платье, ты налейся, раздайся в плечах, оно расползется по швам и его перешьют в штанишки". Так и случилось. И, надев костюм, я вдруг ощутил какую-то новую взрослость. Она и сейчас во мне, где-то там, в глубине, под другими слоями, но я чувствую ее радостное пока не-бремя. Может быть, действительно в некоторых обстоятельствах достаточно распрямить плечи, чтобы лопнуло мешающее тебе "платье"?"
Маленький Асик рос вместе со старшим братом Валерием - Валей, Валюсей, как его называли в семье, сестра Леонилла была намного старше мальчиков.
Довольно далеко от центра города, на берегу реки Камышеватой Сугаклеи, располагался Городской сад, который по старой привычке горожане еще долго называли Казенным. До 1915 года там рос столетний дуб-великан, под которым, согласно преданию, князь Потемкин-Таврический устраивал военные советы. В саду были и старинные пушки, на которых любили сидеть Валя и Асик. (В настоящее время пушки перенесены и установлены у въезда в крепость.)
Пушки, которые стояли в Казенном саду
"Еще в ушах стоит и гром и звон…"
Еще в ушах стоит и гром и звон:
У, как трезвонил вагоновожатый!Туда ходил трамвай, и там была
Неспешная и мелкая река -
Вся в камыше и ряске.
Я и Валя
Сидим верхом на пушках у ворот
В Казенный сад, где двухсотлетний дуб,
Мороженщики, будка с лимонадом
И в синей раковине музыканты.Июнь сияет над Казенным садом.
Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта
Свистит, но слышно, как из-под подушки:
В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты
И в четверть сна, в одну восьмую жизни.Мы оба
(в летних шляпах на резинке,
В сандалиях, в матросках с якорями)
Еще не знаем, кто из нас в живых
Останется, кого из нас убьют,
О судьбах наших нет еще и речи,
Нас дома ждет парное молоко,
И бабочки садятся нам на плечи,
И ласточки летают высоко.1976
Память о детстве и любовь к близким согревала Тарковского всю его жизнь. В конце сороковых и в пятидесятых годах воспоминания о детстве выльются в книгу рассказов "Константинополь".
Константинополь
За утренним чаем мой отец отложил в сторону газету и сказал:
- Если обстоятельства будут благоприятны, мы поедем в Константинополь.
Я спросил:
- Что такое обстоятельства?
Мне объяснили, но я объяснений не понял.
С этого дня к вечерним молитвам, предписанным правилами моего поведения, я добровольно прибавил еще одну:
- Господи, сделай так, чтобы были обстоятельства благоприятные.
Потом я спросил, что такое Константинополь.
- А почему ты спрашиваешь?
Я не напомнил отцу, что он сам только что говорил о Константинополе: лишними словами я боялся спугнуть возможность путешествия, - и ответил, что спрашиваю просто так.
Отец сказал, что Константинополь - столица Турции, достал с полки один из томов "Истории Франции" Мишле и показал мне, где нужно смотреть.
Картинки Дорэ из "Истории Франции"!
Крестоносцы в Константинополе. Золотой Рог. Битвы на мечах и ятаганах. Луна в первой четверти над дворцами султанов. Всадники на конях, встающих на дыбы. Паруса у набережных.
Я рассматривал эти картинки в течение восьми лет, когда болел свинкой, скарлатиной, коклюшем, корью, круппом и гриппом, и когда был здоров и мне надо было учить уроки, и когда я почему-нибудь плакал и меня хотели утешить.
* * *
Однажды к нам на кухню пришла соседская кухарка и сказала:
- Царство Божие внутри нас.
- Как так - внутри нас? Может быть, есть и внутри, но то - не настоящее. Настоящее царство Божие - Константинополь.
У нас жил Александрик беглый монах, вывезенный отцом из своей сибирской ссылки. Однажды Александрик уехал в Иерусалим, а потом возвратился оттуда. Он держал путь через Константинополь, который называл Цареградом. Ну конечно - Царе-град, всем городам царь! По словам Александрика выходило так, что в цареградскую Святую Софию войти ему не позволили мусульмане.
- А вы попросили бы турок, - говорил я Александрии, - они прогнали бы мусульман, и вы попали бы в Святую Софию. Константинополь ведь их столица!
Он говорил мне, что если бы в Софии была церковь, а не мечеть, то и там пахло бы, как у нас в соборе. Так вот чем пахла турецкая столица.
Все, что Александрик рассказывал о своем путешествии, смешалось в моем воображении; свойства других городов и людей, о которых он любил вспоминать, я постепенно одно за другим придал Константинополю и его жителям.
* * *
Несколько лет спустя кто-то из домашних некстати повторил когдатошние слова отца:
- Если обстоятельства будут благоприятны, мы поедем в Константинополь.
- При чем тут Константинополь?
- Это поговорка.
- Такой поговорки нет, - сказал я.
- Много ты знаешь, это наша семейная поговорка. Твой дед всю жизнь собирался в Константинополь, да так и не собрался. С тех пор у нас в семье, когда кто-нибудь замечтается о невозможном, говорят: если обстоятельства будут благоприятны…
У меня кровь отхлынула от сердца: так вот оно что!
* * *
Мне обстоятельства не благоприятствовали. Может быть, туда и ходят пароходы, но никогда ни на один из них я не достану билета и столицы Турции, Константинополя, не увижу.
О, Константинополь!
Шатры Золотого Рога!
Корабли морских разбойников!
Дома с турецким ситцем в окнах!
Олегов щит на городских воротах!
Нуга!
Орехи на меду!
Липкие сласти в корзинах разносчиков!
Турки и турчанки, турчата в фесках и туфлях с помпонами, ангелы Цареграда!
Верблюды!
Ослики!
Карлик Мук!
Турецкие чудеса!
И даже ты, турецкая гимназия!
Я молился:
- Отче наш, хлеб наш насущный, спаси и помилуй турок и город Константинополь!