- Твоя, - противно улыбнулся Рахимов. - В архиве просмотрели дела всех белогвардейцев, бывших примерно одного с тобой года рождения… Их не так уж много осталось, и… опля! Там нашёлся человек, очень похожий на тебя. Тогда НКВД связалось с теми, кто знал Малова лично, то есть со мной.
- Но я-то не Малов, - продолжал твердить Антон.
- Когда ты справил себе липовые документы, то допустил одну грубую ошибку, - сказал Рахимов, будто не слыша. - Антону Мартынову, которого ты выдумал, следовало родиться подальше от Верхнеудинска. Лучше всего - на другом краю страны. Где-нибудь в Архангельске, например. Тогда тебя стали бы проверять по другой картотеке и ничего бы не нашли. Но ты ведь хотел, чтобы всё было правдоподобно! Ты ведь боялся, что тебя станут расспрашивать о краях, где ты родился, а ты начнёшь говорить ерунду. И тогда ты предпочёл заново "родиться" в том же районе, где находится Верхнеудинск. Очень зря!
Антону показалось, что табурет под ним закачался. Мартынову стало не по себе и, собрав волю в кулак, он с улыбкой произнёс:
- Неужели?
- Именно так, - кивнул Рахимов.
На мгновение наступила тишина, затем Мартынов громко натянуто рассмеялся.
- Простите, товарищ Рахимов, - сказал он, продолжая смеяться. - Вы несёте такую чушь, что смех разбирает.
- Что ж, смейся, если мои слова тебя забавляют, - проговорил тот, разведя руки. - Я буду смеяться чуть позже, когда буду лицезреть тебя на скамье подсудимых.
- Вы действительно уверены в этом? Вы действительно убеждены, что меня есть за что судить?
- Найдётся за что, господин Малов, не сомневайся. Хотя бы за пожар на заводе… Следствие докажет, что ты один из тех врагов, кто приложил к этому руку.
- Но пожар случился год назад по техническим причинам? - изумился Мартынов.
- Может быть… Но уверяю тебя, что следствие будет возобновлено "по вновь открывшимся обстоятельствам", и оно найдёт другую причину, поверь мне на слово.
Антон закрыл глаза. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не закричать в бессильной ярости и не придушить мерзавца, сидящего перед ним за столом.
Рахимов смотрел в его исказившееся лицо и, злорадствуя, улыбался.
Антон открыл глаза и отсутствующим взглядом посмотрел на Рахимова. Он понял, что угодил в крепкие сети, из которых едва ли возможно выбраться.
- Меня теперь не отпустят? - спросил он тихо.
- Нет, наверное… Ты не заслужил такой милости, - холодно ответил Рахимов.
- Понятно. Видимо, тот, с кем вы меня перепутали, доставил вам много неприятностей в прошлой жизни, и вы теперь намерены отыграться за это на мне?
Рахимов вытаращил глаза.
- Что-о-о? Ты меня принимаешь за идиота? - он уже терял терпение. - Ты упорно защищаешься, похвально, но…
Нависла гнетущая тишина. Мартынов мгновенно оценил обстановку. Вляпался - хуже некуда. Приговор "врагу народа" будет суров и в лучшем случае он проведёт остаток жизни в далёком таёжном лагере, а в худшем… Он испугался даже от мысли об этом.
2
Оказавшись в одиночной камере, Антон пал духом. На него накатила такая тоска, что из глаз брызнули слёзы.
"Вот как бывает, - думал он в отчаянии, - шёл за партбилетом, а попал в тюрьму. И жена ничего не знает. Ушёл на работу и пропал без вести…"
Вытерев рукавом слёзы, Антон задумался о своём незавидном положении. То, что случилось с ним сегодня, не поддавалось никакому объяснению. Откуда-то появилась эта гнида Рахимов и узнала его. И что теперь делать? Как выпутаться из сложившейся ситуации?
Кузьма Малов (а это был действительно он) так привык к новым имени и фамилии, что был ошеломлён, когда Рахимов, в прошлом известный как Азат Мавлюдов, назвал его по-старому. Кузьма даже не узнал Азата, бывшего врага и завистника. И надо же такому случиться - и судьба столкнула их лбами далеко от Верхнеудинска. Теперь Мавлюдов отомстит ему сполна!
Кузьма приехал с Алсу в Петроград сразу, как распрощался с Бурматовым в Харбине. С тех пор прошло уже двадцать лет. Казалось бы, все страхи и опасения позади, но прошлое настигло его здесь и придавило крепко-крепко.
Слеза навернулась на глаза Кузьмы, когда он стал вспоминать свою спокойную и счастливую жизнь. В Петрограде он устроился на Путиловский завод кузнецом, а Алсу пошла работать в железнодорожные кассы кассиром. Жили они по новым документам: Кузьма стал Антоном Мартыновым, а Алсу - Зоей Мартыновой. Они плавно влились в жизнь петроградцев и получили большую комнату в коммунальной квартире…
Кузьма улёгся на кровать, которая жалобно заскрипела под тяжестью его тела, и закрыл глаза. Он попытался сосредоточиться и обдумать дальнейшее поведение в этой безвыходной ситуации.
"Что мне может предъявить этот ублюдок Мавлюдов? - думал он, перебирая в голове разговор с Азатом. - Он так и называет себя "товарищем Рахимовым", хотя двадцать лет минуло после революции и Гражданской войны. Видимо, и карьера у него удалась. Вон каких высот достиг подлец и проходимец!.."
Кузьма повернулся лицом к стене, его одолевали горькие мысли.
"Так в чём меня собирается обвинить этот мерзавец? - думал он. - Я не троцкист и не испытываю никакой вражды к советскому народу. Ах, да, он говорил что-то о пожаре, который случился на заводе год назад. Тогда было проведено следствие и было установлено, что возгорание произошло из-за неисправной проводки. Но при чём здесь я? Почему он сыпал грязные намёки в мою сторону? Уж не собирается ли этот негодяй упрятать меня в лагерь за вредительство? Но тогда, если он подведёт меня под суд, меня могут приговорить к исключительной мере наказания, к "вышке"?"
Дрожь пробежала по телу Кузьмы, но усилием воли он подавил в себе панику. Перевернувшись на другой бок, он попытался вспомнить тот роковой день и поискать себе алиби, способное сокрушить обвинения негодяя.
Как обычно он пришёл на работу в кузницу. Пока готовил инструмент, настраивал к работе горн, ни о чём особенном не думал.
Затем привычная кропотливая работа поглотила его целиком. Она требовала внимания и искусства, и Кузьма любил её. Грохоча молотом по наковальне, он не слышал гудения заводской сирены. Эта "музыка" сопровождала его изо дня в день и стала составной частью рабочего процесса. Он работал точно и быстро. Руки были искусны, инструмент проверен и удобен. И вдруг, как только выкованная деталь упала в бочку с водой, Кузьма отошёл от наковальни и прислушался.
Услышав надрывное гудение, он поспешил к выходу. Первое, что он увидел, было искажённое ужасом лицо помощника, который закричал:
- Беги, Антон, цех горит!
На улице он увидел объятый дымом и пламенем цех и метавшихся рядом с ним людей. А ещё…
"Жена! - обожгла мозг страшная мысль. - Если Мавлюдов заявится в мою квартиру, она… Она лишится сознания, увидев его. И это будет крах, мне уже не удастся выкрутиться и ничто не спасёт меня…"