Первый же холм закрыл океан, но теперь Андрей увидел дым. Не опасливый бледный дым костров зверобоев, а густой важный дым из трубы русской избы И сразу же на него пахнуло ароматом подового хлеба. Пахло скорее океанским ветром, солью и рыбой, а он ясно слышал запах теплого хлеба, только что испеченного на поду русской печи Больше года не ел он хлеба! А потом им встретилась валявшаяся ситцевая тряпка, потом летевший по ветру, напугавший собак, скомканный лист бумаги, а потом, смеясь от радости, Андрей смотрел на аккуратную поленницу заблаговременно заготовленных на зиму дров.
Зверобой вернулся из диких пустынь в края цивилизованные, в мир образованности!
С последнего на их пути холма им открылся Береговой редут: ров, земляной вал и частокол из толстых, почерневших от океанских ветров сосновых бревен, с амбразурами для стрелков и двумя шатровыми башнями пушечного боя. Внутри частокола стояли: пятистенная изба начальника редута, приземистая казарма зверобоев и зверовщиков, амбар для пушнины, пороховой погреб, провиантский магазин, сарай для собак и большая артельная баня. Андрей поежился счастливо, глядя на баню. Снаружи к частоколу прижалась маленькая часовенка, а около нее десяток покосившихся крестов: могилы зверобоев и зверовщиков, умерших от цинги, ран и лютой простуды. Была здесь и могила англичанки Джейн, жены начальника редута, капитана Сукачева. Над редутом, на высоком флагштоке, плескался на ветру яркий на фоне зеленого океана, красно-сине-белый русский флаг. Сердце Андрея сжалось. Неужели правду говорили ттынехи, и скоро на этом флагштоке будет развеваться другой флаг, чужой!
На крыльцо жилой избы вышел кто-то, высокий и тонкий. Андрей узнал донкихотскую фигуру Македона Ивановича Сукачева начальника редута. Прикрыв глаза ладонью от сверкнувшего из туч солнца, капитан глядел на людей, стоявших на холме.
Андрей вытянул руки и побежал с холма вниз, к редуту, радостно и счастливо смеясь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛОЖНОЕ СОЛНЦЕ
БЕРЕГОВОЙ РЕДУТ
- Андрей Федорович, ангелуша, вот радость-то! Явился, наконец! Компания, поди, вычеркнула вас из реестра, а я, честное слово офицера, хотел уже отца Нарцисса просить панихиду по вас служить!
Македон Иванович, сбежавший с крыльца навстречу Андрею, в одной нижней рубахе, в ночных туфлях и подтяжках, не замечал резкого ветра с океана. Радость грела его.
- Я вас, как всегда, в начале весны ждал, а вы эвон как припозднились. И целых две нарты промысла приволокли? Ну, молодец! Где это вы пропадали?
- У индейцев застрял.
- У поморцев?
- У дальновских, кочуев.
- У кочуев? Этак вы, ангеленок, и к "бешеным" в лапы попадетесь.
- У них и был, - улыбнулся Андрей.
- Эва! - притих удивленно капитан. - Смел, смел, ничего не скажешь. То-то я смотрю, у вас не нарты, а тобогганы индейские. А все же с кочуями осторожнее надо бы. Они, что чечены бритолобые, может быть, помилуют, а может, и секим-башка! А в яму да колодки на ноги, - это обязательно.
- У индейцев другое правило: не колодки, а веревку из вязового лыка на шею. Знак раба.
- Хрен редьки не слаще. И не надейтесь, что вас какая-нибудь дева молодая из плена освободит, как это господин Лермонтов в своем "Кавказском пленнике" изобразил!
Македон Иванович встал в театральную позу и загрохотал фруктовым басом:
Вдруг видит он перед собою:
С улыбкой жалости немой
Стоит черкешенка младая!
Дает заботливой рукой
Хлеб и кумыс прохладный свой,
Пред ним колени преклоняя…
Увлекшийся капитан, может быть, и дальше читал бы лермонтовскую поэму, но увидел сидевших на тобогганах индейцев, и седые брови его удивленно поднялись.
- Погодите-ка! А эти парень и девка кто такие?
- "Бешеные", юна-ттынехи.
- Вот завязал узелок! А девка с какой стати в вашей компании? Нашлась, значит, и у вас черкешенка младая? Невесту, что ли, с индейского стойбища привели? Идет, значит, Федора за Егора?
- Нет, Македон Иванович, вы ошиблись, - смущенно улыбнулся Андрей.
- Ошибся ли? Знаем вас, гусаров! А ну-ка, ангелуша, спойте "Голубых гусаров"! Давно не слышал.
Веселое, озорное поднялось в Андрее, и, подбоченясь по-гусарски, он запел:
Трубят голубые гусары
И едут из города вон…
Опять я с тобою голубка,
И розу принес на поклон…
- Лихо! Люблю! - притопнул Македон Иванович, подкручивая молодецки длинный седой ус. Единственный его глаз заблестел по-молодому, задорно и драчливо.
Индейцы с испугом смотрели на поющих, непонятно почему развеселившихся касяков.
- Песенку вашу гусарскую мы за чарочкой допоем. Давайте-ка в избу. Милости прошу к моему шалашу! - широким жестом указал Македон Иванович на избу.
Вслед за русскими несмело вошли в избу Громовая Стрела и Айвика. Индеец, входя, положил на порог копье, лук, томагавк и даже нож. Он слышал, что таков обычай в стойбищах касяков. Затем сел в угол на корточки. Айвика опустилась на пол рядом с братом.
- Знает парень порядок! - засмеялся довольно капитан и сказал индейцу по-атапасски: - Вы верили нашему человеку, Доброй Гагаре, верим и мы вам. Возьми свое оружие, атаутл.
Громовая Стрела обрадованно перенес оружие ближе к себе.
- Ну, ангелуша, давайте поздороваемся чин по чину! - раскинул руки старик. Они крепко обнялись, безжалостно хлопая друг друга по спинам, и трижды крест-накрест расцеловались.
- А теперь надо в редутный журнал запись о вас сделать. Служба прежде всего! - Капитан подошел к стоявшей у окна конторке и вытащил из нее толстую книгу. - Значит так… Октября месяца… числа… прибыл на редут с пушного промысла реестровый компанейский зверовщик Андрей Гагарин в полном здравии и благополучии. - Македон Иванович подумал, почесывая бровь бородкой пера. - А как добычу вашу запишем? Запишем так… Промысла доставлено оным Гагариным две нарты, опись коего будет приложена… Ну, служебная обряда кончена, можно и угощение начать. Чем потчевать прикажете, Андрей Федорович?
- После, после! Сначала баня! - закричал Андрей, стаскивая через голову парку, а за нею и кожаную рубаху. - Больше года не парился, шутка ли? Показывайте, где у вас дрова? Вода, знаю, в ручье.
- Воды я натаскаю И дрова не ваше бы дело. Вы сегодня гость у меня.
- Какой там гость! А компанию нам никто не составит?
- Зверовщики все на тропе, осенняя охота, а зверобойная артель в море. В казарме ни души. Один кручусь.
- А индейцы редутные?
- Ну их! Я индианов теперь без крайней нужды на редут не пускаю.
- Что так?
- А вот так! Жили настежь, теперь другое пошло. После расскажу…
Андрей колол дрова на редутном дворе. После хвороста и валежника походных костров наслаждением было разваливать топором сухие, белые как сахар березовые чурки. Вот теперь он дома! Македон Иванович смерчем крутился по двору, то в баню, то в избу, то в кладовку, таскал воду, гремел в избе самоварной трубой, пилил мерзлую оленину на обед и снова мчался в баню так, что развевались усы. Длинный и тонкий, на длинных жердеобразных ногах, к тому же кривой на левый глаз, он был однако быстр и точен в движениях И отовсюду слышался его громыхающий голос и смех, добрый, от всей души. Чувствовалось, что человек любит жизнь и радуется ей.
- Как вы здесь жили, Македон Иванович? - спросил Андрей пробегавшего мимо капитана. - Что нового у вас?
- А что мне, старому шомполу, делается? Жил-поживал! И дале жил бы. Да вот… - Лицо Македона Ивановича помрачнело. - Да вот приходится флаг спускать.
- Слышал я к об этом от индейцев. И туда об этом слух дошел.
- А теперь не слух, а сущая быль. В избе на книжной полке "Голос" посмотрите. Свеженький, позавчера с компанейского брига получил.
Андрей бросил топор и пошел в избу. Июльский номер петербургского "Голоса" был для Аляски действительно свежим На первой странице бросился в глаза крупный шрифт: "Высочайше ратификованный договор о продаже российских американских владений Северо-Американским Соединенным Штатам". С газетой в руке Андрей опустился на скамью.
Если до сих пор была какая-то надежда, то теперь ни малейшей. Продана! А ведь для многих и многих людей Аляска - подлинная родина. Другой они не знают и знать не хотят! Взять хотя бы Македона Ивановича. За двадцать лет крепкими корнями врос он в эту неласковую землю, полюбил ее горячо и многих научил любить суровый аляскинский край как истинную родину.
Андрею вспомнилась его первая встреча с капитаном пять лет назад, здесь, на Береговом редуте. По-петушиному косясь на Андрея единственным глазом, Македон Иванович спрашивал ехидно и жестко.
- Спать на снегу можете, тюлений жир пить и тухлую рыбу юколу лопать можете? Ах, не приучены! А сыромятные ремни или собственные сапоги жевать, когда харча нет, ни синь пороху, можете? Ах, тоже не можете? Тогда верная смерть через полгода, от силы через год. И хотел бы я знать, за коим лихом посылают к нам таких вот… гусаров?
Капитан тогда не знал еще, что Андрей действительно гусар, а попал в точку Андрей вспылил:
- А гусар взял да и прискакал! Никто меня не посылал! Сам прискакал!
- А зачем? Думаете, небось, что Аляска для всех раскрытый сундук со всяким добром? Что песцов здесь, как в России зайцев, бьют, а бобра не труднее дворняжки поймать? Что умей только водку хлестать да туземцев по морде бить, как квартальный, и будешь богат сверх меры? Нет, господин гусар! Здесь люди работают, как черти, а умирают, как герои! Способны на это?..