Двигатели замолчали, вибрация и стук прекратились, но лодка, не слушаясь руля, продолжала по инерции быстро идти вперед, приближаясь к тонущему судну.
- Механик! В чем дело? - крикнул Ольштынский.
- Рули и винты заклинило. В седьмом отсеке фильтрация корпуса. Видимо, на мину напоролись.
- Товарищ командир! Глубина всего двадцать метров… - доложил штурман.
И будто в подтверждение его слов, под днищем сначала слабо, потом сильнее и сильнее что-то заскрежетало, точно кто-то царапал корпус гигантскими когтями. Наконец лодка остановилась, накренившись на борт. Сверху сквозь толщу воды доносился глухой шум. Слева ухнуло несколько взрывов. "Щ-17" подбросило так, что люди еле устояли на ногах.
- Товарищ командир! Бомбы, очевидно, бросает самолет. Шума винтов сторожевиков нет, - доложил акустик. - До транспорта пятьдесят метров.
- Штурман! Глубина у транспорта? - Ольштынский повернулся к замполиту. - Сходи взгляни, что там у механиков.
- Глубина по карте десять - двенадцать метров!
- Осмотреться в отсеках! - раздалась команда.
Торпеды угодили судну в носовую часть. Оно почти полностью ушло носом в воду. Над поверхностью возвышалась похожая на гигантскую краюху черного хлеба корма, на которой белела надпись: "Герман Геринг", а несколько ниже порт приписки: "Гамбург". Медленно продолжали вращаться щербатые лопасти винтов. Сорванные с походных креплений грузовые стрелы, обрывая такелаж, раскачивались из стороны в сторону. Правый борт захлестывали волны. По наклонившейся палубе в воду сыпались какие-то ящики, бочки и обломки. К небу поднимался столб черного дыма. Надстройки закрыли облака пара. Несколько человек пытались спустить шлюпки, но шлюпки взрывами выбросило из кильблоков, и они, свисая с бортов, раскачивались, как огромные рыбины.
Из порта к транспорту торопились сторожевики и катера. Над ним большими кругами летал самолет.
Весь личный состав "Щ-17" собрался во втором отсеке. Моряки разместились вдоль бортов на рундучках, подвесных койках, везде, где можно втиснуться, сесть. Ольштынский не собирался ничего скрывать от экипажа: у всех на кораблях независимо от звания и должности судьба одинаковая, а на подводной лодке - тем более. От одного человека зависит порой жизнь всей команды. Поэтому и надо, считал он, чтобы каждый четко и ясно представлял себе, что его ждет, как надо действовать дальше, что требуется именно от него в данной конкретной обстановке.
- Товарищи… - Ольштынский обвел взглядом замерших в напряжении моряков. - Положение у нас, прямо скажем, не ахти. Лодка не имеет хода. Инженер-механик затрудняется сказать, как велики и серьезны повреждения. Да и трудно это сделать, не осмотрев корпус снаружи, а возможности такой пока нет. Противник нас пока не обнаружил, иначе давно бы забросал бомбами. Порт стоит в устье реки, которая выносит в море массу ила, вода здесь мутная, особенно сейчас: накануне шли дожди. Это спасает нас от авиации. Охотники также не нащупали лодку - мы соблюдаем полную тишину. Но есть другой враг. Вы уже ощущаете его. Это кислородное голодание. Нам потребуется вся наша выдержка и сила воли. Задача номер один - экономия сил до тех пор, пока не стемнеет. Как только немного затихнет там, - он поднял палец, - и стемнеет, попытаемся всплыть и решим, как поступить дальше. У меня все.
Наступила тишина.
Ольштынский пытался представить, о чем могли сейчас думать люди в этой стальной неподвижной коробке, отрезанные от всего мира толщей воды, за сотни миль от своих. Он знал: команда безгранично верит ему, командиру, надеется, что он найдет выход из этого почти безнадежного положения. Сумеет ли он оправдать их доверие, хватит ли опыта, знаний, наконец, сил?..
- Разрешите, товарищ командир, - поднялся боцман. Вытер ладонью пот со лба и хрипловато сказал: - Мы ведь вроде пехоты на берегу в окружении и даже хуже. А уж отсюда - сдаваться или прорываться. Первому нас не учили, да и не умеем. Остается прорыв. Так я говорю? А?
Моряки одобрительно загудели.
- Тише, тише. Помните надписи на телефонах. - Боцман погрозил заскорузлым пальцем. - Враг подслушивает. Так вот я и говорю, разводить эти самые, как их, антимонии не след. Посему - действуйте, командир, как положено. Так или нет?
- Так, так! - зашумели вокруг.
- У меня все. - Боцман сел.
- Других нет предложений? Ну, если все ясно, тогда по местам и помните: экономить силы и кислород. - Командир расстегнул ворот кителя и провел ладонью по горлу. - Как можно меньше движений.
Ольштынский, войдя в свою полутемную каюту, не заметил, что у него замполит. Он сначала подумал, что это Ирма, но она сидела, прислонившись спиной к переборке и запрокинув голову. А лицо Долматова белело прямо перед ним. Было заметно, что замполиту плохо. Глаза его были затуманены, на лбу испарина, губы высохли и потрескались.
- Что, Николай Николаевич, худо? - Капитан-лейтенант пригладил рукой волосы.
- Да уж не как в Кисловодске. Но терплю.
- Потерпи, осталось недолго. Я сейчас был у штурмана. Он проверил график освещенности. Наверху уже темно. Минут через пятнадцать - двадцать будем всплывать. А пока пойдем к акустикам, узнаем обстановку.
Офицеры вошли в кают-компанию, где в уголке примостился старшина-акустик.
- Как там? Что творится на белом свете? - спросил капитан-лейтенант.
- Сейчас полный порядок, товарищ командир. Тихо. Я здесь, - акустик показал на исчерченный какими-то знаками лист бумаги, - веду учет, сколько судов подходило к транспорту и уходило. Получается: там теперь пусто - все в порту. На "утопленнике" спокойно, не слышно звуков. Очевидно, работы прекратили до утра, а людей свезли на берег.
- А охотники в засаде не затаились? Лежат в дрейфе и ждут, не вынырнем ли?
- Исключено. Смотрите: четыре подходило - у них шум винтов особый, ни с каким другим судном не спутаешь, - и четыре ушло. Точно говорю, никого нет, - убеждал старшина.
- Тогда начнем всплывать потихонечку.
Через несколько минут лодка плавно, словно ощупью, пошла вверх и бесшумно всплыла. Вокруг была плотная и упругая тишина. Еле-еле накрапывал дождь, капли падали мягко и неслышно. Прямо по носу в каких-нибудь пятидесяти метрах сквозь мрак проступала громада транспорта. Вся носовая часть по первую надстройку скрывалась под водой, лишь полуют и округлая корма возвышались над поверхностью. В воздухе плавал резкий запах нефти, разлившейся из цистерн при попадании торпед.
- Вот какая ситуация. Ощущаешь? - Командир поправил съехавшую на затылок пилотку. - Прежде всего хорошо проветрить отсеки, людей по возможности наверх. Отправить на судно толковых ребят, пусть выяснят обстановку и доложат. А механикам пока осмотреть винты.
Быстро вытащили и надули последнюю оставшуюся на "Щ-17" резиновую лодку. Старшина и матрос, захватив бросательный линь, один конец которого привязали к тумбе носового орудия, погребли к транспорту. На корме подводной лодки возились легководолазы.
На мостике воцарилось молчание. Время текло медленно. Командир бросил взгляд на часы. Прошло всего двенадцать минут, а казалось - не менее получаса. Наконец старшина, перебирая руками бросательный конец, подогнал лодку к "Щ-17". Доложил: судно нагружено оружием и продовольствием. На нем никого нет. Из груза сохранилось только то, что было размещено наверху. Трюмы, машинное и котельное отделение затоплены полностью.
После короткого совещания решили завести на транспорт трос, закрепить его на чугунные кнехты и шпилем подтянуть лодку под корму транспорта. Подтянули и ошвартовали. Командир и замполит перелезли на транспорт. Палуба его круто уходила вниз и вправо. Вероятно, река вымыла в устье глубокую яму, куда и опустился, врезавшись в песок, нос поврежденного парохода.
На транспорт поднялся и инженер-механик. Скользя по измазанной соляром палубе, он подошел к командиру.
- Винты и рули осмотрели, - начал он. - Дело дрянь, хуже не придумаешь. Своими силами отремонтировать нельзя. Лопасти винтов срезало, как бритвой, одни ступицы остались. Рули заклинило, валы погнуты. Удивляюсь, как выдержали корпус и уплотнения. По идее седьмой отсек должен быть затоплен. Будем считать, что нам крупно повезло.
- Да-а, действительно крупно повезло. Так и тянет покойницкой от такого везения. Положение хуже губернаторского. Впрочем, выход как будто есть: лодку затопить, спустить шлюпки транспорта, погрузить в них людей, оружие - и на берег. Это, пожалуй, единственный шанс…
- Товарищ командир, - крикнул акустик, - со стороны порта идет небольшое судно, скорее всего, буксир. Приближается медленно.
- А ну, живо лишних вниз и приготовиться к срочному погружению! Пять человек с автоматами ко мне. Быстрее. Комиссар, бери людей, прячься в рубке и по ходу дела разберешься, что и как. Но прошу поосторожнее. Без надобности не встревай. Если все обойдется, постучишь по борту транспорта, мы услышим и всплывем.
- Может, Ирму оставить с нами? Ведь я в немецком не ферштейню.
Мгновение подумав, командир отрицательно мотнул головой:
- Не стоит по мелочам ставить ее под удар. У нее есть какое-то задание. Понадобится допрашивать фрицев - сделаем это попозже. Ну, действуй.
Замполит, штурман и пять моряков спрятались в кормовой надстройке. Тут располагалась кладовая шхиперского имущества - терпко пахло краской, смоляными канатами, там и сям валялись бухты тросов, тюки ветоши, бидоны и банки, в углу были навалены пробковые спасательные нагрудники.
"Щука" медленно, почти беззвучно исчезла с поверхности, словно растворилась среди кипения пузырьков воздуха в маслянистой воде.