- Ан нет! Корыстовали прибылыцики-компанейщики, а не простые русские люди. - Капитан подбежал к конторке и яростно защелкал на счетах - Им, колониальному нашему начальству, вот что надо было! Пощелкивали костяшками да в гроссбуха барыши выводили. Бежали рысью за корыстью! А мужички русские пухли с голоду, цингой маялись, в океанских бурях тонули и в буранах замерзали ради другой корысти. Ради славы России, для славы святого ее имени! Мечтали они заселить и укрепить Аляску русским корнем. Обрастай русским народом, американская земля!.. Я вот даже сверчком обзавелся на доброе бытование. Из Сибири мне его через море привезли. А теперь… Какие уж теперь сверчки, - поникла седая, по-солдатски стриженная голова.
Македон Иванович вытащил платок с изображением сражения и вытер внезапно заслезившийся глаз Затем подошел к висевшим на стене под стеклом "Указаниям редутам".
- Извольте вот взглянуть, какие нам указания были даны. Самим Александром Андреевичем Барановым сии "Указания" составлены.
И голосом крепким, проникновенным, он прочитал, как молитву;
"Утвердясь крепко и навечно на американских берегах Великого океана, сделать тем Россию океанической всемирной державой. Мы освоители нового отечества. Дорожите славным именем Русским".
Македон Иванович вытащил снова платок и высморкался сердито.
- Вот тебе и держава океаническая! Вот тебе и новое отечество! Хотелося лося, да не удалося! Тошнит меня от петербургской подлости и скудоумия! Им, попугаям да стервятникам петербургским, Родиной торговать не в диковинку, а нам это не лапоть на лапоть иль сапог па сапог менять! Родину с кровью от сердца отрывают!
- Эх, взять бы дубину да размахнуться бы! - крикнул Андрей зазвеневшим голосом. От яростного его замаха книга вырвалась из пальцев и отлетела далеко в сторону. Андрей отвернулся и уткнулся лбом в полки.
Македон Иванович поднял книгу, аккуратно положил ее на стол.
- Главный управитель князь Максутов, знаете, чем сейчас занимается в замке своем на Кекур-Камне? - сказал от стола капитан. - Пишет списки, кто хочет в Россию поехать, а кто, может быть, и остаться захочет и американское подданство принять. Таким американцы бесплатно две десятины земли дают. И мне такой запрос прислан.
- И что же вы решили? - быстро обернулся Андрей.
Капитан сунул ладони под мышки и опустил голову. У него была привычка в минуты трудных раздумий совать ладони под мышки.
- Дерево вверх корнями не растет! - решительно поднял голову и выдернул руку капитан. - Я шомпол старого закала и российскому имени не изменю!.. А вы, человек просвещенный и в демократических кружках вращавшийся, как вы в сей последний час решаете?
- Решаю так же, как и вы! - воскликнул Андрей.
- Значит, по рукам? - протянул руку Македон Иванович.
- По рукам! - крепко ударил Андрей ладонью по его ладони.
- Значит, опять вместе будем? - схватив руку Андрея обеими руками и тряся ее, обрадованно загремел Македон Иванович. - На Амур подадимся! Там просторно! Там квартальных и жандармов нет еще. Зверовать там будем!..
Македона Ивановича прервал стук в окно.
АПОСТОЛ С БАЛАЛАЙКОЙ
Стучали в волоковое окно без рамы и стекол, закрывавшиеся наглухо деревянной задвижкой - волоком. Оно было прорублено в стене, выходившей за палисад. В дни большого скопления приехавших с пушниной индейцев на двор редута не пускали, а расторжку с ними вели через это окно.
- Кого бог принес? - крикнул капитан, подойдя к окну, но не открывая волока.
- Хвала господу Иисусу и пресвятым угодникам! - пропел за окном детский дискант.
- Отец Нарцисс пожаловал, - сказал капитан и, открыв волок, крикнул: - Иди к воротам, отец, отопру!
Македон Иванович вышел. Вскоре послышался скрип редутных ворот и повизгивание усталых ездовых собак. Затем загремело что-то в сенях, отворилась дверь, и в избу влетел тяжелый объемистый мешок, за ним второй такой же, а за мешками, прогибая половицы, поступью Каменного Гостя, вошел иеромонах Нарцисс, наезжий поп, как звали на Аляске миссионеров. Был поп огромен ростом, широк до жути в плечах, могуч в груди и тяжек на поступь, как высеченный из желтого камня языческий идол. В жилах отца Нарцисса текла медленная густая кровь эскимосов. Покарябанное оспой, желто-дубленое лицо его было плоско, как тарелка, и ничто не выражалось на этом лице, словно иеромонах не знал никаких страстей: ни горя, ни радости, ни гнева, ни любви. Но черные, как уголь, глаза его в узких азиатских щелках были по-детски невинны, ясны и добры. За широкий кожаный пояс свой иеромонах заткнул, как нож или топор, огромный медный наперсный крест, чтобы не мешал в пути управляться собаками, а в руках он бережно держал маленькую, изящно сделанную балалайку.
Вошедший вслед за монахом Македон Иванович подошел к нему, сложив руки лодочкой, под благословение. Отец Нарцисс вытащил из-за пояса и одел на грудь крест и тогда только прривычно замахал волосатыми ручищами. А благословив, ткнул руку в губы капитану. Македон Иванович благоговейно приложился к ней.
- А ты, атей , без божьего благословения живешь? - с добродушным осуждением посмотрел монах на Андрея. Тот молча улыбнулся.
Скинув теплый ватный подрясник, отец Нарцисс бесцеремонно затопал к столу. Придвинув скамью, пошатал ее, испытывая прочность, и сел, тяжелый, широкий, неподвижный.
- Угощай, Македон, зело бо взалкал на стезе моей.
- А откуда и куда, отче, тропу ведешь? - спросил капитан, придвигая к монаху доску с жареной олениной и штоф с ерошкой.
- С Хорошей Погоды теку. Бегал проведать тамошних индианов-новокрещенов, как они, мои овечки, без пастыря пасутся.
- Путина добрая! - сказал уважительно Македон Иванович. - Верст триста отмахал! И дивно мне, как тамошние овечки до сей поры пастыря своего не прирезали.
- Все бога для. А от тебя в Икогмют, в миссию побегу.
Андрей знал, что до Икогмютской православной миссии в устьях Юкона еще добрых верст восемьсот будет. И он вообразил, как именно побежит монах, погоняя собак, грохоча среди безмолвия пустынь пудовыми яловыми сапогами с широчайшими, в ведро, рыжими голенищами. Развевая полы подрясника и космы прямых и жестких эскимосских волос, будет он бежать, задыхаясь от ледяного ветра по необъятным равнинам, под холодной луной, и длинная тень огромного монаха заскользит по снегам. И так всю жизнь, в трудных походах, в лишениях, в голоде, в смертельных опасностях. Только религиозные фанатики, вроде попа Нарцисса, способны месяцами бродить по тундрам, горам, лесам, ночевать под сугробами, тонуть на порогах, сушиться на ветру и крестить индейцев, алеутов, жечь их идолов, расторгать браки многоженцев, оставляя им одну жену, и ждать за это мучительной смерти под дикарскими топорами и копьями. Они ставили на своих тропах кресты из бревен или вбивали их на приморских скалах, и кресты эти были маяками для русских моряков или метой для зверобоев и купцов, идущих по следам наезжих попов. На полях евангелий и псалтырей они записывали не только имена крещеных дикарей, но и версты расстояний от стойбища до стойбища, и пометы о рудных местах, бобровых запрудах, о горных перевалах и волоках между реками. Они считали свое дело святым, апостольским, работой "бога для", не замечая, что выполняют работу разведчиков и пролагателей путей для купцов и завоевателей.
- А к тебе, Македон, завернул я в страхе и смятении. Слыхал, дела-то какие?
Капитан понимал, о чем говорит монах. Об этом сейчас каждый русский на Аляске говорит.
- Дела хорошие, хуже некуда, - сдержанно ответил капитан. - Продали нас с тобой, отче, как упряжных собак!
- Богу только и плакаться, коли престол царский от нас отвернулся! - отец Нарцисс вздохнул сокрушенно. - Пошто оставил нас господь? Во многие печали вверг ты нас, боже!
- А тебе, отче преподобный, какая печаль? И при янках будешь крестики на бисер менять.
- Не пустословь, Македон! Крыло России, - крыло матери для всех нас. В жилах моих кровь иннуита , а по душе я русский. А како при иноверах нам будет?
Македон Иванович не ответил, только дрогнул седым усом. Он пощупал в мешке монаха и вытащил из одного горсть медных нательных крестиков, а из другого горсть бисера.
- Мало ты что-то, отец, крестов раскрестил. - Капитан обернулся, улыбаясь, к Андрею. - Отец Нарцисс, как и я, реестр ведет. Я меха записываю, а он - новокрещенные души. Я записываю, сколько за меха товару дал, а он - сколько бисера отсыпал крестившемуся индиану или алеуту.
- Мы, черноризцы смиренные, не токмо крестим язычников, мы их огороды разводить поучаем, пользу ремесел гончарных, кирпичных, плотничных и всяких других в их темные умы внедряем, избы теплые строить учим, с сенями, банями и нужниками.
- Это весьма хорошо! - кивнул ободряюще головой капитан. - Считаю, что индиану для благоденствия нужно не только ружьишко, а и пара поросят, и огорода грядок десять. Тогда он действительно исправный хозяин будет. В огороде его спасение.
- Поросятами да огородами не спасешься. Во грехах язычники погрязли! Кто их очистит?
- Кто про что, а цыган про солонину! - махнул рукой Македон Иванович.
- Ты руками-то не маши, не маши! - закричал строго монах. Но в детском писклявом его голосочке не получилось строгости. - Возьми, для примера, их грех многоженства. Апостол Павел по случаю сему глаголет…