- Сколько бутылок джина дашь мне за собак? - заговорил он, наконец, выпустив дым и ноздрями и дырой в щеке. - Мои собаки жирные, хочешь ешь, хочешь запрягай в нарту.
- Джина у нас нет.
Индеец снова помолчал, затягиваясь и выпуская дым теперь уже в три отверстия: через ноздри, дыру в щеке и через одногубый рот.
- Сколько долларов дашь за собак?
- И долларов у нас нет.
- Чем же заплатишь за собак?
Македон Иванович посмотрел вопросительно на Андрея. Тот наклонил успокаивающе голову.
- Мы заплатим тебе золотым песком, - сказал он индейцу. - Вот твоя рукавица. Полная рукавица золотого песка за собак и нарту. Хорошо?
Индеец сердито затряс головой.
- Плохо! Я пойду менять золотой песок на джин, белые люди спросят: "Где взял? Покажи это место!" Что я скажу? Ничего не скажу. Белые будут бить меня собачьей плетью.
- Бить собачьей плетью мистера Джона? - невесело улыбнулся Андрей.
- Тогда белые скажут не "мистер Джон", они скажут "грязная краснокожая собака" и будут бить плетью или палкой, - со спокойной ненавистью ответил индеец. - Не хочу золотой песок. Давай джин.
- Кабацкого забулдыгу из парня сделали! - мрачно и сердито сказал капитан. - Что же делать, Андрей Федорович? Не воровать же у бедняги собак? - Он жалобно посмотрел на Андрея. - Придется дать. А я ее, голубушку, на последний случай берег, обморозится кто из нас или захворает.
Капитан вытащил из мешка большую деревянную баклагу, откупорил и жадно понюхал.
- Эх, буль-буль, моя баклажка! - грустно сказал он, протягивая баклагу индейцу. - Бери, пока у меня рука не дрогнула. Это русская ерошка. Покрепче паршивого джина будет.
Индеец хлебнул, закашлялся и вытаращил глаза.
- Как огонь!.. Бери собак! Когда поедешь?
- Сейчас поедем, - поднялся капитан и указал на копченый олений окорок, висевший под потолком бараборы. - А это будет твой подарок нам.
- Бери! - ответил с готовностью Пышно Разодетый и бросил к ногам капитана кусок копченой оленьей грудинки. - И это бери!
- И рыбы на корм собакам давай!
- Рыбы тоже дам. Пойдем к собакам.
Индеец первый вышел из бараборы и вдруг испуганно попятился. Где-то близко хлестнул ружейный выстрел, звонким раскатом пролетев по лесу.
- Собак бьют! Ваших собак бьют! - закричал Пышно Разодетый, обеими руками прижимая к груди баклагу. - Я продал собак. Ерошку не отдам!
Откинув стоявшего на дороге индейца, Андрей и капитан побежали на выстрелы. На краю овражка остановились. Индеец был прав. Один из псов уже дергал лапами в предсмертной судороге. Хлестнул второй выстрел, и вторая собака ткнулась в снег пробитой головой. Собаки рычали и выли от страха, рвались с привязей, грызли толстые ремни Но пули укладывали их одну за другой. А когда упала последняя собака, пуля ударила в толстую сосну, за которой стояли Андрей и капитан, осыпав их снегом с перебитой ветви.
- Откуда они, подлецы, стреляют? - выгребая ошеломленно снег из-за ворота, спросил капитан.
- С сайбы стреляют! - указал Андрей на охотничий амбарчик индейца, поднятый высоко над землей. Между бревнышками саибы торчали два ружейных ствола. - Они как в крепостцу засели! Нам их пулей не достать.
- Догнали, значит! - бурно вздохнул Македон Иванович. - И поделом нам! Полдня топтались здесь, как овцы на толоке! Бежать надо. Больше ничего придумать не могу!
- Снег глубокий. Увязнем и перебьют, как куропаток, - ответил Андрей,
- У бараборы я две пары лыж видел. Попробуем?
- Что ж, попробуем!
Они побежали, согнувшись, перебегая от дерева к дереву. Вдогонку им помчались пули. К бараборе подбежали задыхаясь, с глазами, залитыми потом. К стене лачуги были прислонены две пары лыж. Встали на них и с места погнали что было сил. Надо было положить между собой и преследователями как можно больше верст. Но они понимали, что дело их почти безнадежно. Преследователи без труда достанут на полицейском посту собак и сегодня же нагонят их. Пусть нагоняют! Тогда они лягут на снег, плечо к плечу, локоть к локтю и будут драться до последнего патрона. Живыми врагам их не взять!.. Андрей на бегу пощупал ладанку на груди. Выбросить, закопать в снег? Нет, это только в последний момент!.. Не убавляя ходу, они вылетели на берег Юкона и остановились, вытирая пот с лиц снятыми шапками. От их голов столбом поднимался пар.
Внизу, прямо под ними, стояли три избы полицейского поста. К одной из них прижалась маленькая бревенчатая церквушка. Раньше они ее не заметили, да и сейчас разглядели ее потому, что церквушка вызванивала хоть и жиденько, но весело в один колокол. У дверей ее стояла нарядная упряжка: в легковую узкую нарту, увешанную цветными лентами и лисьими хвостами, были впряжены десять великолепных широкогрудных псов. На алыках их тоже висели ленты и множество маленьких колокольчиков. Невдалеке от упряжки горел длинный индейский костер и грелся погонщик, по одежде судя, индеец.
Македон Иванович завистливо вздохнул:
- Свадьба!
- А может быть, крестины? - чуть улыбнувшись, ответил Андрей, поглядел на капитана и встретил его озорной, смеющийся глаз.
Минуту они глядели друг на друга, оба чему-то улыбаясь. И вдруг, не сказав ни слова, откинулись всем корпусом назад, расставили ноги и понеслись вниз, к посту. Засвистел ветер в ушах, и на душе Андрея стало жутко и весело, как бывало в детстве, на качелях. Затормозив около церкви с полного хода, выбросив из-под лыж веера снега, капитан и Андрей упали на нарту. Погонщик индеец вцепился в задок нарты и закричал. Македон Иванович ударил его по голове копченым окороком, подарком Пышно Разодетого. Погонщик разжал руки, упал и завопил еще громче. Андрей взмахнул лежавшей на нарте плетью:
- Кей-кей-кей!
Собаки рванулись и понеслись. Затрепетали, развеваясь, ленты и лисьи хвосты, колокольчики на алыках залились суматошной трелью. На вопль погонщика и звон собачьих колокольчиков из церкви выбежал высокий мужчина с пышными бакенбардами. Под его распахнувшейся волчьей дохой алел мундир конной королевской полиции. Полисмен выдернул из кобуры огромный револьвер, тщательно прицелился и выстрелил. Пуля, не догнав упряжку, взбросила фонтанчик снега сзади нарты. Полицейский выстрелил второй раз. Пуля взрыла снег впереди собак. Третий раз ему стрелять не пришлось. Нарта скатилась на лед Юкона и закрылась береговыми холмами.
- Как архиереев провожают! - захохотал вдруг сипло и все же оглушительно Македон Иванович. - С колокольным звоном!
Вдогонку бешеной упряжке летела веселая болтовня жиденького церковного колокола,
Остановились в темноте, когда проклюнулись уже на небе звезды. Македон Иванович первым делом снял с нарты и алыков ленты и лисьи хвосты и положил их на видном месте, придавив камнем.
- Нам чужого не нужно! - Он оборвал и колокольчики с алыков. - И эти голосистые ябеды нам не нужны. Не царские фельдъегери, чтоб с колокольчиками ездить…
Потом осмотрели нарту. Искали провиант, но в двух лубочных коробках и в двух индейских корзинах-ишкатах, лежавших в нарте, нашли женские платья, шляпки, обувь и белье.
- Мать честная, мы же невестино приданое уволокли! - почесал затылок Македон Иванович. - Оказывается, моя правда, а не ваша, ангелуша, в церкви не крестины, а венчание было.
- Теперь и я вижу, что свадьба, - улыбнулся Андрей. - Жених послал нам вдогонку два приглашения вернуться и повеселиться на его свадьбе.
Невестино приданое Македон Иванович тоже сложил под камень Андрей в это время продолжал искать в нарте еду, но нашел лишь пяток шоколадных плиток с рельефным портретом королевы Виктории на них.
- А где же олений окорок? - начал оглядываться Андрей.
- Я его… тово! Употребил как холодное оружие и оставил на поле брани, - смущенно пошутил капитан.
- Значит, мы опять без провианта?
- Около того. Небольшой кусок грудинки и шоколад. При величайшей экономии на неделю хватит.
Андрей невесело усмехнулся. Он знал эту "величайшую экономию". Это значит - при постоянном голоде.
- И собак кормить нечем, - добавил хмуро капитан.
- Собак будем кормить собаками, - ответил Андрей. - Застрелим Царя и вожака полицейской упряжки. Молчан и без того его загрызет, не потерпит другой собаки впереди упряжки.
- За Царя я заступлюсь, - сказал серьезно Македон Иванович. - Он преданность оказал. Весь горный поход с нами отломал! Застрелим двух полицейских псов.
- Наделает Царь нам хлопот, вот увидите. На первой же стоянке всех собак перессорит, свалку устроит. Ладно, пусть живет, - недовольно махнул рукой Андрей.
- Царь, иди благодари! - смеясь крикнул капитан. - Жизнь тебе оставили. Царь!.. Где же он?
Они оба оглянулись, отыскивая Царя, и оба одновременно увидели его Подлая собака подкралась к костру воровать съестное. Ищущий нос ее уткнулся в ранец с патронами. От ранца пахло салом. Македон Иванович перед походом жирно просалил патроны, чтобы они не ржавели и не индевели. Вцепившись зубами в ремень, волоча ранец по снегу, Царь убегал от костра.
Андрей схватил штуцер и выстрелил. Слышно было, как Царь взвизгнул от страха и наддал ходу. Вслед за Андреем выстрелил и Македон Иванович и тоже промахнулся. Андрей выпустил вслед собаке всю обойму, но это были бесполезные и даже опасные для самого стрелка выстрелы. Царь скрылся в темноте от выстрела капитана, а расстрелянная Андреем обойма была их последними ружейными патронами. Все остальные заряды были в ранце, утащенном Царем. Заряженным остался только Андреев револьвер, маленький слабосильный Ляфоше.
Андрей зло швырнул штуцер:
- Не суждено мне стать цареубийцей! Поймать бы мне его, руками задушу!