- Джон Маккардль! Остановись и поговори со мной! Ты никогда не сплетничаешь и не ругаешься, ты всегда серьезен, ты думаешь, прежде, чем сказать, и я люблю тебя.
У Маккардля было квадратное лицо, покрытое пестрыми веснушками, какие часто бывают у людей с соломенными волосами и бровями. Сейчас его веснушки казались струпьями на мертвенно бледной коже.
- Отпусти меня, Родни. У меня дурные новости. Я не смог найти де Форреста. Теперь разыскиваю Госса. Сейчас уже не имеет смысла скрывать. Джулио мертв.
Родни медленно опустил руки.
- Джулио? Мертв? Но этого не может быть, Джон. Мы только несколько дней назад были вместе на рыбалке. Я слышал, что он поехал навестить отца д'Обриака.
- Это была ложь, старина. Он умер. Бешенство.
- Господи помилуй!
- Да, это сделал Он - но Он не станет миловать. Родни, обещаешь, что сегодня напьешься со мной в стельку, до чертиков? Я в жизни не брал в рот ни капли. Останься в клубе после состязания.
- Но, Джон, как это случилось?
Маккардль уставился на него в ледяном бешенстве. В его голубых глазах застыл ужас.
- Откуда, к дьяволу, я могу знать? С собакой Джулио все в порядке. Яд может таиться в крови полгода, год. Любой из нас уже сейчас может быть болен. Переносчиком может быть любая собака в Бховани. Вот твой Джуэл - он же дралась в январе с шакалом? Так это может быть он. Никто не знает. И лекарства от этого нет.
Он говорил быстро, словно не мог остановиться, почти не разжимая ни губ, ни зубов.
- Поэтому Джулио умер. Ты помнишь, каким он был вялым и нервным, когда вы рыбачили? И говорил без остановки? Так это и начинается. Мы тайно отвезли его в мою маленькую лечебницу. Никакой пены у него на губах не было, все это чушь. У него просто все сильнее и сильнее болела голова. Он лежал и смотрел в окно, а там было голо и жарко, как в аду. Он безумно хотел пить, но не мог - начинал задыхаться и впадал в бешенство на пять-десять минут. Порой его рвало черной жидкостью, а порой у него начинались судороги, но когда он приходил в себя, он полностью сознавал, что с ним происходит. Кроме меня и мисс Лэнгфорд, требовалось пять ординарцев, чтобы его удержать. Богом клянусь, эта девушка - просто ангел, но я ничего не мог сделать, совсем ничего. Господи, Родни, я послал за пистолетом, но во мне не больше храбрости, чем в хнычущем кролике, и я не смог этого сделать. Родни, он чуть не сломал себе спину, выгибаясь все сильнее и сильнее, пока… он умер во время припадка, и не мог говорить. Но он знал! Знал! Я собираюсь напиться, я плакал на плече у мисс Лэнгфорд, а бедная девочка сама была полумертвой от усталости.
Маккардль, шатаясь, как будто он уже был пьян, пошел разыскивать Госса. Родни услышал за спиной дрожащий всхлип, и, обернувшись, глянул в искаженное мукой лицо Рэйчел Майерз. Он подхватил ее и позвал на помощь. К ним бросилась миссис Кавершем, слуга побежал к мишеням за миссис Маейрз. Стрельба прекратилась, вокруг столпились женщины. Родни проталкивался прочь. Его мутило. За спиной причитала Рэйчел:
- Он говорил ужасные вещи… Я не поняла… Как он мог?
Он стиснул зубы и побрел, сам не зная куда. Маккардль, который никогда не божился; угрюмый шотландец, всегда живший со всеми в мире. Индия, эта страна-убийца! Страна-палач! Выблевать ошметки своего горя непристойными словами! Счастливица Рэйчел - она может забыться в подростковых видениях Совершенства. Бедняга Джон Маккардль! Джулио - целые дни в аду, целые дни. Был ли с ним Христос? Только вечно лезущая в чужие дела девица Кэролайн Лэнгфорд. Почему никто не послал за ним, Родни?
Позади очутилась леди Изабель. Она взяла его под руку.
- Что случилось?
- Умер Джулио. Бешенство.
- Дорогой мой, я уже знаю. Кэролайн два дня ухаживала за ним. Джулио взял с Маккардля слово держать все в тайне, ради нашего блага - чтобы могло состояться состязание в стрельбе, и мы не думали о том, что с ним происходит. И особенно - ради тебя, Родни. Он не хотел, чтобы ты знал, пока все не кончится.
Она перекрестилась и минуту помолчала. Он чувствовал, как его поддерживает ее сострадание. Но… но самую тяжелую часть дороги с Джулио прошла вместо него Кэролайн Лэнгфорд; она не каталась верхом с де Форрестом, по крайней мере последние два дня. Он ревновал к ней.
Изабель сказала:
- Боюсь, жаркий сезон в этом году будет тяжелым. Вверх по Хребту уже были случаи холеры, а у прислуги Беллов - оспы.
Внезапно его охватило такое бешенство, что его затрясло:
- Оспа! А Макс и Луиза Белл явились сегодня сюда, как ни в чем не бывало, будь они прокляты. Прошу прощения, Изабель, но о чем они только думают? Они могут заразиться, а может, они уже заражены, а нам возвращаться домой, к детям! Робин может заболеть!
Она твердо посмотрела ему в глаза.
- Родни, я понимаю твои чувства, но мы вынуждены рисковать. Мы сойдем с ума, мы захотим покончить с собой, если станем запираться в своих бунгало каждый раз, когда кто-то заболеет.
Он рывком засунул руки в карманы.
- Я полагаю, дорогая, что ты права - как всегда. Где Джоанна? Я хочу, чтобы она немедленно вернулась в бунгало. Это глупо, я знаю. Мы все равно ничего не можем сделать. Ну и пусть глупо. Я собираюсь приглядеть за Джоном Маккардлем. Мы с ним вечером напьемся как свиньи. Только подумаю об этом, и мне хочется… не знаю, что мне хочется сделать… а он врач!
Он сжал ее руку и поспешил сквозь перешептывающуюся толпу, избегая направленных на него взглядов. Он вольет в Джона не меньше бутылки бренди, и вторую бутылку - в себя. Женщины, их свары, вся эта скотская мелочность теперь уже не казались ему такими уж мелкими. Они защищали свой рассудок от этой мерзкой страны, втыкая булавки в человеческую плоть, чтобы изгнать бесформенных духов, притаившихся в каждом углу их повседневной жизни. У всех у них были дома, мужья, дети, слуги; и домашние любимцы, с которыми они забавлялись, зелень, которую они ели, вода, которую они пили… солнце на небе, нищий на дороге, воздух, который они вдыхали… могли завтра же уничтожить все это. Да уж, в смелости Кэролайн Лэнгфорд не откажешь.
Мысленно он видел Робина, своего сына Робина, лежащего в кроватке. Детская спинка прогибалась все сильнее и сильнее; он скрежетал маленькими белыми зубками; черная блевотина расплескалась по его ночной рубашке. Под ногой Родни хрустнул сучок - хрустнула спина Робина.
Он побежал вокруг здания к подъездной аллее. Бледная и напуганная Джоанна садилась в коляску. Он схватил кучера за руку и яростно зашептал:
- Мангу, как только доедете, передай Рамбиру, чтобы застрелил Джуэла… Именно так, и Арлекина - и немедленно. Понял? Если через полчаса они не будут убиты и закопаны, я застрелю тебя! Понял? Джоанна, сегодня вечером отправишься на вист к Госсам одна - если у них будет вист. Скажешь, что я напился… в очередной раз.
Он поспешил в клуб. Маккардля он нашел в баре. Перед ним стояла бутылка бренди "Эксшо № 1". Она была наполовину пуста, а МакКардль - полностью трезв.
гл. 10
Каждый понедельник утром офицеры собирались на еженедельное совещание. Когда Родни вошел в полковую канцелярию, все уже были на местах. Любой понедельник был тяжелым днем, а этот - особенно, потому что вчера похоронили Джулио. Он отдал честь, занял свое место, и огляделся. Во главе стола сидел подполковник Кавершем, затем по часовой стрелке - его заместитель майор Андерсон, три капитана: старик Скалли, полковой адъютант Джеффри Хаттон-Данн и он сам, два лейтенанта: Аткинсон и Сандерз, полковой квартирмейстер, и три прапорщика: Торранз, Симпкин и Невилль. Круг замыкали полковой сержант Кинг и каптернамус Тумз. Еще один сержант, Хакетт, был в отпуску и должен был вернуться только в середине июля.
Итого - десять пехотных офицеров вместо полагающихся двадцати шести. Пока все остальные переговаривались, дожидаясь, чтобы Кавершем привел в порядок свои заметки, Родни мысленно пробежал глазами полковые списки. Тринадцатый полк испытывал острую нехватку английских офицеров; большинство отсутствующих по приказу с Лиденхолл Стрит были откомандированы в другие места, но замены им прислано не было. Он знал, что в Восемьдесят восьмом и Шестидесятом - да и в любом другом туземном полку - положение ничуть не лучше.
Когда на него находило такое настроение, он вообще удивлялся, как Армия ухитряется сохранять хоть какую-то боеспособность. Предполагалось, что в полку Бенгальской туземной пехоты должно быть двадцать шесть офицеров. Точнее - двадцать пять, потому что полковник почти всегда отсутствовал. Также предполагалось, что одновременно из полка может быть откомандировано не более семи человек, поэтому скаредные штатские с Лиденхолл Стрит забирали пятнадцать, и предлагали обходиться оставшимися десятью - тем самым они экономили на жалованье гражданским чиновникам за выполнение гражданской работы. Сипаев сбивали с толку постоянно исчезающие офицеры, которым следовало бы быть такими же неизменными и привычными, как деревья в их родной деревне. Но купцам, заправлявшим Компанией, было невозможно втолковать, что пехотный офицер должен в мирное время служить в своем в полку, для того, чтобы возникло то доверие между офицером и солдатами, с помощью которого и одерживаются победы в военное время. Они не в состоянии были осознать (или намеренно игнорировали) тот факт, что в Индии сипая не волнует, хорош или плох его офицер - он требует одного: чтобы тот оставался с ним как можно дольше.