Двое его спутников даже не посмотрели в их сторону: были уверены, что догонит. Высокий склонился над лежащими, нанёс шестопёром несколько сильных ударов. Его спутник сбросил короткий плащ. Под ним оказалась затейливая кожаная портупея, в которой спереди были закреплены ножны и плоская сумочка, а сзади, на спине – две лопаты. Одна – лезвием вверх, закрывая левую лопатку, вторая – лезвием вниз, на правой почке. Достав умело подогнанный к телу инструмент, владелец портупеи бросил его на песок перед сидящим, держащимся за колено матросом. Тот, хорошо понимая происходящее, спокойно взглянул. Недлинные кленовые черенки – точёные на станке, с идеально прямыми волокнами древесины. Сами лезвия лопат – с синеватым отливом, острые, кованные из оружейной стали. "Сколько же может стоить такая лопата?"
– Бери одну, – сказал высокий, – и иди за мной.
– Вьюн возвращается, Филипп! – сообщил ему носитель лопат.
– Хорошо. Быстро догнал.
Приблизился Вьюн, толкая перед собой хромающего беглеца. Подал ему вторую лопату, повёл вслед за высоким.
– Вот здесь, – отмерил Филипп понятный каждому человеку прямоугольник. – Копайте.
Матросы принялись выкусывать клиновидными треугольными синими лезвиями комья земли с дёрном и отбрасывать в сторону. Потом пошёл пласт чёрной земли, потом – желтоватый суглинок.
– Братцы, – проговорил хриплым голосом один из копавших. – У нас кое-какие денежки есть. Может, договоримся?
В ответ – молчание, шаг, взмах – и новый удар по колену. Короткий вопль, стон.
– Копай.
Яма росла быстро. Оружейная сталь легко резала корни, как масло стёсывала с вертикальных боков ямы суглинок. Копавшие уже скрылись в яме, наверх вылетали лишь комья песка с мелкими камешками. Пошёл мокрый песок.
– Всё. Лопаты – наверх.
Копавшие послушно выбросили лопаты.
– Давай руку. Вылазь.
Вытянули из ямы двоих с бледными, измазанными землёй лицами матросов.
– Тащите сюда своих. Бросайте на дно.
Как только два тела, увлекая за собой струйки песка, свалились вниз, Филипп, пустив шестопёр по короткой дуге, пробил голову одному из бросавших. Третье тело отправилось вниз, а Филипп пошёл неторопливо вокруг ямы к стоявшему на коленях четвёртому матросу. Тот дрожал, опираясь растопыренными пальцами левой руки о мягкий песок. Правой – торопливо крестился. Встав за спиной, Филипп неторопливо примерился – и ударил.
– Всё, заваливайте.
Две посверкивающие лопаты принялись метать вниз только что поднятые оттуда пласты земли и песка. Засыпали яму, старательно затоптали, выровняли место. Оставшийся лишний песок разбросали по полянке, слепили круг в центре. Навалили сучьев в этот круг, принесли с берега углей и зажгли. Теперь здесь будет кострище. Кто догадается, что это – могила?
– Оставьте, какие нужно, следы, – распорядился Филипп, – а я – на постоялый двор. Время.
На постоялом дворе, где-то между трактиром и конюшней противно и нагло проорал кот. Адония вздрогнула, опустила руку, держащую бокал с вином.
– Мистер Генрих, – попросила она, – закройте окно. Там кот, – вдруг он в комнату вскочит!
– Ни в коем случае, не посмеет, – ответил чуточку пьяненький дворянин, послушно, впрочем, поднимаясь и закрывая окно.
Адония, поставив бокал, тоже подошла к окну.
– Мистер Генрих, – сказала она голосом, ставшим вдруг слегка хриплым. – Вы так милы… Так милы… Вы не могли бы пообещать, что простите мне одну дерзкую просьбу?
– Я?! Вам?! Всё, что угодно! Просите, нет, требуйте!
– Мистер Генрих… Позвольте я вас поцелую…
Дворянин, разведя руки, подняв брови домиком, с лицом, полным благоговения, склонил голову. Адония медленно обняла его за шею, порывисто вздохнула (грудь её вздрогнула и коснулась его груди; он замер), отвела на секунду лицо – и вдруг, в отчаянном, быстром порыве взглянула прямо перед собой и прижала к его губам свои дрогнувшие, полуоткрытые губы. Он издал короткий стон – почти писк, обнял её за плечи – как хрусталь, как невесомую драгоценность.
Понеслись вскачь бешеные секунды. Адония на миг отняла губы, сказала коротко, – почти приказала:
– Откройте глаза!
И продолжила поцелуй – теперь уже не торопливый и трепетный, а умелый и властный. Когда Генрих вдруг вздрогнул, она, до предела расширив зрачки, всё смотрела в его глаза, ловя в них уходящий свет жизни.
Филипп выдернул нож из его спины, и Генрих мягко сполз на пол.
– Хорошо ушёл мальчик, – сказала Адония. – Даже не крикнул.
СТЕЙК
Дверь номера была распахнута настежь. Когда трактирный слуга принёс ужин, то не пошёл дальше порога. С грохотом уронив поднос, он со всех ног бросился вниз, к хозяину. Страшная весть мгновенно облетела постоялый двор. Джек в два громадных прыжка взлетел наверх. Медленно, тяжело ступая, приблизился к телу. Длинная лента подсыхающей крови не оставляла сомнения в произошедшем. Джек сел на пол, положил голову Генриха к себе на колени. Стиснув зубы, с заметным усилием выдавливая каждое слово, стал читать отходную молитву.
– Нервы крепкие у слуги, – сказал вполголоса прошедший к остывающему камину Филипп. – Это похвально.
Джек поднял на него глаза, и Филипп, ответив спокойным и твёрдым взглядом, произнёс:
– В комнате порядок. Дорожный сундук не взломан. Ничего не взято. Это не ограбление. Это месть.
– Что? – глухо переспросил Джек.
– Месть. Те четверо, в трактире днём, помнишь? Ты вот что. Дождись полицию, найми кучера и полицейского. Деньги есть? Хорошо. Отправь тело к родным, домой. А утром приходи к въездным воротам. Думаю, тех четверых можно найти. Если решишься, я тебе помогу. На прокурорский розыск, как ты понимаешь, надеяться нечего.
Джек, почти не раздумывая, кивнул.
– Вот и хорошо. Завтра – у ворот.
Ранним утром старомодный экипаж, которому на закате своей службы пришлось стать катафалком, медленно выкатился из ворот и потащил свой скорбный груз к далёкому дому. Бывший возница проводил его только до ворот, где встал, привалившись к отпахнутой створке.
Затих вдали шорох колёс. Лицо Джеку обдували прохладные струи осеннего ветерка. А спустя полчаса послышался грохот копыт и из тумана вылетели два всадника. С ними была третья лошадь – без седока, но с седлом. Филипп бросил ожидающему их человеку поводья. Тот неторопливо, но опытным, ловким движением поднялся в седло.
– Почему ты помогаешь мне? – спросил Джек у озабоченного чем-то Филиппа.
– Я видел тебя в трактире, – сказал тот. – То, что ты сделал, достойно законного уважения. К тому же – мальчика жаль…
Он хлестнул свою лошадь и уверенно взял направление – обратно, в туман.
Через пятнадцать минут всадники встали на берегу неширокой реки.
– Надо ждать, – пояснил Филипп и, спрыгнув с лошади, сел на песок.
Ждали недолго. Вынесся из тумана ещё один всадник и, подскакав, торопливо заговорил:
– Есть след! Их видели вечером. Они жгли костёр и что-то варили. Но ночью незаметно ушли. Опытные ребята. Даже палатку оставили.
– Веди! – коротко распорядился Филипп, запрыгивая в седло.
Ещё через четверть часа все были на поляне с кострищем. Джек спрыгнул на землю, сунул руку в золу.
– Да, огонь догорел ночью.
Филипп повернулся к одному из спутников:
– Это точно они?
Вместо ответа тот показал пальцем на землю. Там, возле кострища, валялся обломок хорошо знакомого Джеку лезвия.
– Кто-то ушёл по их следу? – поинтересовался Филипп.
– А как же. Вьюн ушёл. Теперь нужно угадать, куда они могли направиться, да смотреть повнимательней. Вьюн обязательно пометки на пути оставит.
Однако пометку обнаружили только к полудню. Молодое тонкое деревце было надломлено, так что вершинка его касалась земли. Всмотревшись в ту сторону, куда указывала эта вершинка, Филипп спросил:
– Что у нас там?
– Большое село, – ответили ему. – Сейчас там – осенняя ярмарка.
– Мудро, – кивнул довольно Филипп. – Где же ещё спрятаться беглым людям, как не там, где побольше народу? Едем. Ты, Джек, держись в середине. Твоё лицо они, безусловно, запомнили.
Близился вечер, и ярмарка сворачивала торговые ряды. Наступало время еды, питья, развлечений. Всадники ехали неторопливым шагом, неброско, но внимательно оглядываясь по сторонам.
– Наши морячки на люди вряд ли выйдут. Судя по повадкам – не дураки. Сидят где-нибудь в чьей-то крытой повозке, да ужинают. А вот Вьюн, если он здесь, обязательно помелькает. Так что смотрите.
Но смотрели напрасно. Не было заметно ни матросов, ни Вьюна, который, кстати, ехал вместе со всеми и старательно оглядывался в поисках себя самого.
Вдруг Филипп направил лошадь в ту сторону, где собралась особенно большая толпа.
На трёх составленных вместе телегах было сооружено что-то вроде помоста с декорацией и занавесом.
– Кукольник будет давать представление, – подумал вслух кто-то, но вышло не так.
Откинулся полог и из-за него, пронзительно продудев в мятую жестяную трубу, выкатился толстенький человек.
– Леди и джентльмены! – закричал он. – Любезная публика! Прекрасная возможность для крепких мужчин! Заработать лёгкие деньги! Кулачный бой на пари! Со всемирно известным силачом и жонглёром! Которого зовут просто "Кусок Мяса"!
И, подхватив край полога, отбежал с ним в сторону, ликующе выкрикнув:
– Мистер Стейк!