Глава V. Побег
Троекратно расцеловав на прощание каждого из сыновей, Никифор Черниговский дал команду своим людям садиться на корабли. Предусмотрительно нагруженные всем необходимым, они уже стояли рядком в устье Лены, готовые к отплытию.
– Ты гляди, атаман! – указал рукой вокруг казак Ивашка Перелешин. – Сколь народу на побег отважилось! Поболе восьми десятков наберётся, кто решился с нами пойти!
– Это так! – кивнул головой пятидесятник, осеняя себя крестным знамением. – Кто от петли да плахи, как мы с тобой, бежит, кто лучшей доли в далёких краях ищет!
На восьми дощаниках храбрецы поутру отправились в путь, ещё не зная толком, к какому берегу их прибьёт. На всякий случай атаман разделил корабли на три отряда, одним из которых командовал сам, а вести другие назначил своих товарищей Микулку Пана и Оску Подкаменного.
– Полагаю, вот так пойдём! – показал Черниговский узловатым пальцем на карте, случайно найденной у погибшего в тайге маньчжурского купца. – Сначала по Лене до реки Олёкмы, далее – до Тугиря, а оттуда волоком – до рек Урки или Амазары… А там уже и до Амура рукой подать! Говорят, что лет десять тому атаман Хабаров острог в тех краях захватил… Албазином его назвали, по имени сбежавшего местного князя из даур!
– Может, и нет уже того острога! – с опаской спросил кто-то из толпы. – Али снова дауры его себе взяли!
– Может, и так! – пожал плечами Никифор, сворачивая карту. – Или нет для православного более мест, чтобы спокойно жить да государеву службу нести?
Услышав такое, мужики у дощаников заволновались и в недоумении стали качать головами.
– Да, государеву службу нести! – сурово сдвинул брови пятидесятник. – Мы не воровское семя, что убило царского воеводу за деньги да соболя его краденые! Покарали мы охальника, однако немного перестарались. Потому сами себя в ссылку отправляем, чтобы державные интересы на дальних границах блюсти! О том и доложите кому следует!
Услышав такие речи, Матвей Максимов серьёзно призадумался, не дать ли ему сразу дёру.
"Нет, рано ещё! – привёл он в порядок свои шальные мысли. – По первой, тут меня быстро найдут да повесят для острастки. К тому же одному в тайге нечего делать. Доберёмся до Албазина, а там посмотрим!"
Незадолго до отплытия к казацкому вожаку подошёл мужчина средних лет в монашеском облачении. С ним был спутник в одежде послушника, с литовской саблей на боку.
– Возьми нас с собой, атаман! – смиренно сказал монах. – Зовут меня иеромонах Гермоген, и хочу я нести слово Божье в земли неизведанные! Да и православным, что с тобой пойдут, нельзя быть без батюшки!
– А кто это с тобой? Чтой-то на монаха он рожей разбойничьей не очень-то смахивает!
– Исайкой Ворониным меня кличут! – сделал шаг вперёд мужчина с саблей. – Бежал я от рати царской и хочу приют найти для души и тела подальше от его душегубцев кровавых!
Махнув рукой, Черниговский пошёл проститься с сыновьями. Крепко расцеловав их, он оставил Фёдору написанную собственноручно смиренную челобитную для нерчинского воеводы.
"И мы, холопи и сироты ваши, – было выведено в ней корявым почерком старого пятидесятника, – не мога ево, Лаврентьева, мученья претерпеть, и от всяких ево изгони и угроз пошли вам, великим государем, служить на Амур реку…"
На следующий день утренний ветер наполнил паруса дощаников, и те быстрее птицы понеслись по быстрым водам. Съестных припасов у казаков было в изобилии; леса вокруг кишели дичью, а речные волны были полны рыбой.
Проведя в пути два месяца, небольшая флотилия добралась сначала до Тугирского волока, а затем до реки Амазар. И вот уже казаки шли по Амуру-батюшке, с трудом сдерживая биение сердец, рвущихся от радости из груди.
– Господи, доплыли! – троекратно перекрестился Черниговский, смахивая слезинку из глаза. – Ни единого человека в пути не потеряли, все добрались благополучно!
Он стоял на носу головного дощаника, и восточный ветер развевал седые волосы отважного атамана. Ещё немного, и в яром солнечном свете людским взорам открылось то, что время оставило от некогда грозного Албазинского острога. Беглецы увидели за излучиной могучей реки его ров и оплывшие валы, покосившиеся от времени стены и прохудившиеся крыши зданий.
– А даур-то в остроге нетути! – радостно закричал с соседнего корабля Микулка Пан, приложив ладони ко рту. – Нету даур, и следа от них не осталось!
После того как дощаники пристали к берегу в небольшой бухте, казаки сошли на берег, настороженно оглядываясь по сторонам. Однако кругом лишь шумел ветер в кронах многовековых деревьев да громко пели лесные птицы.
Поднявшись вверх по крутому склону, первопроходцы с волнением прошли внутрь "хабаровской" крепости. На входе их встретила висевшая на своём месте полусгнившая от времени одна створка ворот; другой не было вовсе. Внутри городища вымахала трава до пояса, нигде не тронутая людскими или звериными следами. Всё вокруг говорило о том, что уже несколько лет сюда не ступала нога человека.
– Что ж, всё будем в порядок приводить! – сказал Черниговский, собрав казаков в "круг". – Потихоньку вал поднимем, ров углубим да ворота добрые справим! На случай непогоды крыши у пары изб обновим!
Спустя час партия охотников, вооружённая топорами, уже отправилась налегке в лес.
– Напрасно кольчуги посымали! – покачал головой бывалый Оска Подкаменный. – Чай, на стук топоров живо всякая нечисть слетится! А у тунгусов да дауров стрелки дюже добрые!
Недолго думая, казачий пятидесятник направил под его началом вслед за лесорубами несколько хорошо вооружённых казаков, захвативших с собой пищали и луки.
– Присмотри-ка ты за ними, Оска! – сказал он, щуря глаза от яркого солнца. – А ежели нападёт кто, непременно пленного возьми! От него мы можем проведать, кто здесь из местных ноне обитает!
Остальные беглецы, перенеся свои нехитрые пожитки из дощаников в острог, стали обживаться на новом месте. Запылали костры, на которых поставили вариться котлы с кашей да стали жарить добытых в травных зарослях зайцев.
– В хорошем месте крепостцу поставили! – уверенно заметил Микулка Пан, осмотрев всё вокруг. – С двух сторон обрыв над Амуром, с двух других – крутой косогор! Попробуй-ка, возьми её, лоб расшибить можно или пупок надорвать!
В это время Матвей Максимов, выбрав подходящий момент, воровски оглядываясь, закапывал в укромном месте высыпанное им в небольшой кувшинчик обуховское серебро. Увесистый свёрток в дороге доставлял ему немалые неудобства, а хранить деньги в котомке убийца воеводы не отваживался.
Вдруг со стороны леса раздались громкие крики, и казаки, схватив сложенное в кучи оружие, гурьбой устремились на опушку.
– Погоди-ка, а если неприятель ловушку готовит! – остановил Черниговский на бегу десяток "охочих людей". – Здесь останемся, а если что, огнём своих поддержим!
Его гордость, небольшая пушка, чудом довезённая в эту глушь, была уже установлена на валу в удобном месте. Над нею, словно над красной девицей, любовно колдовал Пётр Твердохлебов, артиллерийских дел мастер, перекатывая из руки в руку чугунное ядро.
– Вдаришь по моей команде! – похлопал его по плечу атаман. – Только гляди, своих не задень!
Однако на этот раз палить по врагу опытному канониру, к счастью, не пришлось. Через полчаса вся казацкая ватага, бурно переговариваясь и жестикулируя, уже возвращалась в острог.
Двое "лесорубов" вели под руки своего товарища с окровавленным плечом, кое-как перевязанным грязной тряпицей. Немного поодаль уныло плёлся даурский воин со связанными руками. Озорно ухмыляясь, его тащил на толстенной верёвке Подкаменный.
– Глянь-ка, Никифор, кого я споймал! – бросил он пленника под ноги атаману. – Вдвоём он с братом был, да тот удрал восвояси, только пятки в кустах сверкнули! Миколе стрелу в плечо засадил – и утёк, вражина такая! Сначала гнались мы за ним, да далеко отходить побоялись!
Вынув нож, Черниговский подошёл к дауру и, отведя руку назад, посмотрел ему в глаза. Тот, не высказывая ни тени страха, смело выдержал его взгляд. Пятидесятник немного понимал "лесной язык" и потому не нуждался в толмаче.
– Ты не простой воин! – сказал он, разрезая верёвки "языку". – Скажи мне, как тебя зовут и кто из ваших обитает в этих краях?
– Меня зовут Калга! – ответил тот, растирая затёкшие запястья. – Я младший брат князя Омутея, чей род издавна и законно владеет этими землями! Вы пришли, чтобы отобрать у нас жён и дочерей, а потом заставить покинуть родные кочевья?
Поставив руки на пояс, Черниговский задрал седую голову и громко расхохотался.
– Не нужны нам ваши жёны и дочери! – сказал он, прекратив смеяться. – Но отныне и навеки вы будете платить ясак Белому царю! По одной соболиной шкурке с каждого охотника! Вот так-то, братец, а теперь иди восвояси!