А. Баюров
* * *
Нет крестов здесь
и нет обелисков.
Здесь тропинки не сыщешь нигде.
Но сегодня
я кланяюсь низко
Потемневшей, притихшей воде.Ты сюда не придешь в годовщину
По дорогам осенних штормов,
Не присядешь в тени под рябину,
Не насыплешь на холмик цветов…Я хочу,
чтоб с любого маршрута,
Здесь, где тяжкие были бои,
Корабли,
проходя,
на минуту
Приглушали б машины свои.
Д. Кулинич
СУТКИ ИЗ ЖИЗНИ ГЛАВСТАРШИНЫ
Рассказ
Я вижу его, главстаршину, как сейчас: в потертом кителе с тремя узенькими нашивками на рукавах, в брюках, заправленных в сапоги с короткими голенищами.
- Товарищ капитан второго ранга, - четко, по-уставному, подошел он к моему начальнику. - Разрешите обратиться!
А мы - три инженера базы - подчиняясь воинской дисциплине, встали перед ним.
До этого было так…
Бумажная черная штора на единственном окне отделяла кабинет моего начальника от всего остального мира, а неожиданная вечерняя тишина настраивала меня на философский лад. Как-то сразу вычеркнулось тогда из памяти, что всего час-полтора назад захлебывались от частых выстрелов зенитки, ухали взрывы бомб, вспыхивали пожары, носились с истошными гудками машины и сам этот дом, расположенный всего в двух десятках метров от причала, качался подобно кораблю.
Я задержался в кабинете начальника, чтобы окончательно определить, что же можно было сделать для ремонта эсминца. Листая дефектные ведомости, я безжалостно вычеркивал такие пункты, как выпрямление бортовых листов или установка новых плафонов для кают-компании. Не до жиру… Я улыбался про себя, слушая, как обстоятельно и долго докладывал начальнику о каком-то пустяковом ремонте инженер, самый старший из нас по возрасту и по званию. Мы - молодежь - с начальником осмеливались говорить только тогда, когда получали от него задание и когда докладывали о его выполнении. Да еще когда приходилось оправдываться. На нас жаловались ежедневно и ежечасно: командиры и комиссары кораблей за то, что мы отвергали их сверхъестественные, на наш взгляд, требования; прорабы судоремонтного завода за то, что мы им выдвигали, на их взгляд, чрезмерные требования; коменданты - когда на кого-либо из нас падало их недремлющее око.
В остальных случаях мы обходились без нашего начальства. Это было уже наше дело, как заменить легированную сталь на обыкновенную, как без дока залатать пробоину в днище корабля или поставить новый гребной винт, как переоборудовать водяные цистерны на бензиновые танки, как без справочников произвести сложные расчеты, как договориться с заводской кладовщицей, чтобы она выдала на корабль дефицитные материалы.
Итак, в тот вечер идиллия в кабинете начальника была разрушена.
- Командир базы приказал вам, товарищ капитан второго ранга, идти со мной, - докладывал главстаршина.
- Куда это с вами? - в недоумении поднял брови мой начальник.
- Разряжать авиабомбу, товарищ капитан второго ранга.
- Какую авиабомбу? - еще более удивился мой начальник.
- На танкере. Она не взорвалась.
- Во-первых, я ничего не понимаю в авиабомбах, а во-вторых, товарищ главстаршина, вы… что-то, видимо, напутали. Командир базы мог мне и позвонить…
- Я сейчас. - Главстаршина скрылся в дверях.
Мы еще не успели обменяться мнениями о происшедшем, как он возвратился, ведя за собой капитан-лейтенанта, дежурного по штабу.
- Да, - подтвердил тот. - В танкер во время последней бомбежки попала и не взорвалась тонная бомба. Адмирал приказал минерам ее разрядить, а механикам - обеспечивать разряжание.
- Но я же действительно ничего не понимаю в авиабомбах! - настаивал мой начальник. - И что мы там должны обеспечивать?
- Не знаю, такой приказ, - пожав плечами, сказал капитан-лейтенант.
- Но при чем здесь мы? - опять спросил инженер-капитан второго ранга.
Он был прав, он был инженер-механиком и ничего не понимал ни в минах, ни в авиабомбах. И вообще не дело было руководителю технического обслуживания кораблей почти всего флота заниматься разрядкой бомбы, но… Внешне все это выглядело так, что я не мог подавить улыбку. Взгляд моего начальника упал на меня.
- Вот вы смеетесь, товарищ старший инженер-лейтенант. Ну и идите вместе со старшиной!
- Есть! - отчеканил я, еще улыбаясь.
Мы вышли в коридор - главстаршина, я и дежурный.
- Зайдите, запишите адреса родственников, - как само собой разумеющееся, сказал капитан-лейтенант.
Мы зашли в дежурную комнату и записали в вахтенный журнал: я - адрес родителей, находящихся в эвакуации; старшина, поколебавшись, адрес какой-то женщины.
- Жена? - спросил я.
- Не совсем, - помялся он.
- Пошли, - сказал я.
- Адмирал пообещал минеру - "знамя", механику - "звездочку", - доверительно сообщил мне дежурный.
Мы махнули руками - ладно, мол, - и вышли в затемненный порт.
Громада танкера растянулась чуть ли не на всю длину бухты. Стоявшие вдоль причалов эскадренные миноносцы, тральщики, не говоря уже о морских охотниках, казались маленькими и незначительными по сравнению с танкером. Если он взорвется и выльется нефть, она наверняка вспыхнет на воде - и на других кораблях могут начаться пожары. Да и для вражеской авиации лучшего ориентира не придумать…
- Где? - спросили мы командира танкера, который встретил нас у трапа.
- Пойдемте.
Он провел нас к большой овальной дыре в палубе, затем мы вместе с ним спустились в машинное отделение. На первый взгляд здесь вроде бы ничего и не произошло. Никаких разрушений. Блестели надраенные поручни, внизу отливали рифленым металлом паёлы машинного зала.
- Вот, - показал командир корабля на чуть ли не в рост человека отверстие в переборке. - Там лежит.
Мы заглянули в пробоину. Ничего не было видно.
- Дайте лампочку, - распорядился я.
Матрос подал переносную лампу. Мы со старшиной заглянули в пробоину.
- Ничего кабанчик… - процедил главстаршина.
Сравнение было точное. Как спина огромного дикого кабана, разлегшегося в жаркий день в иле, блестела поверхность металлического цилиндра, на две трети диаметра утопленного в соляре.
- Да-а… - протянул я.
- Что будем делать? - спросил командир, когда мы отошли от пробоины.
- Пойдемте обсудим, - сказал я.
Поднимаясь по трапу, я все думал: почему она не взорвалась? Если она замедленного действия, то может рвануть в любое мгновение. Что произойдет, если она взорвется? Я припомнил еще свежие в памяти лекции профессора Иванова о разрушениях при взрывах снарядов по опыту первой мировой войны. Конечно, здесь сила взрыва будет больше, чем у двенадцатидюймового фугасного снаряда. Во всяком случае, не меньше. Значит… Я подсчитал в уме примерный радиус разрушения и его масштабы. Танкер может переломиться, перевернуться, загореться… Люди… Жизни…
- Чертеж корабля у вас есть? - спросил я командира, когда мы, то есть командир и комиссар корабля, начальник ПВО базы, механик корабля, главстаршина и я, собрались в каюте, отстоящей метров на сорок от бомбы.
Принесли чертеж. Я отметил на нем место, где лежала бомба.
- Аварийные партии и всех людей отвести сюда. - Я указал отсеки, которые, на мой взгляд, находились в сравнительной безопасности. - Вызвать два спасательных буксира. Провести в машину полевой телефон… Аварийное освещение… Какой вам необходим инструмент? - спросил я под конец главстаршину.
- Мне бы разводной ключ, - ответил тот. - Да ладно, там в машине найду что-нибудь…
- Тогда, как только проведут телефон, начинайте.
- Ну, я пошел, - сказал главстаршина.
Он вышел как-то совсем обыденно, просто исчез в дверях каюты, и все. А я и сейчас еще краснею, когда вспоминаю, что при нас так просто человек ушел на почти верную смерть. Никто с ним не попрощался, ничего не пожелали, не ободрили. Но может быть, это было лучше прежде всего для него самого?
Через несколько минут запищал полевой телефон, и в трубке послышался спокойный голос старшины:
- Начинаю разрядку…
Мы сидели в бездействии в каюте, и каждый из нас ждал. Ждали не только мы, но и все люди на корабле, стоящие у механизмов, на боевых постах. В любое мгновение это могло случиться. Во всяком случае, я представлял себе это очень ярко. Нас подбросит вверх, в подволок, швырнет на палубу. Иллюминатор заволокет дымом, потом в нем замелькают отблески пламени. Пол в каюте полезет вверх или набок; скорее всего, нам придется подниматься не с него, а с переборки. Затем мы будем ждать доклады боевых постов. Они придут. Должны прийти. А может быть, телефоны не будут звонить совсем, так как линии будут перебиты. Вместо их гудков в командный пункт будут вбегать окровавленные рассыльные с докладами о разрушениях и потерях. Фантазия услужливо подсовывала картины одну страшнее другой.
Но пока все было тихо. Ждали мы, ждали в штабе базы, ждали в штабе флота, ждали на других кораблях в бухте.
Завыли сирены. Вновь объявили воздушную тревогу. Я вышел на палубу. Лучи прожекторов шарили в лунном небе. Я взял со стеллажа английский ручной пулемет. Он имел вдвое меньше зарядов, чем наш "дегтярь", да и бил, должно быть, хуже, но был более удобным.