* * *
Как прослышал Андрей Сафонов про указ царский так сам и собрался. Матушка запричитала, но сказал ей твердо:
- Как батюшка мой служить мне надобно. Тем паче, что война объявлена. То долг дворянский.
- Отец-то твой голову сложил на службе энтой - рыдала мать.
- Знамо судьба была такая, матушка! Указ царский сполнять нужно.
- Так мужиков лучше отдадим. Заместо тебя. - удержать пыталась.
- Дозвольте барыня я с Андреем Дмитриевичем поеду. - вмешался Афанасий.
- А тебе куда ж? - к нему обернулся Сафонов. - Тебе лет-то сколь? А в царевом указе сказано, если токмо чуть больше тридцати.
- Ничего, старый боевой конь им дела не испортит. - усмехнулся Хлопов.
- Поезжай, поезжай, Афанасий. - ухватилась за последнюю надежду матушка.
Андрей выбрал время и с Наташей попрощаться. Горевала сильно девушка. Чуть не плакала. Обнялись они и расцеловались в первый раз. Прижал ее Андрей к груди широкой. Платок сбился. Зашептал горячо в ухо:
- Наташенька, свет мой, цветочек мой лазоревый. Люба ты мне больше жизни. Дождись меня, ласковая моя. Сердечко ты мое.
И она плакала, в плечо уткнувшись. Приговаривала, сквозь слезы:
- И ты люб мне очень. Никого и никогда не полюблю. Ждать тебя буду милый. Сокол ты мой ясный. А посмотри вот… - отстранилась, всхлипывая, - два платочка вышила. С именами нашими. Ты один с собой возьмешь, чтобы помнить всегда, а другой со мной останется. На, возьми.
- Ох, ты моя голубка. - взял платочек, поцеловал и за пазуху спрятал. Поднял Наташу на руки, закружился с ней вместе.
Глава 9 В начале славных дел
В конце января царь выехал в Лифляндию. С ним Меньшиков, мудрый Головин, хитрый Лев Кириллович Нарышкин - дядя родной царя, расторопный Гаврила Головкин - постельничий, переводчиком взяли Петьку Шафиров, башковитый и языки знает, даром, что дед его евреем крещеным был. В конвое 24 солдата преображенца. Встретились с королем Августом в местечке Бирта, неподалеку от Риги.
Торговаться пришлось. Хитер канцлер литовский и фамилия скользкая, рыбья - Щука. Заявил гостям высоким:
- Наша бедная Польша и так разорена войнами беспрерывными. По последнему договору с Россией мы лишились своих прежних границ. Не угодно было бы вашему величеству возвратить половину хотя бы. Хоть бы Киев один.
Петр взъярился было:
- Это как вернуть?
Канцлер испугался, что попросил много. Заканючил:
- Ну не Киев, а хотя б заднепровские городки - Терехтемиров, Стайки, Триполье, Стародубье…
Головин умный вмешался:
- Ничего уступить без совета с гетманом Мазепой нельзя. Его величество силою городки отнимать от Украины не будет. А пока переговоры поведем с гетманом, так и время упустим.
Курфюрсту саксонскому и королю польскому Августу не хотелось спорить. Больше всего он хотел прибрать к рукам Лифляндию. Житницу шведскую сделать своей. Но хоть что-то с России получить надо.
- Корпус дадим. Тысяч двадцать. Пороху - десять тыщ фунтов. И денег по сто тыщ в год. И так три года! - пообещали русские. На том и сошлись, что продолжать воевать будут вместе. По сему поводу напились зверски.
- Ивашку Хмельницкого праздновать будем. - объявил Петр. Польские магнаты переглянулись недоумевая. Чего вдруг русский царь вспомнил ненавистного им гетмана. Головин объяснил:
- Мы так Бахуса называем иногда. На русский манер. Мол хмельной или хмельницкий, все едино.
- А-а, - сказали паны. - тогда разумеем.
Пили, плясали. Опять пили. Царь все красавиц обнимал саксонских да польских. Лапать пытался в танце. Но больших вольностей не позволял. Корсеты проклятые мешали.
- О, герр Питер! - восхищались дамы.
Август бедный утром и встать не мог, а Петр на мессу пошел католическую. Как и не бывало ночи буйной. После опять продолжили. Август силой хвастался - тарелку серебряную в трубку сворачивал. Петр усмехнулся:
- Это что. Так и я могу. Ты б лучше шпагу у Карла свернул, а посуда что…
Три дня и три ночи пили. Август еле выжил. Еще два дня после отъезда русских прекрасная Аврора графиня Кенигсмарк сама меняла мокрые полотенца на голове своего короля, который не мог даже подняться.
* * *
Как вернулся царь, так без промедления восемнадцать полков пехотных и один старый стрелецкий (всего 20 тысяч) с князем Никитой Репниным пошли к Динабургу. Молодцевато топали.
Штейнау, саксонский фельдмаршал, смотрел на них одобрительно, когда пред ним выстроились. Все приметил:
- Хороши! Не более 50-ти забраковать можно. Ружья добрые у солдат - маастрихтские и люттихские. У некоторых заместо штыков шпаги. Особенно похвально, что при целом войске нет ни одной женщины и ни одной собаки.
И… разделил корпус русский. Оставив при себе всего четыре тысячи, а остальных отправил в сторону, на двенадцать верст. Строить укрепления на Двине.
* * *
Шведская армия простояла на зимних квартирах в Эстляндии. Карл лично занимался с солдатами. Тактику боя отрабатывал:
- Залп должен быть только один. Бегом, сомкнутым строем, пока не приблизитесь к противнику на расстояние, когда его можно будет достать штыком. И с этой позиции залп! С Божьей помощью из противостоящих солдат останутся в строю немногие. И сразу - в штыки!
Согласитесь, читатель, какой железной должна быть дисциплина среди наступавших шведов, чтобы под непрерывным огнем противника, на который отвечать нельзя, добежать до него и только тогда разрядить свои ружья. И броситься в штыки. И какой надо было обладать уверенностью в эффективности своего метода наступления!
Лишь в день, когда королю исполнилось девятнадцать, 17 июля 1701 года, они двинулись в направлении Риги. На противоположном берегу Двину стояла польско-саксонская армия фельдмршала Штейнау. Генерал Карл Магнус Стюарт, инженер-фортификатор знатный, обустроил переправу, и на глазах у изумленных саксонцев шведы быстро форсировали Двину. Вместо того, чтобы скинуть их обратно в реку Штейнау застыл на месте и изготовился к обороне.
Карл тут же выстроил полки и молниеносно бросил их на саксонцев. Через два часа было кончено.
Репнин, услышав канонаду, ждал каких-либо распоряжений от командующего армией. Но фельдмаршал спасался бегством. Репнин, не долго думая, развернулся и форсированным маршем ушел к Пскову. Его не преследовали.
- Отписать в Варшаву, - приказал Карл XII. - Пусть уберут из-под Августа трон польский!
Не тут-то было. Паны ясновельможные заупрямились:
- И чего король шведский распоряжаться вздумал? Нам плевать на Августа, захотим и сами скинем! Но без указов сторонних. У нас своя голова имеется!
- Сейм созывать надобно! Другого избирать короля! - раздались голоса чьи-то.
- Лещинского - заорали одни.
- Куда захудалого? И познатнее роды в Посполитой имеются!
- Собесского - выкрикнули другие.
- Кто там гавкает? Башки своей нет, так и не будет. Сам снесу! - Тонко сталь пропела из ножен извлекаемая.
И сцепились паны в схватке сабельной, смертельной.
- Вжиг! Вжиг! - только искры летели на мостовую булыжную. Рубились два пана бритоголовых, чубами потряхивая, в кунтушах добротных. Оба за вольность шляхетскую. Одному заплатили раньше, когда Августа выкрикивать надобно было. Он уж и забыл про то. Другому - ныне дали, чтоб орал за Лещинского. Но деньги, тоже как вольность шляхетскую преподнесли: "Кого хочу, того и изберу!" Вот и бились поляки насмерть.
Про поляков лучше всего Матвеев, посланник во Франции, сказал:
- Как бестии без разума ходят, не знают, что над ними будет. Хотят на коней сесть, только еще у них стремян нет, залезать непочему.
Карлу XII ждать не хотелось, пока панство разберется промеж себя. Нетерпелив король:
- Не согласились сразу - проучим. - И сомнения в сторону. - Дирекция на Польшу!
Внезапно посол Англии проснулся:
- Жестоко и несправедливо заставлять поляков свергнуть короля, которого они сами избрали. Кроме того, очень опасно давать народу возможность свергать своего короля!
Карл XII парировал молниеносно:
- Удивительно слышать сие от посланника государства, которое имело дерзость отрубить голову своему королю. Позволив себе такое, вы хотите меня упрекнуть в том, что я хочу лишить не головы, а короны государя, вполне достойного этого наказания.
- А Московия? - напомнил кто-то.
- От Пскова до Москвы шестьдесят шведских миль. Дороги ужасные. Край пустынный. Провианта для армии нет. - пояснили генералы.
- Скоро бунт там случиться. Русские сами скинут своего царя Петера, - добавил Пипер хитроумный. - Да, мой король, - вдруг вспомнил, - донесение от коменданта Нарвы поступило. От одного из перебежчиков, лифляндца Гумморта, что в личной гвардии царя Петера состоял, письмо перехвачено. Виниться теперь перед царем своим, и план укреплений Нарвы шлет ему.
- Повесить, как шпиона! Также мы поступим и с Паткулем подлым, когда разгромим поляков с саксонцами. Это он заварил всю кашу. Вперед, на Польшу!
Гумморта, кстати, повесили дважды. Шведы натуральным образом, за шею, а Петр приказал изготовить чучело и повесить его на Кукуе, в слободе Немецкой, где семья осталась бедного лифляндца. Сильно он огорчил царя своей изменой!
И шведы пошли на Польшу. В окрестностях Дерпта оставался полковник Шлиппенбах с 8 тысячами, в Ингерманландии полковник Кронгиорт с шестью. Да гарнизоны в Нарве, в Нотебурге, в Ниеншанце и Выборге с Кексгольмом.