* * *
На крайней избушке - крошечной и ветхой - алый флаг. Над низкою дверью дощечка: красный уголок. Тре тий тундровой Совет, кочуя по общему для тундры закону движения, на короткое лето располагается в Хабаровском красном уголке. В Совете напряженная подготовка к съезду, назначенному на 2 августа. Игнатий Талеев и представитель ненецкого окрисполкома Трофимов проверяют списки кулаков и шаманов, составляют отчет Совета. Хатанзейский и Лабазов, ненцы-студенты, с зимы кочевавшие по тундре с разъяснением коллективизации, готовят доклады. Самоедка Клавдия - член Большеземельского РИК’а - ведет беседы с кочевниками, которые приходят справлять дела, накопившиеся за зиму, и просто посидеть. Председатель Совета по неграмотности в "письменной" работе не участвует. Чередуя время с охотой на морского зайца и нерпу, он прибегает на совещания.
Культработник Наволоцкий, комсомолец, единственный русский из работающих при туземном Совете, пишет к съезду лозунги. Три лозунга: "Долой грабительокую империалистическую войну", "Крепи боеспособность Красной армии" и "Все идите к Осоавиахиму".
- Почему нет лозунгов о коллективизации, о кулаке? - спросил я у девятнадцатилетнего культработника. - Они для ненцев более понятны и близки.
- Вы против Красной армии? - не отвечая, в свою очередь спросил Наволоцкий.
Русский комсомолец упрям своими девятнадцатью годами и тем, что механически заучено в школе.
К плакату - "Все идите к Осоавиахиму" - подошла группа ненцев. Один, по слогам разбиравший русскую грамоту, начал читать. Первые два слова одолел, а загадочное "Осоавиахим" никак не давалось. В конце концов поняли так:
- "Все идите к Ехиму".
Наволоцкий записывал в члены.
- Сколько даешь? - спрашивает культработник.
Ненец достает из тучейки двугривенный.
- На Ехима собирают, - объясняет мне старик. - Никогда не видели Ехима! Цынга, говорят, его хватила, потому поддержку делаем.
У крыльца Совета на камне сидит пятнадцатилетний мальчик и карандашом рисует море, по которому плывут льды. Вы чувствуете, как льды медленно движутся. Не понять - какими штрихами он воздействует на эмоции, заставляя чувствовать это движение. Над каждой нарисованной им льдиной колышется легкое облачко испарины. Наш глаз этой испарины, образующейся от разности температуры пьда, воды и воздуха, в натуре даже не замечает.
Просматривал другие рисунки: снега, олени, море. Какая динамичность! Природу схватывает в движении, умеет изображать ветер, туман. Его рисунки много сложнее японских примитивов.
Акварель создана для севера, юг - вульгарен. Нигде мне не случалось любоваться такою девственною чистотою и нежностью красок неба и моря.
За избушкой Совета - безкрайняя равнина тундры. Сейчас земля отмерзла пучками голубых незабудок, как пучками звезд, и желтыми полярными маками золотистей самого солнца. Любовь к нежнейшей яркости полярных красок - болезнь, которая поселяется в крови каждого, побывавшего на крайнем севере.
* * *
В лучшей хабаровской избе - фактория Госторга. Тонкими перегородками, не доведенными до потолка и оклеенными цветастыми обоями, изба делится как бы на три комнаты. В первой, где печь, живет ненец-сторож с кучей ребят; во второй - спальня агентов; на полу, на койках набросаны песцы, у окна незапирающийся сундучок с пачками кредиток и мешочками новеньких серебряных полтинников; третья комната - контора. Посреди конторы - длинный стол, на нем счетоводные книги, клочки записок, тарелки с нарезанным омулем, почерневшие от непрерывного употребления кружки, ведерный самовар. На стене портрет М. И. Калинина, писателя Грибоедова и плакат: "Как избавить оленя от овода?" По идее издателя плакат в красках должен облегчить борьбу с оводом - самым сильным врагом оленя. На спине, в паху овод откладывает личинки, которые со временем дырявят кожу (потому молодняк бьют осенью, когда еще не успеют появиться свищи). Плакат рекомендует купать оленя в ванне! Так и написано: "Чаще купай оленя в ванне" В земле нужно вырыть широкую и, по росту оленя, глубокую четырехугольную яму, каждого оленя подвести за рога и по-настоящему выкупать. Сооружение ямы в промерзло-каменной почве, которую лом не берет, конечно не под силу кочевнику. Еще более сложна задача поимки полудиких оленей.
- У меня тысяча оленей, - говорит ненец, рассматривая картинку. - Мы кочуем с места на место. Оленя трудно ловить, нужно много людей.
- Кому нечего делать - пусть купает, - добродушно смеется второй.
В конторе непрерывно поят чаем. Народ, сизый дым. Ненцы - у стола, на полу.
Конец июля, начало августа - разгар заготовок. Агенты сбиваются с ног. Агент Канев производит осмотр пушнины, выписывает продовольственную норму. Его помощник выдает по выписке продукты и товары.
Отвалившись от чая, а пьет он его кружек десять за присест, - ненец развязывает мешок с песцами и безучастно ожидает расчета. У одного в мешке пять шкурок, у другого несколько десятков. Каждую нужно расценить. Канев поглаживает песца, встряхивает его, смотрит на свет, выворачивает на руку. Вполне ли зрелый, нормальной ли густоты пух, высока ли ость, пушист ли хвост и чисто ли выделана мездра? Если волосяной покров низок, а на боковых частях редины и в мездре синева у огузка, он отбрасывает шкурку в третий сорт. За недопесок, у которого волос тускл и сероват, выплачивается лишь треть цены первого сорта.
Принять песца - сложная наука.
Ненец сдает двадцать шкурок. Агент просматривает их молча, на минуту задумывается и объявляет:
- Тебе за песцов следует пятьсот рублей.
- Так, так, - соглашается ненец, наблюдая в окно ездовых собак или беседуя со вновь прибывшим оленеводом.
- Ошибся, семьсот, - поправляется агент.
- Так, так, - отвечает сдатчик.
Агент заносит в книгу: от кого, сколько, какого сорта. Рассчитав сдатчика за десять песцов по третьему сорту и сделав уценку за дефекты в двадцать процентов, он безнаказанно может записать: принято десять песцов второго сорта с уценкой в десять процентов.
Здесь - в оторванности, в тундровой первобытности - возможности для злоупотреблений неисчислимы. Только на подборе людей построена работа фактории и кооперации. Агент Канев - зырянин, постоянный обитатель тундры, член партии. Его деятельность за два года не вызывает опасении, а вот с прежним агентом дело кончилось не ладно.
Случается, что ненец не имеет пушнины, тогда с фактории дают продукты под будущую сдачу. Потому у некоторых задолженность.
- За тобой от прошлого года сто двадцать рублей, - говорит Канев.
- Так, так, - подтверждает ненец.
- Вот чудак! - смеется агент. - Я пошутил. Тридцать рублей.
- Ну, ну… - соглашается ненец.
По числу едоков сдатчик получает сахар, чай, крупу, ржаные сухари, белые сушки. Бедняку за каждого песца премия - сто грамм чая. Ненцы любят чай душистый и крепкий. В лавке покупают мануфактуру, галантерею, кожу. В лавку ненец приходит с женой. Выбор принадлежит ей. Только ружье, нож, пояс покупает сам хозяин.
В этом году "богатый урожай" песцов. Запасы госторговских грузов растаяли в первые недели. А самоеды все несли пушнину - ценнейшее произведение тундры (песцы - чистая валюта).
Канев чуть ни ежедневно отправлял радио в Тельвысочную, в Архангельск: "Шлите дополнительные грузы, план выполняю с превышением".
3
Сухой олень
Зимой в московской печати появилось странное сообщение с о. Вайгача: "Сегодня к нам прибыл на велосипеде турист вокруг света Травин. Отсюда будет держать путь на Новую Землю, Ямал. Настроение бодрое".
Читатель был в крайнем недоумении. В Арктике? На велосипеде! Диким представлялось, чтобы человек мог пробираться много севернее полярного круга - во льдах, в метелях, в полном безлюдьи да еще… в одиночку и на велосипеде!
Вайгач лежит под Новой Землю, образуя с ней Карские ворота. Как и все побережье Ледовитого океана, от устья Печоры до Ямала, зимою остров необитаем.
Здесь дуют жесточайшие, затяжные норды. Норд с легкостью танка выворачивает железные фермы радиомачт - тогда радисты-подвижники объявляют тяжелый аврал - он подхватывает и кружит неосторожного человека, как клок шерсти с оленя. От жилого дома до радиорубки - три десятка шагов - добираться на вахту надо ползком, глубоко всаживая в снег кинжальный нож и удерживаясь за рукоять, иначе сорвет с земли и унесет в метель, в полярную ночь.
И вот, когда и в Москве ртуть падала за двадцать пять ниже нуля, с Вайгача сенсация: через тысячекилометровую безлюдность к 70° пришел человек на велосипеде!
У Юшара, в становище Хабарове, я встретил молодого человека пышного здоровья - Глеба Леонтьевича Травина. Это был тот самый турист вокруг света - русский, из Пскова - который на велосипеде шел по арктическому маршруту.