Зато в этих, на маленьких улочках, – забытые игрушки нашего детства, настольные лампы ар-деко с распустившейся от времени нитяной оплеткой проводов, чьи-то семейные фотографии пачками (1990-е годы, 60-е, 40-е, 20-е… Когда фотография появилась? В середине XIX века? Конца XIX века вполне можно экземпляр-другой обнаружить).
Или вот это – большой гипсовый бюст Ильича с узнаваемым прищуром и хитроватой улыбочкой из-под усов. Такие когда-то стояли в пионерской комнате каждой советской школы, под сенью красных знамен, а по праздникам – в окружении пионерского же караула. У этого окружение веселее – та самая настольная лампа, пара плюшевых барбосов, стеклянная бутыль из-под чего-то крепкого и аппетитного.
Плюс табличка: "Kérem üzletemben a politikai véleménynyilvánitástól tartózkodni", то есть "Прошу в моем магазине от высказывания своих политических убеждений воздержаться". Держите их, в смысле, при себе.
Венгрия коммунистической страной побывала, и свои пионеры у таких же точно бюстов Ленина в здешних пионерских комнатах стояли тоже, и каждый будапештец старше пятидесяти пяти лет и сейчас без запинки произносит школьный пароль: "Товарищ учительница, я вам докладываю: в классе никто не отсутствует!"
Но очень заметно, как коммунистическое прошлое уходит туда, где ему и место, – в историю, располагаясь где-то рядом с временами имперскими, габсбургскими, если не с турецкими и анжуйскими. В Будапеште не осталось ни одного памятника Ленину – так здесь и ни одного памятника Францу Иосифу, законному императору, не осталось тоже. "Лениным" еще повезло: их, как и Марксов-Энгельсов, не стали ни крушить, ни взрывать, ни отправлять на переплавку, хотя из иного бронзового "вождя народов" немалую пользу можно было бы извлечь для народного хозяйства. Их просто свезли на окраину города, в специально для этой цели созданный парк: кому надо – может возложить красные гвоздики, но, как сказано, "не в моем магазине".
Ленины, Марксы-Энгельсы, красные знамена, социалистические плакаты – уже история. Уже давнее-предавнее прошлое, не лишенное интереса и поучительности, но безнадежно утратившее жизненную силу. Дела давно минувших дней. Тема для доклада на уроке истории. Преданье старины глубокой. Городская байка. И уходят постепенно знаки этого прошлого в такие маленькие магазинчики. В музеи, конечно, тоже. Но музей – институция серьезная, да и не напасешься музейных залов на всех этих Лениных из каждой пионерской комнаты каждой школы каждого города. В магазине же старины (или "старья", если чье-то сердце к пыли веков равнодушно) найдется место и для Ленина, и для Франца Иосифа, и для Гитлера, и для Сталина… В таком же магазинчике на соседней улице для большого портрета Сталина, правда, как раз не хватило места на стенах. Ничего, наклеили прямо на потолок.
Так все и оседает здесь естественным порядком. Кое-кто купит, большинство просто посмотрит-полюбопытствует: вот монеты имперских времен, вот послевоенные купюры в миллион и сто миллионов, вот красный пионерский галстук, вот фотокарточка, где запечатлен кто-то, кажется знакомый в какой-то (постойте, в какой?) военной форме… Прошлое уходит, усыхает, как лист в гербарии, выдыхается, как недопитое вино в открытой бутылке. Всем доступное, всем принадлежащее, никого уже не способное ужалить. И магазинов таких на маленьких улочках старого Пешта, куда гарантированно не протиснется автобус с туристами, полным-полно… Может, в России прошлому просто некуда уходить? В Будапеште – есть куда.
Дворовая демократия
"Проблема у сообщества нашего дома выявилась, да еще какая. Предыдущая начальница управляющей компании вместе с деньгами жильцов скрылась в неизвестном направлении, по слухам – в Конго. Денег уволокла немало. Полиция этим вопросом занимается, но где Седьмой район Будапешта, а где то Конго. А ремонт делать надо. Вот народ и собрался решать, что делать и как выходить из положения.
В пять вечера начали, стулья дамам вынесли, желтый мусорный бак для бумаги на середину выкатили, большим картонным листом накрыли – трибуна получилась. Пришли не то чтобы совсем все жильцы, но человек двадцать набралось. Пришел даже похожий на мумию дедушка, пребывающий в том возрасте, когда главными событиями жизни становятся вдох и выдох, перемещение тела из вертикального положения в сидячее. Он, похоже, почти ничего не видел и точно ничего уже не слышал, но сидел и присутствовал, пассивно, но участвовал. Инфантильный и безответственный сосед Шани пойман был любимой нашей соседушкой Юткой и сколько мог тоже постоял, покивал. Выступал инженер из газовой службы, объяснял, что необходимо сделать то-то и то-то, а иначе, мол, katasztrófa-katasztrófa. Выступала дама из банка, рассказывала, как наименее затратно взять банковский кредит на ремонт. Народ слушал, обсуждал, спорил, но – без нервозности. Говорили спокойно, не шумели, почти не перебивали, а перебивали, так сразу извинялись. Улыбались. Возражали друг другу, но доброжелательно. Как начали с "Добрый вечер, рад вас видеть, как дела?", так в той же тональности и закончили: "Приятно было увидеться, всего доброго, спокойной ночи".
Закончили обсуждение уже как стемнело. Будем новую управляющую компанию приглашать, пусть берутся за ремонт. А там посмотрим".
Третья жизнь вещей
Похоже на то, что у старых предметов в Будапеште нет шансов попасть на помойку. Старый бабушкин чайник с китайскими пионами и бабочками настоящий будапештец отнесет (если, конечно, вообще решит с ним расстаться) сначала в один из антикварных салонов на улице Микши Фалька: "А вдруг это из настоящего сервиза "Виктория", сделанного фабрикой "Херенд" для английской королевы?" Если там укажут на отсутствие клейма и забракуют, чайник все равно выкинут не будет, а будет отнесен в магазинчики классом ниже, в один из многочисленных "регишегов". И там не взяли? Указали на отбитый носик? На сей случай имеются блошиные рынки. Большой, на окраине, "Эчери", и маленький, работающий по выходным в парке Варошлигет. Правда, там полагается заплатить за аренду торгового места, но можно присовокупить к чайнику коллекцию заслушанных в хлам пластинок "Битлз" и прадедушкины карманные часы без стрелок и рискнуть. Но если и это предприятие закончится неудачей, настоящий будапештец все равно чайник не выкинет. Он дождется "дня избавления от хлама" и с чистой совестью выставит его на тротуар, между холодильником "Саратов", от которого наконец-то избавились соседи сверху, и связкой детективов довоенных лет издания, вынесенной соседом снизу.
Выглядит это так. Раз в год в каждом из районов города объявляется день "ломталаниташ" (lomtalanítás), когда жители могут вынести прямо на улицу всякий накопившийся в доме хлам. А другие жители – забрать из этого хлама все, что им покажется нужным или полезным. Накануне районная мэрия специальными письмами, раскладываемыми по почтовым ящикам, предупреждает горожан: завтра – день Икс. И уже с утра улицы, обычно оживленные и полные людей, преображаются.
Между рестораном и парикмахерской громоздится куча старых стульев в компании вполне симпатичного, чуть-чуть потертого дивана. Ближе к перекрестку на боку лежит шкаф эпохи модерна: резные дверки, медные ручки. Кто-то, наверное, не местный, неосторожно припарковал свою "тойоту" неподалеку от двери, ведущей с улицы вглубь двора – как-то он будет потом отсюда выезжать?
Из двора несут и несут старую мебель: кожаные кресла, торшер без лампочки, холодильник, какие-то доски, полки, цветочные горшки. Горы старого барахла громоздятся выше капота машины, а к вечеру – и выше крыши.
По замыслу организаторов, "ломталаниташ" не подразумевает торговли. Вещи просто меняют своих хозяев: ведь если что-то не нужно одному человеку, оно вполне может пригодиться другому. На практике же, чтобы просто так забрать себе приличную вещь, надо поторопиться, иначе тут же найдется кто-то, кто объявит этот диван, шкаф или радиоприемник своим и попросит с вас… ну хотя бы тысячу форинтов.
Так, за тысячу форинтов каждый, предлагает два венских полукресла улыбчивая тетенька на бульваре. Англоязычные туристы прицениваются: действительно, милые кресла, и недорого, три с половиной евро. К тетеньке подбегает помощник и, чтобы показать изящество и легкость кресла, поднимает его за спинку. Ох, лучше бы он этого не делал! Верхняя часть кресла легко отделяется от нижней, и кресло распадается на две половинки. Туристы уходят. Тетенька кричит вслед: "А вот еще коврик! Тоже старинный! Ручная работа…"
Именно эта смутная коммерция и смущает власти. Строго говоря, криминала тут никакого нет: для того хозяин и вынес вещь на улицу, чтобы она нашла нового владельца. А уж каким образом тот ею распорядится – его дело. Может и продать. Но как-то хотелось бы не выпускать процесс из-под контроля…
Едва ли не главными действующими лицами в этот день становятся цыгане. Они соберут и присвоят все, что вынесут жители, перепродадут здесь же, на месте, или отвезут в дальние деревни: там-то уж точно все пригодится. В их руках ненужная бывшему хозяину вещь тут же приобретает хоть маленькую, но цену.
Обычная ситуация: возле школы грудой сложены стулья, поломанные учениками за истекший учебный год. Останавливается прохожий, вылавливает из этой кучи малополоманный экземпляр и порывается унести. Тут же подбегают два темпераментных молодых человека и требуют плату – все ту же тысячу форинтов. Прохожий пожимает плечами, без колебаний оставляет стул на тротуаре и идет дальше. Там, впереди, еще много чего интересного.