Нельзя сказать, чтобы мы знали это как данный в опыте факт, или раскрывали его, или же ожидали воспринимаемого появления пространства в момент, когда мы оборачиваемся. Нельзя также сказать, что это для нас бесспорно благодаря "сущностному усмотрению" a priori, но, тем не менее, мы "видим" простирающееся пространство. Точнее это обстоятельство выражается негативно: наглядное обладание той областью пространства, где я нахожусь, не обрывается сразу же на границе сферы восприятия. Насколько далеко простирается это пространственное созерцание, как оно изменяется, на чем и в силу чего оно обрывается – все это поначалу значения не имеет; важно лишь то, что оно не обрывается на указанном месте.
Рассматриваемая здесь ситуация прояснится, если мы возьмем случай, когда мы оборачиваемся в незнакомой местности: в этом случае предметы, теперь становящиеся доступными нашему восприятию, не "так уж неожиданно" – без какого бы то ни было наглядного соотнесения с прежде воспринимаемыми предметами – оказываются теперь "тоже здесь", рядом с предметами, которые мы воспринимали до этого. Напротив, лишенная содержания пространственная действительность, также уже наглядно данная нам до этого помимо сферы восприятия (хотя и довольно своеобразно), теперь наполняется этими предметами. Дело не в том, что голое "созерцательное ничто" превращается в наглядное нечто или, скорее, во многие "нечто", но в том, что то, что до этого было созерцательно "пустым", теперь приобретает наглядную полноту.
Совершенно такое же положение дел, конечно же, имеет место, если передо мной, когда я иду вперед, в восприятии открываются все новые части "пространственного мира". Во всех направлениях – если я вообще обращен во внешний мир – часть моего созерцания выходит за пределы сферы восприятия в собственном смысле. Эти трансцендирующие сферу восприятия части пространственного мира, которые всегда или обычно в реальной ситуации переживания наглядно со-постигаются в большем или меньшем объеме (здесь, как легко заметить, не играют роли точные характеристики – их определение было бы задачей экспериментального психологического исследования), в осознанной рефлексии складываются в своеобразную, довольно значительную по объему сферу. И эта сфера – будучи упорядоченной вокруг моей реальной позиции в пространстве – отличается именно такой непосредственной обозримостью для моего умственного взора, и содержит в себе соответствующее поле восприятия (при закрытых глазах оно равно нулю) в качестве особо выделенной части.
Вышеотмеченное обстоятельство, заключающееся в том, что отдельную, уже знакомую мне в качестве как таковой, предметность я могу напрямую усмотреть еще до того, как она будет мною воспринята, уточняется теперь так, что все, что находилось в самой по себе и для себя обозримой с моей позиции восприятия части "пространственного мира" (и осознавалось в его наличном и так-бытии как таковое), само может быть прямо и непосредственно усмотрено. В таком случае, при продвижении через пространственный мир, часть пространства, не обладавшая до этого содержанием, но уже наглядно данная, не наполняется прежде еще неизвестной и поэтому, само собой разумеется, еще невиданной предметностью, но то, что сперва было "усмотрено" со "скрытой наглядностью" в непосредственном продолжении того пространственного мира, где я нахожусь вместе с воспринимаемыми предметами как воспринимающий, проступает теперь с "несокрытой наглядностью".
Однако все еще остается открытым вопрос о том, что полагает границу этой "обозримой сфере"; ибо таковая, очевидно, должна иметь место, если противоположность "усматриваемой близости" и "не усматриваемой дали" имеет основание в самом феномене. И, во-вторых, здесь опять же возникает вопрос об отношении "обозримой сферы" к "реальному миру" как таковому. Первое сразу могло бы дать ответ и на второе.
Обращает на себя внимание то, что сознание реальности в подлинном и изначальном смысле не совпадает полностью с переживанием восприятия. Однако, в ответ на наши рассуждения можно сразу же спросить, не следует ли впредь считать "действительность" тождественной воспринимаемому плюс указанным образом непосредственно усматриваемое помимо нее. В таком случае ошибка позитивистской теории состояла бы лишь в том, что она охватывает слишком узкую область. Возможность прямого усмотрения некоторой сферы, упорядоченной вокруг позиции восприятия – будь то в воспринимаемой или в представляемой наглядности – и тем самым признание в качестве действительно существующей той предметности, которую следует в ней усматривать, – это было бы в таком случае "изначальным переживанием", не поддающимся дальнейшему объяснению в своем своеобразии. Точно так же, как для позитивизма обладание содержаниями восприятия и схватывание их как реально существующих является предельным "изначальным психологическим фактом", который может быть только признан в качестве такового.
Однако такое понимание было бы столь же неверным и, в принципе, не менее "позитивистским", чем позитивистское решение в собственном смысле; как раз потому, что при таком понимании нечто сущностно своеобразное (а именно, сознание действительности) стремятся подогнать под что-то другое (возможность непосредственного и прямого обозрения некоторой части реального мира). (Кроме того, такого рода отождествления в позитивистских теориях никогда серьезно не проводятся, а там, где к тому принуждают факты, все это, напротив, оборачивается постоянно следующей вслед за этим двоякостью, что, однако, не приводит к изучению и прояснению каждого элемента самого по себе в его своеобразии.) "Позитивистским" такое понимание было бы также потому, что исследование здесь останавливалось на некоторой точке как на "непосредственно добавляемом изначальном факте", который, однако, при малейшем внимании к имеющему место положению вещей настоятельно требует дальнейшего объяснения. Сколь мало сознание действительности идентично переживанию восприятия, столь же мало оно идентично указанному переживанию созерцания вообще.
Впрочем, не подтверждается даже всегда допускаемое здесь предположение о том, что сознание действительности непосредственно связано, с одной стороны, с переживанием восприятия, а, с другой, с указанным переживанием созерцания. Итак, для меня в представлении первого типа реальный предмет также может быть непосредственно актуальным в качестве реального (хотя и не непосредственно наглядно актуальным), несмотря на то, что этот факт оспаривается "позитивизмом" ради того самого "отождествления". С другой стороны, мы видели, что я лишь игровым образом могу полагать нечто в прямо обозримую область пространства и тем самым придавать ему определенный "габитус действительности", при этом и речи нет о каком бы то ни было "сознании действительности" в собственном смысле.
Правда, саму непосредственно обозримую сферу, по-видимому, неизбежно – по крайней мере, для естественного сознания – следует охарактеризовать как сферу, принадлежащую реальному миру. Но только как к нему принадлежащую; однако самой реальной сфере "обозримая" сфера еще не полагает границ. В случае, например, с представлениями первого типа предмет, принимаемый за действительно существующий, может, пожалуй, постигаться как принадлежащий к реальному миру вообще, и при этом не требуется причислять его к "обозримой сфере"; он есть где-то там, куда больше не способно проникнуть мое непосредственное усмотрение.
Теперь мы имеем два особых вопроса.
1. Действительно главный вопрос, к ответу на который нас, правда, уже подвели предшествующие анализы, но который должен быть, наконец, поставлен совершенно напрямую как таковой: что объективно лежит в основании сознания присутствия в "действительном мире" или нахождения перед "реальным внешним миром". 2. В каком феноменальном отношении к "реальному внешнему миру" находится "обозримая сфера"?
Выше обнаружилось, что позитивизм, в отличие от ложного так называемого "идеализма", подчеркивает неустранимую "внеположность" содержаний восприятия по отношению к "Я", а, с другой стороны, указывает на то, что эти содержания восприятия всегда ориентированы относительно Я-тела. Как же относится это факт к сознанию присутствия в "реальном внешнем мире"?
Указанная "внеположность" подразумевает, как уже было упомянуто выше, в первую очередь, то, что противоречивы и абсурдны все теории, в соответствии с которыми так называемый "внешний мир" возникает сначала в голове или в мозгу воспринимающего и представляющего индивида, чтобы затем каким-то чудесным образом "спроецироваться" на феноменально соответствующее им место. Мы уже указывали на несомненную заслугу позитивизма в этом вопросе.