- Сердце как в человеке работает? - неизвестно для чего вдруг спросила Лида у Варьки. - Я тебе скажу. Оно сто тысяч раз в сутки бьется, и, получается, сорок миллионов в год. А за жизнь?.. Ты день и ночь провела, а сердце пятьсот пудов крови перекачало. Для чего? Чтоб ты дурой росла, частницей?
Варька вспомнила Христину Михайловну и сказала спокойно:
- В жизни так и есть: лошадь тащит, а кучер получает на чай. Или у вас по-другому?
- А-а, что с ней толковать? - махнул рукой старик. - Щеголяет наглостью, окаянная!
Аккуратно потушил окурок, затолкнул его в спичечный коробок, пошел к выходу.
- Ржавый металл в переплавку можно, а шлак - он и есть шлак, его в отвал только.
- Иди, иди, старик! - подтолкнула Кузьму Гавриловича Варька. - Наживи свою болячку да и лечи ее! А я сама управлюсь.
Через два дня на квартиру явилась делегация из школы.
Комсорг Тишка Ёлкин, не глядя на Варьку, прошипел Змеем-горынычем:
- Сам к тебе никогда не пошел бы. Школе неприятность, вот только поэтому.
- Ты подумай, - вмешалась Оля Громова, боясь, что Тихон говорит сверх меры резко, - ты подумай, как это можно в наш век коллектив бросать? Ведь это эгоцентризм и капитуляция.
- Чего? - спросила Варька.
- Я говорю, ты подумай - и приходи в школу.
- Ладно, приду.
- Нет, ты поклянись, что по совести.
- Клянусь, - охотно подтвердила Базыкина. - Чтоб живой с места не сойти...
На совесть у Варьки были свои особые взгляды. Раз человек живет только одну жизнь, то просто глупо и неразумно заботиться о других, забывая о себе. Твердо держась тетиной веры, Варька еще, однако, понимала: такое не очень-то можно говорить открыто. Поэтому она с завидной легкостью могла поклясться в чем угодно. Обманывая других, не лукавила перед собой. Во всяком случае, ей так казалось. Для подобных случаев тетка научила ее замечательным отводным клятвам.
- Лопни глаза!.. - клялась Варька в классе - и тут же быстро добавляла про себя: - Бараньи!
Или бросала скороговоркой:
- Дня не пережить!.. - и бормотала в уме: - Собаке!
Или клялась совсем уж по-жульнически:
- Отсохни рукав!
А классу казалось, что Варька клянется правильно:
- Отсохни рука!
Варька добродушно выпроводила делегацию за дверь, даже подала Тишке Ёлкину его легкое пальтецо. Закрыв дверь, ухмыльнулась:
- Хорошо ты поешь, да мне плясать неохота!
Лида тоже пыталась уговорить сестру вернуться в школу. Варька наотрез отказалась. Она сообщила, что ей уже семнадцать лет, что надоело жить на гроши сестры и она пойдет на работу.
После долгих споров Лида отступила, но выговорила условие: сестра будет посещать вечернюю школу и закончит среднее-образование.
- Вместе будем ходить, - совсем оттаяв, говорила она Варьке, - я ведь тоже в седьмом учусь. Ты же помнишь, я рано на работу пошла.
Потом сестры обсуждали вопрос, куда устраиваться младшей. Лида советовала идти в цех и обещала помочь.
- Вот еще! - пожимала плечами Варька. - Тебе уже двадцать шесть, и никто не сватался. А я себя губить не хочу.
- Тетины песни поешь, - заметила Лида раздраженно. - Смотри, на паперти кончишь.
Устроилась Варька в заводской клуб буфетчицей. Возвращаясь с работы, она весело рассказывала сестре о подвыпивших мальчиках, что толкаются возле ее стойки, и швыряла на стол монеты и мятые рублевки.
- Ты не думай, - объясняла она сестре, - это не ворованные. Мальчики сдачи не берут.
Аккуратно собирала деньги, складывала их в пластмассовую коробку. Кивала Лиде на свои сокровища:
- Ты, если что, можешь взять немного. Все-таки мне тоже помогала...
В вечернюю школу Варька пошла только после скандала с сестрой.
- Мне, может, замуж скоро, а тут синтаксис...
- У тебя уже есть кто-нибудь? - ужасалась Лида.
- Нету. Только этого добра много. Я знаю...
В школе сестры сидели за одним столом. Лида сделала это с умыслом. Боялась, что Варька будет лениться на уроках, кокетничать с соседями, не записывать лекций. И когда та действительно начинала зевать, тихонько подталкивала ее под столом и шептала, чтоб не слышал учитель:
- Не дури! Срам какой!
- Не сердись - печенку испортишь! - чесала языком Варька.
Занятия по литературе и русскому языку вел в школе Петр Михайлович Лавров, совсем еще молодой человек, лет двадцати двух - двадцати трех.
Тихий и застенчивый, он был удивительно строен и неловок, будто его только что смаху вытесали из молодой, пряменькой, едва окрепшей березы.
К его лицу никак не шли круглые железные очки, придававшие большим светло-синим глазам излишний холодок и строгость.
Говоря о писателях, Лавров сиял близорукими глазами и разводил в стороны крупные рабочие руки, точно удивлялся тому, как это могли люди с помощью пера и склянки чернил нарисовать картины, полные жизни.
- А что, разве не чудо, - потряхивая льняными длинными волосами, вопрошал Петр Михайлович, - поэт давно умер, а его сердце - вы же слышите! - стучит в стихах, и наши начинают стучать с ним в лад. Ну ясно же, чудо!
Варьке быстро надоела школа. Как-то, возвращаясь с занятий, она сказала Лиде:
- Учиться надо, чтоб хорошо жить. А если можно без уроков, тогда зачем они?
- А что такое "хорошо жить"? - спросила Лида.
- А то ты не знаешь? Одеваться красиво, кушать, с мальчиками погулять.
- Все?
- Все. Больше простому человеку не требуется.
- Рано тебе еще с мальчиками гулять, И о жратве поменьше думай. Голову набивай, а не живот
- Это ты опять от зависти, - съехидничала Варька. - За тобой-то никто не бегает.
- А за тобой бегают?
- За мной бегают.
- Ну смотри - набегаешься, родишь, я из дома прогоню.
- Нашла дурочку Я все по закону.
- По закону не бегают, а ухаживают. Может, много лет ухаживают, а потом женятся.
Варька подтолкнула в бок Лиду, спросила, чуть краснея:
- А ты еще ни с кем не была? Интересно! Только разве скажешь!
- Ни с кем. Ты об учении думай.
- Ну да, - ухмыльнулась Варька. - Тебе и не надо, холодная ты какая-то и кислая, вроде кваса.
- Ничего не холодная, - смутилась Лида, - вот кончу школу, тогда и подумаю.
- "Тогда"! И сейчас-то суходушина!
- Перестань болтать! - рассердилась Лида. - Какая суходушина?
- Ну, не пенься, - проворчала Варька. - Ты, как хочешь, живи, а я - сама по себе.
- Сама по себе, а в школу ходи!
Наверно, Варька все-таки бросила бы школу, если бы не случай, сильно изменивший жизнь сестер.
Петр Михайлович, рассказывая на одном из уроков о Маяковском, внезапно замолк, будто поперхнулся, и долго кашлял: порвал нить мысли и никак не мог связать разрывы в узелок.
Варька, рисовавшая в тетрадке усатые профили, с любопытством подняла голову и внезапно - гордо и весело - тряхнула длинными темно-русыми косами.
Петр Михайлович - так показалось Варьке - краснея и близоруко щуря глаза, вцепился в нее взглядом и забыл обо всем. Льняные волосы падали ему на лоб, мешали смотреть, и учитель, будто конь, сгоняющий мух, дергал головой.
Варька ущипнула сестру за бок:
- Вот тебе и "много лет ухаживать"!
Через неделю уже весь класс знал, что Лавров насмерть влюблен в младшую Базыкину, и тут, пожалуй, пахнет женитьбой.
Сама Варька весело поддерживала эти слухи,
- А что? Вполне может быть, - отвечала она на лукавый шепот одноклассниц.
По ночам, лежа в кровати, смотрела сощуренными глазами в потолок, спрашивала сестру:
- Красивый?
- Красивый Я рада за тебя.
- А почему красивый?
- Ну, как же! - живо восклицала Лида. - Глазища умные-умные, и не пустомеля какой-нибудь, не шаромыжник.
- Откуда знаешь?
- Вот те и раз! Это всякому видно.
Потихоньку вздыхая, Лида поучала сестру:
- Ты теперь, Варя, лучше всех учись - не подводи Петра Михайловича.
- Тю! - хохотала Варька. - Чего это голову ломать? Он мне и так пятерку выставит. На то и любовь.
Помолчав немного, допытывалась у старшей сестры:
- А ты знаешь - что́ она - любовь?
- Это когда ты счастлива от него, а он от тебя.
- А если кто любит меня, а я его нет, тогда не любовь?
- Тогда нет.
- Ну ладно, я, может, люблю. А он-то - и говорить нечего. Не слепая.
Как-то в субботу, перед школой, Варька выпросила у Лиды штапельное платье и туфельки на высоких каблуках.
- Тебе зачем?
- Учителя в гости приглашу. Можно?
- Можно, - побледнев, сказала Лида. - А он знает?
- Не знает. Все равно придет, я же вижу.
На уроке сестры, как всегда, сидели за одним столом, а Петр Михайлович опять запинался, мял слова и глядел - как ясно видела Варька - только на нее.
После уроков шепнула сестре:
- Ты беги домой, ужин согрей, пол протри, а я учителя притащу.
Лида поспешила домой, сделала все, что нужно, но не успела переодеться, когда в дверь постучали.
Девушка растерялась, густо покраснела и убежала переодеваться на кухню.
Вернувшись, присела на краешек стула - и вскакивала только тогда, когда надо было подать Петру Михайловичу и Варе винегрет или рыбные консервы.
Варька быстро захмелела. Подливала себе в стакан вина из большой черной бутылки, не замечая, что учитель и сестра почти не пьют.
- Чего это вы стеснительный такой? - фамильярно допытывалась она, обнажая в улыбке блестящие мелкие зубы. - Чай, не впервые с девчонками-то?