Но только в этом отношении. Ибо это не имеет ничего общего с особым содержанием представления, в "область" "пространственной действительности" которого помещается представляемая предметность, – неважно, уставился ли я при этом в пол, или смотрю вдаль или куда-нибудь еще. Эта область вообще не фиксируема каким-либо однозначным образом; и это потому, что такого рода воображаемый или образно представляемый предмет не полагается и не может полагаться собственно "в" реальное пространство (вскоре мы, однако, увидим, что может иметь место фактическое помещение воображаемого предмета в пространственную действительность; но в этом случае и феномен в целом выглядит совершенно иначе); ибо такой представляемый предмет неотделим от собственной сферы, а именно от мира ума, словно бы "выталкиваемого" или "продвигаемого" во внешний мир. На линии, ведущей от ума к представляемому предмету, здесь отсутствует какой бы то ни было "разрыв" такого рода, как это, по существу, имеет место между воспринимающим умом и воспринимаемыми предметами: сколь близко н, и подходил бы воспринимающий ум к предметам "внешнего мира", сколь бы плотно он их ни охватывал, сферу ума и сферу "внешнемирных реалий" невозможно соединить "гомогенной" связью.
Но ведь достигнутое понимание в то же время обнаруживает, что, с другой стороны, воображаемый предмет, поскольку он остается "заключенным" в сфере ума, поскольку он посредством акта специфического типа не отделяется от ума и не полагается вовне, в "другой мир", то он в таком случае не может одновременно занимать какого-либо подлинного места в реальном пространственном мире. Соответствующая часть "феноменального мира" или "мира представлений" и реальный внешний мир могут пересекаться лишь неким трудноописуемым образом. Конечно, "протяженность" реального пространства может даже служить сфере воображения в качестве поля развертывания, но они никогда не могут по-настоящему соприкоснуться друг с другом; они состоят и будут состоять – если можно так выразиться – из совершенно гетерономной материи.
Теперь, на основании этого, вышеприведенный пример второго типа представлений можно охарактеризовать следующим образом: я вижу своего знакомого уже "словно бы" поднимающимся по лестнице, хотя знаю, что фактически его там вовне еще нет. И, таким образом, представляемая здесь предметность как таковая не обладает для меня никакой "действительностью". В такой мере, следовательно, и в этом случае событие там, где я "вижу" его посредством представления, переживается как этому месту не принадлежащее: я осознаю, что там вовне в коридоре ничего подобного нет; в коридоре, в действительности, ничего не происходит.
Но не присутствует ли и здесь "мысленно представляемый" мною предмет, например, в виде воображаемого образа? Имеет ли здесь какой-нибудь смысл говорить, что представляемый предмет приносит с собой собственную область? Является ли и здесь совершенно нерелевантным и, в известной мере, случайным то, в какой области "действительного" пространства все это в целом представляется? И имеет ли это целое лишь совершенно "несобственное" отношение к действительному пространству?
К этому особому содержанию представления относится, конечно, не только то, что представляемое событие происходит там вовне на лестнице, но к этому особому типу представлений относится также и то, что, представляя, я вижу или "словно бы" вижу это прямо там вовне.
В случае с первым типом представлений я могу также "обыгрывать" действительность какой-либо вещи или события постольку, поскольку мыслю ее как фактически реализованную в некотором месте реального пространственного мира; но при этом я всегда соотносился бы с этим местом пространства только вышеописанным, своеобразно лишенным наглядности способом, тогда как наглядно данный представляемый репрезентант являлся бы моему уму "в другом месте", т. е. "где-то", и притом неотделимо от ума. В случае же со вторым типом представлений, напротив, место пространства, где я мыслю предмет как действительный, фактически и в "собственном" смысле наполняется для меня этим предметом – наглядным – пусть даже и сокрыто наглядным – образом. "Наполняется", правда, так, что предмет не имеет здесь для меня действительного наличного бытия и, как мы сказали выше, в действительности не "принадлежит" этому месту пространства. Но в случае такого рода представления, спонтанно производимого моим умом, имеет место именно тот акт отделения и полагания, о котором мы уже говорили выше. Только благодаря ему "дитя моего ума" превращается в "дитя реального мира". Разумеется, говоря об этом "превращении", мы не имеем в виду, например, того, что силой своего ума я могла бы фактически "наколдовать" там своего реального знакомого или что какой-нибудь фантастический образ посредством такого акта способен обрести реальную жизнь; мы не имеем в виду также того, что я ни с того ни с сего должна поверить в фактическое реальное наличное бытие того, что до сих пор было "лишь представляемым". Но мы имеем в виду только то, что некоторую порождаемую представлением предметность (в случае, если она вообще по своей природе могла бы принадлежать реальному миру) посредством умственного акта такого рода можно спроецировать в пространственную действительность, что эта предметность в соответствии со своим непосредственным характером представляющегося явления "выглядит" точно так же, как она выглядела бы, если бы принадлежала к области "действительных" предметов. (Конечно, и здесь способ явления всегда остается "сообразным представлению", т. е. способом "сокрытой наглядности"; предметы восприятия я не могу, в сущности, спроецировать из своего ума вовне и в реальный мир – предметы восприятия могут явиться мне только в "галлюцинации".) Выражение, согласно которому мы "играем" с действительностью таких предметов или таких событий, уже как таковое означает, что мы сознательно придаем этой представляемой предметности лишь "габитус" фактически принадлежащего к реальной действительности элемента. Здесь еще нельзя сказать об этом чего-то большего. Но, по-видимому, не будет больше оспариваться как таковое различие, существующее между всего лишь воображаемым или образно представляемым содержанием и содержанием "словно бы усматриваемым" в реальном окружающем мире – хотя ни то, ни другое не должно иметь для меня никакой реальности.
Перейдем теперь к "действительно" представляемому предмету и подумаем, например, о самой этой знакомой нам прихожей с находящимися в ней вещами: сидя у себя в комнате, закрыв дверь, я обращаю умственный взор через дверь на лестничную клетку и перехожу здесь от одного предмета к другому. Здесь, как было сделано выше, следует спросить: осмысленно ли и здесь говорить о том, что я должен для всех них создавать "наглядные репрезентанты" в той мере, в какой я принужден первоначально приводить их к "усматриваемой близости" для моего ума? Конечно, и здесь можно было бы говорить о представляемых репрезентантах, известным образом "замещающих" действительный предмет, когда предмет не раскрывается, как при восприятии, в "воплощенной самости". Но только в этом смысле и можно говорить об этих репрезентантах. Напротив, нельзя сказать, что мы и здесь оставляем "действительные" предметы в дали, которая сама не подлежит наглядной актуализации, и вместо этого отводим для определенных репрезентантов место явления "где-то там вовне", совершенно случайное для их наличного бытия и так-бытия, чтобы соответствующие предметы вообще могли наглядно являться. Такого наглядно "умственного" "приближения" в этом случае в известной мере не требуется, поскольку эти предметы уже сами по себе и для себя находятся в "усматриваемой близости": мой умственный взор прямо и непосредственно способен проникнуть в свойственное им самим по себе место действительности.
Нельзя, например, сказать, что я могу здесь получать удостоверенное в созерцании знание о наличном бытии и так-бытии этих предметов, как происходит в случае с восприятием, когда это знание дает мне одно только явление этих предметов в восприятии. Однако коль скоро эти предметы уже осознаются уже как налично существующие и так-сущие вообще, то они могут постигаться здесь совершенно непосредственным и прямым образом (хотя, конечно, и в "наглядности представления"), как и воспринимаемые предметы.