5. Согласно релятивизму, в силу организации какого-либо вида, могла бы получиться обязательная для этого вида "истина", что такая организация совсем не существует. Должны ли мы тогда сказать, что она в действительности не существует, но только для нас, людей? А если бы вдруг погибли все люди и все виды мыслящих существ, за исключением одного этого вида? Мы вращаемся в кругу явных противоречий. Мысль, что несуществование специфической организации имеет свое основание в самой этой организации, есть явный абсурд. Обосновывающая истину, стало быть, существующая организация наряду с другими истинами, должна обосновывать истину ее собственного небытия. – Абсурдность становится не многим меньшей, если заменить несуществование существованием и соответственно этому на место указанного вымышленного, но с релятивистской точки зрения возможного вида взять за основание вид homo. Правда, исчезает вышеупомянутое противоречие, но не остальная, связанная с ним абсурдность. Из относительности истины следует, что то, что мы называем истиной, зависит от организации вида homo и управляющих ею законов. Зависимость должна и может быть понята лишь, как каузальная. Таким образом, истина, что эта организация и эти законы существуют, должна черпать свое реальное объяснение из того, что они существуют, причем принципы, согласно которым протекает объяснение, тождественны с этими же законами – полный абсурд. Организация была бы causa sui на основе законов, которые причинно вытекают из самих себя и т. д.
6. Относительность истины влечет за собой относительность существования мира. Ибо мир есть не что иное, как совокупное предметное единство, соответствующее идеальной системе всей фактической истины и неотделимое от нее. Нельзя субъективировать истину и признать ее предмет существующим абсолютно (в себе), ибо этот предмет существует только тогда, когда есть истина. Стало быть, не было бы мира в себе, а только мир для нас или для каких-либо других случайных видов существ. Кое-кому это может показаться вполне подходящим; но ему придется призадуматься, когда мы обратим его внимание на то, что и его "я", и содержание его сознания тоже суть части мира. И "я есмь" и "я переживаю то и то" могло бы оказаться ложным, например, если допустить, что я так устроен, что в силу специфических особенностей моей организации, должен отрицать эти суждения. Да и не только для того или другого вида, но и вообще мир не существовал бы, если бы ни один вид мыслящих существ, существующих фактически в мире, не был так счастливо организован, чтобы признавать мир (а в нем и самого себя). Если держаться только фактически известных нам видов, т. е. животных, то каждое изменение их организации обуславливало бы изменение мира, причем, разумеется, согласно общепринятым учениям, сами животные виды должны быть продуктами развития мира. И вот у нас идет веселая игра: из мира развивается человек, а из человека – мир; Бог создает человека, а человек – Бога.
Сущность этого возражения состоит в том, что и релятивизм находится в очевидном противоречии с очевидностью непосредственно наглядно данного бытия, т. е. с очевидностью "внутреннего восприятия" в правомерном, а стало быть и неизбежно необходимом смысле. Очевидность суждений, основанных на созерцании, справедливо оспаривается, поскольку они интенционально выходят за пределы содержания фактических данных сознания. Но они действительно очевидны там, где их интенция направлена на само это содержание и в нем, как оно есть, находит свое наполнение. Этому не противоречит неопределенность всех этих суждений (вспомним хотя бы неустранимую ни для какого суждения, основанного на созерцании, неточность в определении времени, а в иных случаях и места).
§ 37. Общее замечание. Понятие релятивизма в более широком смысле
Обе формы релятивизма суть подразделения релятивизма в более широком смысле, как учения, которое каким-либо способом выводит чисто логические принципы из фактов. Факты "случайны", они могли бы так же хорошо не быть или быть иными. Другие факты – другие логические законы, значит, и последние были бы случайны, они существовали бы лишь относительно, в зависимости от обосновывающих их фактов. В ответ на это я укажу не только на аподиктическую очевидность логических законов и на все остальное, установленное нами в предыдущих главах, но и на другой пункт, имеющий здесь более существенное значение. Как это ясно из всего вышесказанного, я понимаю под чисто логическими законами все те идеальные законы, которые коренятся исключительно смысле (в "сущности", "содержании") понятий истины, положения, предмета, свойства, отношения, связи, закона, факта т. д. Выражаясь в более общей форме, они коренятся в смысле тех понятий, которые являются вечным достоянием всякой науки, ибо они суть категории того строительного материала, из которого конституируется наука, как таковая, согласно своему понятию. Эти законы не должно нарушать ни одно теоретическое утверждение, обоснование или теория; не только потому, что такая теория была бы ложна, – ибо ложной она могла быть и при противоречии любой истине, – но и потому, что она была бы абсурдна. Напр., утверждение, содержание которого противоречит основным принципам, вытекающим из смысла истины, как таковой, "снимает само себя". Ибо утверждать значит высказывать, что то или иное содержание поистине существует. Обоснование, в содержании своем противоречащее, коренящимся в смысле отношения основания к следствию, снимает само себя. Ибо обосновывать опять-таки означает высказывать, что имеет место то или иное отношение основания к следствию и т. д. Утверждение "снимает само себя", "логически абсурдно" – это значит, что его особое содержание (смысл, значение) противоречит тому, чего вообще требуют соответствующие ему категории значений, что вообще коренится в их общем значении. Теперь ясно, что в этом точном смысле логически противоречива каждая теория, выводящая логические принципы из каких-либо фактов. Подобные теории противоречат общему смыслу понятий "логический принцип" и "факт", или – чтобы сказать точнее и в более общей форме – смыслу понятий "истины, вытекающей из одного лишь содержания понятий" и "истины об индивидуальном бытии". Легко понять, что возражения против вышеприведенных релятивистских теорий по существу относятся и к релятивизму в самом общем смысле этого слова.
§ 38. Психологизм во всех своих формах есть релятивизм
Борясь с релятивизмом, мы, конечно, имеем в виду психологизм. И действительно, психологизм во всех своих подвидах и индивидуальных проявлениях есть не что иное, как релятивизм, но не всегда распознанный и открыто признанный. При этом безразлично, опирается ли он на "трансцендентальную психологию" и, в качестве формального идеализма, надеется спасти объективность познания, или опирается на эмпирическую психологию и принимает релятивизм как неизбежный роковой вывод.
Всякое учение, которое либо по образцу эмпиризма понимает чисто логические законы как эмпирически-психические законы, либо по образцу априоризма более или менее мифически сводит их к известным "первоначальным формам" или "функциональным свойствам" (человеческого) разума, к "сознанию вообще" как к (человеческому) "видовому разуму", к "психофизической организации" человека, к "intellectus ipse", который в качестве прирожденного (общечеловеческого) задатка предшествует фактическому мышлению и всякому опыту и т. п., – всякое такое учение ео ipso релятивистично, и именно относится к видовому релятивизму. Все возражения, выдвинутые нами против него, касаются также и этих учений. Но само собой разумеется, что до известной степени трудноопределимые ходячие понятия априоризма, напр., рассудок, разум, сознание, надо брать в том естественном смысле, который ставит их в существенную связь к человеческому виду. Проклятие таких теорий в том и состоит, что они придают этим понятиям то реальное, то идеальное значение и, таким образом, создают невыносимое смешение отчасти правильных, отчасти же ложных утверждений. Во всяком случае, мы имеем право причислить к релятивизму априористические теории, поскольку они уделяют место релятивистским мотивам. Правда, когда некоторые кантианствующие исследователи выделяют и оставляют в стороне известные логические принципы как принципы "аналитических суждений", то их релятивизм ограничивается именно областью математики и естествознания; но этим они не устраняют скептического абсурда. Ведь в более узкой сфере они все же выводят истину из общечеловеческого, стало быть, идеальное из реального, в частности – необходимость законов из случайности фактов. […]
Балдуин Шварц. Проблема заблуждения в философии
Часть 2. Общие проблемы заблуждения в области философского познания
Истина есть пробный камень самой себя и ложного