- Не переживай, Михалыч, - положил он тяжелую руку на Сережкино плечо. - Круговая порука - закон в преступном мире. И Скорцени решил связать тебя по рукам и ногам. И тебе, Костенька, он постарается пакость устроить. Будь с ним настороже. Он хочет вас к себе покрепче привязать, вы ему для какой-то цели понадобились, - задумчиво нахмурился полковник. - И не для ближней. Фашизм на ладан дышит. А для дальней, когда нужны верные люди на долгие годы... А североамериканец нашел то, что искал. Твоя совесть, Михалыч, чиста, а злодея бог накажет...
Сергей глухо проговорил:
- Прости меня, дядя Саша, что-то такое накатило, пру поперек батьки... Прости!
Полковник раскурил трубку и примирительно произнес:
- Бывают и у меня срывы, по себе знаю, каково на душе, когда нервишки шалят. А держитесь вы с Константином Стефановичем молодцами, случалось, и постарше вас, поопытнее не выдерживали, сламливались. А вы все выдюжили, сохранили себя... Вы в Берлине с разрешения Скорцени или самовольно?
- Да, с разрешения, - ответил Костя. - Помните, Александр Мардарьевич, гауптштурмфюрера Отто Занднера, о котором мы рассказывали в прошлый раз? На обратном пути от швейцарской границы, где мы оставили англичанина, нас перехватили агенты итальянского ОВРА...
- Да, да, - насторожился Бахов.
- Сережка взял на себя командование и заговорил по-русски. Отто догадался, что мы - славяне, и нам пришлось признаться...
- В чем признаться?
- Что мы русские летчики.
- И он вас не выдал?
- Раз мы здесь, - усмехнулся Груздев, - значит, не выдал.
- Мы в Берлин за его дочерью приехали, - сказал Лисовский. - В Магдебурге живет дальняя родственница Отто, к ней и отвезем девочку. Вам нужно с ним познакомиться.
- Мужик боевой, нацистов терпеть не может, - вставил Сергей.
- Бить вас некому, - переменился в лице полковник. - Довериться эсэсовцу...
- Он танкист, свой в доску.
- Эх, Сергей Михайлович, Сергей Михайлович! Чем человек подлее, тем интереснее ему поглубже в чужую душу залезть, вывернуть и загадить...
- У меня глаз - алмаз!
- Сколько людей головами поплатились за доверчивость! А познакомиться придется... Ладно, о нем позднее, а сейчас пора и о пропитании подумать. Испек бы блины, - он лукаво глянул на Груздева, - да Михалыч откажется. Ведь масленица, религиозный праздник.
- Блинам он не помеха, - живо откликнулся Сергей, - да где возьмем муку и масло?
- Припас, припас и то, и другое, - успокоил парня полковник. - На ваши фунты стерлингов в Берлине и медведя с герба снимут, и ляжку закоптят... Да, хочу давно спросить, эти деньги у вас от Бломерта остались?
- В Арденнах диверсанты все у нас отобрали. Позднее, когда выписались из госпиталя, в штабе Скорцени нам вернули часть марок и фунтов.
- Вы не заметили никаких изменений?
- Нет, - протянул Костя, но спохватился: - Деньги мне показались новее тех, что у нас взяли.
- Покажите свои офицерские удостоверения, - попросил построжавший Бахов.
Пока он внимательно, чуть не обнюхивая, рассматривал документы, гости с тревожным любопытством следили за его манипуляциями. Вернул удостоверения, озабоченно покачал головой. Рассеянно выбил из трубки пепел, насыпал и умял пальцем табак, закурил.
- Документы и деньги фальшивые, - сдержанно проговорил он, - но сработаны лучше настоящих...
- Как?! - изумленно воскликнул Лисовский.
- Да, да... Когда-то я был знаком с Бернгардом Крюгером и Альфредом Науйоксом, да вовремя отошел от них. Позднее меня разыскивали, но знали они только мою кличку. Тем и спасся. А они вкупе с Гиммлером и Гейдрихом создали фабрику по выпуску фальшивых денег и документов. И Скорцени к ней руку приложил... За себя не бойтесь, с подобными документами немало эсэсовских фюреров проживает.
- Но зачем им маскарад? - не выдержал Костя.
- А чё ты от варнаков ожидал? - удивился Сергей.
- Эсэсовцы о будущем думают. Кто может назвать настоящую фамилию оберштурмбаннфюрера Георга Рингеля, личного порученца Гиммлера? Под вымышленными именами и званиями скрываются тайные агенты, занимающиеся золотом, драгоценными камнями и валютой...
- Ну и ну! - вымолвил ошеломленный Лисовский. - Выходит, в СС бандитская шайка окопалась?
- С ними разговаривать - подальше деньги прятать, - рассмеялся Груздев. - Шармач на жигане и варнаком погоняет.
- Недаром Скорцени вас глубоко законспирировал, - задумчиво произнес Бахов, - дальние у него планы... Ладно, хватит догадки строить, пора обедом заняться.
- Ах, да, - спохватился Костя, - мы колбасу привезли, сардины, финики и бутыль кианти...
- Сходи за припасами, да машину во двор загони. Михалыч поможет мне кухарничать.
Сергей скинул мундир, повесил на спинку стула портупею с кобурой. Вытащил пистолет, отвел большим пальцем предохранитель и девять раз подряд оттянул затвор; девять патронов, один за одним, выпали на стол. Он снова наполнил магазин, загнал один патрон в ствол и щелкнул предохранителем. Сунул пистолет в карман и засучил рукава рубашки.
- Крепко ты любишь оружие, - уважительно проговорил полковник.
- Нужда заставляет, - пожал плечами Груздев. - В той компании, где мы с Костей обитаем, пистолет без слов понимают. Потому и меня боятся, знают, если схвачусь за кобуру, то непременно выстрелю.
Лисовский принес ящик со съестными припасами и оплетенную бутыль с вином и выжидательно посмотрел на Бахова. Тот понял его взгляд:
- Иди, Москву послушай, а мы с Сергеем вдвух управимся на кухне.
Груздев разжег печь, чуть сдвинул задвижку, чтобы тепло не уходило в трубу. Сел на табуретку, прислушался к разноголосию из "телефункена", насторожился.
- ...Войска Второго Белорусского фронта, развивая наступление, четвертого марта вышли на побережье Балтийского моря и овладели городом Кезлин - важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев на путях из Данцига в Штеттин, отрезав, таким образом, войска противника в Восточной Померании от его войск в Западной Померании.
- И вал гитлеровцев не спас!
- А-а, черт с ним, с валом. Ольга твоя узнает: жив-здоров ее Костя!
- Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, - торопливо отозвался Лисовский. - Тут, брат, легко перейти из одного состояния материи в другое.
- Молодые люди! Кушайте горячие блины, - поставил Бахов тарелку на стол. - Остынут, вкус потеряют.
- Дядя Саша, лодочкой накрылся Померанский вал, - сообщил радостную весть Сергей. - И "Висла" фрицев не спасла.
- Ну и слава богу! - перекрестился полковник. - Страшен был сон, да милостив бог!
Блины и впрямь оказались вкусными, видно, кухарь масла на них не пожалел. Парни давным-давно, с довоенных времен, их и в глаза не видели, потому и напустились с завидным аппетитом. И Костя не отставал от Сергея. Подхватывал блин, складывал вчетверо, сворачивал в трубку, макал в топленое масло и целиком засовывал в рот. О салфетках хозяин забыл, потому замасленные губы вытирал тыльной стороной ладони.
- ...Передаем концерт по заявкам воинов Действующей армии...
- Дядя Саша, послушаем?
- Конечно, конечно.
- ...По просьбе сержанта Михайловича и старшины Ткаченко передаем песню "Темная ночь" в исполнении Марка Бернеса...
Сергей даже от блинов оторвался, вслушиваясь в любимую песню. Ведь и ста километров до своих не насчитаешь, а как нелегко к ним пробраться. Непроходимой бы тайгой дня за три-четыре продрался, а в тугой чащобе из бетона, стали и взрывчатки сам черт ноги сломит.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!..
Второй час друзья ждут Скорцени. Прыщеватый унтерштурмфюрер, его адъютант, бесцельно перебирает ледериновые папки, вчитывается в каждую бумажку и аккуратно кладет ее на место. Лисовский от скуки и нетерпения листал завалявшийся иллюстрированный журнальчик, а Сергей у полуоткрытой фрамуги непрерывно дымил сигаретой. Адъютант косился на оберштурмфюрера, усиленно покашливал, но вслух высказать свое неудовольствие не решался. У Фридриха Мейера слава отъявленного головореза, и ссориться с ним опасно. Да и оберштурмбаннфюрер питает к нему непонятную слабость.
Груздев и не подозревал о мыслях прыщавого прощелыги, как про себя он его окрестил, а если бы и узнал, то от души посмеялся. Плевать ему на эсэсовские чины, если у него за спиной вся Красная Армия. И Сторна он выбросил из мыслей. За что американец боролся, на то и напоролся. Перед собственной совестью Сергей чист, а что о нем думают черномундирные прохвосты, их собачье дело.
Как и везде, где останавливался Скорцени, кругом полным-полно эсэсовцев. И охрана, и чины его штаба, и множество приезжих. Порой появляются иностранцы, но их оберегают от любопытных глаз, проводят особым ходом, минуя шумные коридоры и многолюдную приемную. И самого оберштурмбаннфюрера по нескольку дней не бывает в кабинете, но работа в штабе сутками не прекращается.
Распахнулись ворота, брякнули карабины, взятые охраной на-караул, и во двор черным жуком вполз "опель-адмирал". Генеральская машина! Во рту пересохло: зачем Скорцени вызвал к себе? Раньше подобными мыслями не задавался, а теперь интересовала и волновала каждая мелочь. Да и благорасположение этого ярого гитлеровца играло важную роль...
Звонок из кабинета не застал адъютанта врасплох. Заученным движением он сгреб папки со стола, положил в сейф, закрыл дверцу и, одернув мундир, шмыгнул в дверь. Появился минуты через три, пригласил:
- Заходите, оберштурмфюреры!
Сергей и Костя разом шагнули через порог, щелкнули каблуками и подняли руки в приветствии.