Алексей снова выглянул из-за угла. Четыре разбойника сидели под забором, целясь в сторону толмача. До них было метров шестьдесят, из мушкета на таком расстоянии попасть трудно, но у четырех стволов шансов достать цель в четыре раза больше. Рисковать не стоило, но если бы воры обошли или прорвались сквозь двор, им открылась бы прямая дорога к Мурзинцеву с тыла. Надо было спешить, и Рожин лихорадочно соображал, что предпринять.
Тем временем один разбойник взял в зубы нож и полез через забор. Толмач прицелился, задержал дыхание и выстрелил. Вора словно кувалдой в спину ударило, он кувыркнулся через забор, только ноги мелькнули. Четыре мушкета бабахнули в ответ, но Алексей уже укрылся за забором.
- Готов? - спросил его Прохор.
- А то как же, - отозвался Рожин, спешно перезаряжая штуцер.
- Вот это выстрел! - похвалил Прохор.
- Лучше глянь, чего там.
Стрелец осторожно выглянул. Следующий вор лез на забор и уже почти перебрался, но вдруг дернулся, согнулся пополам и над забором приподнялся - что-то в живот ему уперлось. И тут же завизжал, как свинья на заклании. Лиходеи с мушкетами уставились на орущего товарища, а тот висел над забором еще мгновение, а потом свалился. В животе у него торчали вилы - хозяева бдели и незваным гостям не обрадовались.
- Еще один скопытился, - выдохнул Прохор и перекрестился.
Рожин закончил заряжать ружье и тоже выглянул. Времени штурмовать двор у разбойников не осталось - над городком пронеслась тяжелая, как майский гром, канонада, стало быть, воровские струги подходили к причалу, а пушка все еще оставалась у тобольчан. Разбойники поползли вдоль забора, решив обогнуть двор по периметру. Рожин закинул штуцер за спину и пополз им наперерез, стрелец последовал за толмачом.
О том, что тати нацелились на пушку, а не на монастырь, сотник понял сразу, как только услыхал выстрелы штуцера. Голос у толмачовского ружья был зычен и раскатист - ни с чем не спутать. И прилетел он с юга, а не от монастыря. Но полностью отвлечься на нападающих с тыла Мурзинцев не мог - по Оби к причалу кормами вперед шли два струга, и стволы фальконетов смотрели на пушечный расчет тобольчан. Мурзинцев поручил монахам прикрывать тыл, а сам занялся вражескими судами. Монахи разбежались, один спрятался за березой, двое других за брошенной телегой, мушкеты выставили в сторону ближайшего двора.
- По первому стругу! Пали! - скомандовал сотник, и Васька Лис поджег фитиль.
Над Кодском грянул гром выстрела. Ядро ударило в реку всего в метре от струга, взметнув столб воды. И тут же отозвались фальконеты воровских судов. Одно ядро пролетело над головами Мурзинцева и Лиса, пробило дыру в заборе дальнего двора. Второе ударило в берег, на пару метров ниже бруствера, подняв фонтан земли и обрушив на головы пушкарям сырые комья.
- Огрызаются, упыри! - процедил Васька, целясь из мушкета в воровской струг.
- Канониров бей, - приказал сотник и свою фузею тоже поднял.
- Живо к причалу! - кричали на стругах воровские заправилы. - Разнести ту пушку к ядреной матери!
Бабахнули мушкеты Лиса и сотника, пушкарь на воровском струге вскинул руки и вывалился за борт. На его место тут же бросился ближайший гребец. Струги приближались, до причала головному судну оставалось метров сорок, и если бы нападающие высадились, удержать берег уже бы не удалось. Мурзинцев это понимал, а потому ждал Рожина, как второго пришествия.
Три раза чихнули мушкеты воров, две пули угодили в бруствер, третья просвистела у самого уха Лиса. Стрелец дернулся, сочно выругался.
- Нам тут крышка, Анисимович! - прохрипел он, перезаряжая фузею. - Как нам вдвоем душегубов сдержать?!
- Не скули, бывало и хуже, - спокойно отозвался сотник. - Заряжай пушку, скоро Рожин с Прошкой подтянутся.
- Ага, как же… Может, их уже положили… - заворчал Васька, суетясь вокруг фальконета.
- Живы они, - ответил сотник, снова вскинув над бруствером ружье. - Только что штуцер Рожина грохнул. Да и потом, толмачу сам черт не брат.
Когда раздались первые ружейные выстрелы, Игнат Недоля еще сомневался, мешкал, но, услыхав пушечную пальбу, понял, что брань разгорается у причала, а потому охранять монастырские ворота смысла нет.
- Вперед! Порешим супостатов! - заорал он и понесся от монастырских ворот вниз к причалу.
Семен Ремезов, вооруженный всего лишь топором, отец Никон в кожаной кирасе поверх рясы и с посохом в руках да три монаха с мушкетами кинулись за ним следом.
- Семен, ты-то куда?! - бросил на ходу Игнат, оглянувшись на парня, но тот и не думал отставать.
Выглядел Семен ошарашенно, будто не понимал, где очутился и что ему нужно делать. Шапку он потерял, налетающий ветер растрепал рыжие кудри, а в глазах застыл изумленный вопрос: отчего это в мирном городке ни с того ни с сего война приключилась?
А следом уже бежали остальные монахи, кто с дубиной, кто с топором, кто с вилами, и из каждого двора, мимо которого пробегал Игнат, выскакивали мужики и вливались в реку поднявшегося на брань люда. Кодский городок, все как один, ополчился против душегубов.
Напитанное набатом небо, казалось, звенело само по себе. А на востоке, под треск выстрелов и лопающихся досок, разгорался пожар зари, раскидывая по Оби горящие угли. И казалось, что людская брань достигла границы неба и, отразившись, возвращалась назад.
Четыре разбойника с ружьями выбрались на линию огня в спину сотнику и Ваське Лису, но были встречены залпом мушкетов трех монахов. Вояки из братьев Троицкого монастыря оказались неважные, никто из них в противника не попал, зато ответные выстрелы тут же положили двоих. Рожин с Прохором укрылись в ложбине в сорока метрах южнее разбойников, а Игнат Недоля со всех ног летел ворам прямо в спину и, не видя их, мог на полной скорости выскочить животом на пули. Воры бросились к телеге, за которой лежали два убитых монаха. Рожин поднялся на колено и выстрелил, один разбойник упал. Прохор бабахнул следом, вор дернулся, споткнулся, но на ногах устоял, добежал до подводы, забился под нее. У толмача времени оставалось минуты три, если не меньше, пока лиходеи не перезарядят мушкеты, потом залпом трех ружей они положат сотника и Ваську Лиса. Штуцер толмачу заряжать было некогда, он вскочил на ноги и, что было духу понесся прямо к подводе. С другой стороны двора выскочил Игнат Недоля, Семен Ремезов и монахи с ружьями. Ни на что не обращая внимания, они бежали к пушечному расчету.
- Игнат! - заорал ему на бегу Рожин. - Тут они!
Недоля оглянулся, вмиг все понял, упал на колено, целясь под телегу.
- Рассыпаться цепью! - крикнул он подопечным и выстрелил; один из разбойников под телегой захрипел, зашелся кашлем.
Недоля упал на живот и принялся перезаряжать мушкет, но вдруг вспомнил о Семене, оглянулся и обомлел. Парень стоял в полный рост и ошалело таращился по сторонам, а из-под телеги торчали ружейные стволы, целясь прямехонько ему в грудь.
- На землю, дубина! - заорал Семену Игнат, потом вскочил, схватил его за отворот зипуна, потащил на себя.
Шарахнул выстрел, пуля резанула Недолю по уху, обожгла щеку. Второй выстрел срезал монаха.
- Да палите же, леший вас побери! - закричал Игнат, прижимая ладонь к горящей щеке.
Монахи очнулись, разрядили в разбойников ружья. Еще один вор замер, оставшийся бросил мушкет и гадюкой пополз из-под телеги. Но Рожин был уже близко. В два прыжка он настиг разбойника и со всего маха рубанул прикладом лиходея по голове. Череп разбойника хрустнул, руки и ноги начали мелко трястись. Будто и не человека убил, а гада раздавил - Рожин скорчил брезгливую гримасу, отвернулся.
Народа собралось уже много, и среди них отец Никон с пунцовым лицом стоял, на посох опираясь, дышал тяжело.
- Игнат, живой? - окликнул стрельца Рожин.
- Для войны пригодный, - отозвался Недоля.
- Мужиков, кто с ружьями, цепью по склону! - распорядился толмач и побежал к пушке, Прохор Пономарев следовал за ним.
- Добро! - отозвался Игнат.
Недоля поднялся, подобрал фузею, подошел к подводе, попинал убитых воров, удостовериться, что никто не прикидывается, оглянулся на Семена, сказал:
- Ежели так воевать, парень, то от нас мокрого места не останется.
Игнат улыбнулся, но в ухе пульсировала ноющая боль, и улыбка получилась кривая и болезненная.
Семен переминался с ноги на ногу, выглядел виновато, но топор по-прежнему держал в руке. Потом вдруг в лице изменился и неожиданно прыгнул на стрельца, замахиваясь топором. Недоля, очам не веря, упал на четвереньки. И вовремя - лезвие ножа пронеслось у него над головой, сбив шапку. В следующее мгновение топор Семена вошел разбойнику в голову да там и остался. Игнат оглянулся. Грудь душегуба была прострелена, но это не помешало ему подняться и замахнуться на стрельца ножом. Теперь же вор нож уронил, валко пятился. В голове у него торчало лезвие топора, по лбу стекала тонкая ленивая струйка крови, ртом шла пена, розовая, как накипь с брусничного компота. Сделав еще шаг, вор уперся спиной в подводу, осел, да так, с выпученными на топорище очами, и замер.
- Ну, Семен… - только и сказал Недоля, перевел дыхание и добавил спокойнее: - Ладно, повоевал и будет. Воротись в монастырь, мы тут сами управимся.
Парень послушно отвернулся и, пошатываясь, побрел в глубь городка. Отец Никон нагнал его, положил руку на плечо, пошел рядом. Игнат тряхнул головой и оглянулся на местный люд.
- Все, кто с мушкетами, за мной! - крикнул он. - Остальные прячьтесь за заборами! Ежели нас супостаты постреляют, дело за вами! Будете иродов топорами рубить!
Но вдруг усмехнулся и добавил в бороду:
- Или шапками закидаете.