Сюжет с быками и Цинциннатом запомнился человечеству благодаря Титу Ливию, которого тоже цитировать – одно удовольствие. Вот ведь как формулирует, будто сразу в мраморе каждое слово высекает, потомкам (нам?) в назидание: "Об этом полезно послушать тем, кто уважает в человеке только богатство и полагает, что честь и доблесть ничего не стоят, если они не принесут ему несметных сокровищ. Последняя надежда римского государства, Луций Квинкций владел за Тибром, против того самого места, где теперь находится верфь, четырьмя югерами земли, называемой с тех пор Квинкциевым лугом. Копал ли он канаву или пахал – мы не знаем. Точно известно только, что послы застали его за обработкой земли и после обмена приветствиями в ответ на их просьбу нарядиться в тогу для того, чтоб выслушать послание сената, если он дорожит благополучием Рима и своим собственным, Квинкций удивленно спросил, что стряслось, и велел жене Рацилии скорей принести ему тогу из их лачуги. Когда он, отерши пыль и пот, оделся и вышел к послам, те радостно приветствовали его как диктатора и, описав, в каком страхе пребывают воины, призвали в Рим".
Стало быть, в лачуге тога хранилась. Лачугу сенатора – не дворец – вообразить себе непросто… У художников, изображавших эту сцену на барельефе часов "Астории", тоже не очень-то получилось. Ну и бог с ней, с лачугой. Зато Цинциннат-то тут уж больно хорош. Идеал государственного мужа и мужа-кормильца, от земледельческих трудов отрывающегося только ради защиты Отечества, а от дел государственных – только чтобы вернуться к тем праведным трудам. Герой. Образец и пример для подражания.
Достоин запечатления в бронзе и в строках Тита Ливия, которые, как показало время, всякой бронзы прочней, не говоря уж о винтах, крепивших когда-то к постаменту на каминной полке будапештского отеля "Астория" часы, давно пропавшие.
Столицу, по крайней мере, украсить
– Так, значит, Пешт становится центром светской жизни, судя по тому, что у тебя здесь квартира. И что же вы поделываете тут?
– Цивилизацию насаждаем. Поскучнее, конечно, чем сезон в Париже, но несколько венгерских магнатов вбили себе в голову, что в Пеште будут жить, вот ради них и всех прочих и пришлось осесть в симпатичном этом городе.
Мор Йокаи. Венгерский набоб
Арх. обл., земля Франца Иосифа
От австро-венгерских времен остался неожиданный знак на карте России – архипелаг, названный именем короля и императора, но административно относящийся к Архангельской области…
История этого наименования связана с кораблем "Адмирал Тегетгофф". Принадлежал корабль австро-венгерской полярной экспедиции, отправившейся в 1872 году в эти края в поисках – как многие прежде – Северо-Восточного прохода к странам Дальнего Востока. А почему бы и нет? Начало 1870-х – неплохое время для Австро-Венгрии. В 1860-е проведены необходимые реформы, экономика империи догоняет развитые страны Европы, венский биржевой крах 1873 года еще впереди, Франц Иосиф – монарх в самом расцвете сил. И пора бы озаботиться колониальными приобретениями и некоторой, умеренной, как все в Дунайской империи, внешней экспансией.
В экспедицию вложили деньги имперские богачи: австриец граф Вильчек (побольше) и венгр граф Зичи (поменьше). Двуединая монархия в новом своем статусе существовала еще только первое десятилетие, и по всему выходило, что совместные усилия идут на пользу обеим половинкам.
Во главе экспедиции стояли два человека.
Первый, Карл Вейпрехт, морской офицер и геофизик, был прежде всего человеком науки. У него имелись собственные планы исследования Арктики, он изучал полярные льды и природу северного сияния. Многого сделать не успел: умер от туберкулеза вскоре после возвращения.
Второй, Юлиус Пайер – художник. Впрочем, художник – потом. Сначала унтер-лейтенант, с семнадцати лет участвовавший в битвах, затем преподаватель истории в кадетской школе, позже альпинист и картограф. Все это – до экспедиции. Вернувшись, он начал обучаться живописи – в тридцать пять лет! Написал целый ряд картин по арктическим впечатлениям и книгу "725 дней во льдах Арктики", открыл школу живописи для девочек в Вене и уже семидесятилетним собирался совершить плавание на Северный полюс на подводной лодке.
Один прожил сорок два года, второй – семьдесят два. Год жизни оба провели на вмерзшем в лед паруснике, без связи с миром, понимая, что надежда увидеть в полярных широтах море, свободное ото льда, увы, не оправдывается.
В августе 1872-го корабль попал в ледяной плен.
Наступила осень, потом полярная ночь. Весной над горизонтом появилось, наконец, солнце, и наступило полярное лето. Корабль все так же во льдах. Вокруг все так же снег, лед и иногда белые медведи.
Пайер пишет: "Еще больше, чем опасность, нас угнетает плен, потому что в опасности даже слабые оказываются сильными при том условии, что они могут дать хотя бы пассивный отпор. Подняться с койки, схватить ружье и мешок и выбежать на палубу стало механическим действием. Одеяло ночью примерзало к борту… под койками образовывались маленькие ледники…"
На корабле двадцать четыре человека. Команда – Австро-Венгрия в миниатюре: немцы, итальянцы, славяне, венгры. Судовой язык, кстати, итальянский. Еще – восемь собак. Одну потом утащит медведь.
Пайер ведет дневник, делает зарисовки. Он вообще натура поэтическая, как видно по текстам: "Медленно и гордо, будто на параде, тянется вечная очередь белых гробов-айсбергов к своей могиле, к южному солнцу".
Стараются не отчаиваться. Охотятся на тюленей и медведей. Открыли школу для матросов, чтобы не поддаваться скуке. По воскресеньям – праздничный обед. Но… "Это было действительно ужасное время. Нам предстояло в лучшем случае возвращение в Европу с достижениями, состоящими только из собственного спасения".
18 августа 1873 года отпраздновали, как полагается, день рождения императора. А через несколько дней: "Было около полудня. Мы стояли облокотившись на борт и смотрели в облака тумана, между которыми изредка проскакивал солнечный луч, как вдруг заметили в одном из таких промежутков далеко на северо-западе суровые скалистые горы. Через несколько минут перед нашими глазами предстала в солнечном сиянии прекрасная альпийская страна! В первое мгновение все замерли точно прикованные к месту и не верили глазам. Убедившись в действительности нашего счастья, мы радостно, громко закричали: "Земля, земля, наконец-то земля!""
Через два месяца смогли высадиться. Еще через год по льду, преодолевая полыньи на шлюпках, добрались до Новой Земли. Вся экспедиция заняла 812 дней. На правах первооткрывателей Вейпрехт и Пайер дали земле имя Кайзера Франца Иосифа. Кстати, о том, что в этом районе Северного Ледовитого океана, между Новой Землей и Шпицбергеном, должна быть земля, говорил еще Ломоносов. Затем в 1865 году в "Морском сборнике" то же предположение высказал лейтенант (впоследствии вице-адмирал) Николай Шиллинг. А в 1871 году свой проект экспедиции для поиска этой земли представил в Русское Географическое общество Петр Кропоткин. Но эти планы не осуществились, открытие же земли произошло, как и писал Пайер, случайно: "Нам подарил ее каприз пленившей нас льдины…"
А дальше? А дальше – ничего. В следующие десять и двадцать лет Земля Франца Иосифа не привлекала ничьего внимания. Все-таки времена были еще довольно патриархальные. "Земля" – это прежде всего плодородная земля. Рассматривать любые новые территории на предмет, "нет ли там какого-нибудь никеля-молибдена-урана и прочей нефти", европейцы еще не привыкли, дорогу к полюсу посчитали закрытой.
Позднее Гашек, писатель, погубивший репутацию Австро-Венгрии, будет издеваться над имперской "ледяной промышленностью": мол, с Земли "нашего всемилостивейшего монарха" всей Европе поставляется лед, вот только перетаскивать его через полярный круг трудновато.
Итак, Земля Франца Иосифа лежит безвидна и пуста, сам Франц Иосиф занят текущими делами империи, Франция дарит Соединенным Штатам статую Свободы, в Россию приезжает с концертами Иоганн Штраус, Вейпрехта уже нет на свете, Юлиус Пайер в Париже пишет драматические картины на полярные темы.
В это самое время зачисляется в "1-й Его императорского высочества генерал-адмирала Константина Николаевича экипаж" еще один герой нашей истории – подпоручик корпуса флотских штурманов Исхак Ислямов, а в северных морях снова начинается оживление. В 1895–1896 годах на Земле Франца Иосифа после неудачной попытки добраться до Северного полюса зимует Нансен. Штурмуют Северный полюс Роберт Пири и Фредерик Кук. С 1912 года дрейфует в районе Земли Франца Иосифа "Святая Анна" Георгия Брусилова. В 1912-м уходит к Шпицбергену и не возвращается экспедиция Владимира Русанова. Зимой 1914 года на пути к полюсу пропадает экспедиция Георгия Седова.
И в 1914 году Морское ведомство России отправляет искать три последние пропавшие экспедиции четыре корабля под общим руководством Ислямова. Найти не удается никого, но на мысе Флора на Земле Франца Иосифа команда Ислямова обнаружила послание, оставленное двумя единственными спасшимися моряками "Святой Анны". Тогда же Исхак Ислямов водрузил на Земле Франца-Иосифа российский флаг и объявил архипелаг территорией Российской империи.
А что же Австро-Венгрия, что же Франц Иосиф? Как отреагировал император на то, что земля, названная его именем, объявлена собственностью другого государства?