4 КЕЖЕМСКОЕ СИДЕНИЕ
"Видишь ты", сказал один другому, - "вот какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если-б случилось, в Москву, или не доедет?" - "Доедет", отвечал другой. - "А в Казань то, я думаю, не доедет?" - "В Казань не доедет".
Н. Гоголь.
Следующий день благоприятствует нам - ясно, тихо. Мы берем с собой лоцмана и пассажирку с грудным ребенком. Она садится в заднюю кабину со всеми своими припасами - туесок с молоком, соска из коровьего рога, чашка ягод, яйца и хлеб в узелке. А лоцман забирается на нос и садится на фюзеляж, свесив ноги.
В кармане у него бутылка с молоком, на голове черная волосяная сетка - "маска" от мошек, а в руках веточка: ею он указывает путь самолету, У всякого уважающего себя лоцмана есть опасные места, даже на таком чистом плесе, как это - и лоцман встает на фюзеляж и помахивает веточкой в ту или другую сторону. В особенности беспокоил его один "порожек", где надо уменьшить скорость.
Мы двигаемся медленно, на одном моторе, на малом газе. После вчерашнего перелета это почти мучительно - так и хочется подтолкнуть машину. Целых пять часов плывем мы по широкой реке. Редкие деревушки ютятся на островах и на правом берегу. Но жители не обращают" на нас большого внимания - стучащая машина, которая ползет по реке, совсем не похожа на легкую птицу, пролетавшую вчера.
Через пять часов показывается на яре Кежма - большое торговое село, оживленный центр района.
Здесь нам не приходится отбиваться от мошек и любопытных. Первых почти нет, а вторых не пускают - выставлена стража из членов Осоавиахима, которая несла охрану все время, пока самолет стоял в Кежме. Иногда это был юноша, ночью засыпающий, иногда - две девушки (девушек ставили попарно), они стояли в платочках с ружьем у хвостового оперенья, стараясь сохранить серьезное лицо при исполнении этой суровой обязанности - несмотря на любезности летчиков.
В Кемже выяснилось, что хороших лоцманов нет, все ушли вниз с "крытыми лодками" (илимками) за товарами, и наш план - плыть вниз до Енисея - невыполним; особенно опасен Аплинский порог, с воротами у самых утесов правого берега; здесь можно сломать крыло, если навалит ветер.
Радиостанция в Кежме оказалась исправно работающей, и в Красноярск и Москву полетели аварийные телеграммы с просьбой доставить на самолете другой мотор.
В ожидании ответа потянулись тихие дни в Кежме. Это - одно из самых больших селений на Ангаре, населенное очень крепкими и предприимчивыми крестьянами. Они создали уже давно мощное кооперативное общество, имевшее ряд предприятий - между прочим соляные варницы на Подкаменной Тунгуске. Теперь здесь есть электрическая мельница, в церкви устроена читальня, а в церковной ограде физкультурники играют в волей-болл.
До революции наиболее зажиточные из крестьян "занимались тунгусами", "тунгусничали", как здесь говорят, попросту - эксплоатировали тунгусов, кочующих по Подкаменной Тунгуске - но теперь, после создания там хороших факторий и раскулачивания Ангары, возможность такой зкс-плоатации уничтожена. Большинство крестьян Кежмы входит в колхоз, а часть образует коммуну в 1200 едоков, с общим инвентарем, скотом, общественной столовой. В последней мы обедали все время - и до самой зимы наш экипаж не мог забыть изумительной сметаны, которую там подавали в количестве, превышавшем наш городской аппетит.
Пока разбирают мотор для выяснения причин аварии, я сижу на берегу лениво текущей Ангары, смотрю на медлительную речную жизнь и думаю с унынием о том, что экспедиция почти погублена. В лучшем случае мы попадем на Чукотку к концу лета, к заморозкам.
Снизу подходят илимки с громадным парусом, который в виде отвислого живота спускается по обе стороны лодки до воды - по мнению ангарских мореплавателей, чем больше "куль" у паруса, тем ветер сильнее тянет.
Еще недавно эти кули вызывали на моем лице презрительную усмешку знатока: по правилам парусного спорта, край паруса должен быть натянут как струна. Но новейшие аэродинамические исследования и американская практика заставили меня преклониться перед практической мудростью ангарцев: наиболее выгодный коэффициент работ парус дает, когда у него есть куль ("пузо" по спортивным справочникам) - конечно, не такой безобразный как здесь, но все же иногда до метра, в одну тридцатую его ширины.
Снизу подвозят товары, население ждет их с нетерпением и любопытством. Но первая илимка принесла разочарование и даже вызвала раздражение: в ней пушные организации прислали груз ржаных сухарей для снабжения тунгусов-это в Кежму, где лежат в ожидании вывоза 30 тыс. центнеров пшеницы, и где тунгусы никогда не берут черного хлеба!
19 июля приходит телеграмма из Красноярска, что мотор будет нам доставлен на самолете Чухновским.
На следующий день получается известие, что Чухновский летит, и мы проводим вторую половину дня в ожидании. Уже вечер, темнеет. Наверно Чухновский сел где нибудь по дороге, в Богучанах. Но вот раздается характерное стрекотание мотора, и в двенадцатом часу появляется на совершенно ясном небе "Н 4" с приостренными крыльями, на тяжелых лапах - поплавках.
Условия посадки сейчас очень тяжелы - темно, поверхность воды спокойна и блестяща, трудно точно определить высоту.
Чухновский садится близ устья реченки Кежмы, куда уже для ремонта заведен наш самолет, и заходит в ее устье. Почти все село сбегается: это первый случай в жизни Кежмы, она вдруг превратилась в оживленный аэропорт. У хвоста самолета собирается куча мальчишек, напоминающих арлекинов, в желтых, красных, коричневых колпаках, с черными волосяными "масками" на лице от комаров, которые вечером наваливаются очень зло.
"Н4" на вид кажется громадным, по сравнению с Дорнье - на своих
поплавках он высоко поднимается над водой, и размах его крыльев 30 метров, в полтора раза больше нашего. Но в действительности он слабее - его три мотора имеют мощность всего 900 сил и грузоподъемность на тонну меньше. Поэтому, чтобы привезти нам мотор, весящий полтонны, Чухновский должен был взять мало горючего, и сильно перегрузить машину. И сейчас же первый вопрос, который ставится после встречи - где взять горючее. В Кеж-ме, оказывается, есть бензин, но очень мало, всего часа на 3 полета, а до Стрелки 4 часа. Придется, очевидно, отдать часть нашего - и тем самым снова замедлить наше будущее продвижение: у нас горючего в обрез, чтобы долететь до Братского.
Банкет прибывшим летчикам устраивается в профсоюзной столовой: рубленое мясо с кашей и клюквенный морс. А в 4 ч. утра Чухновский просит разбудить всех, чтобы вылететь пораньше.
Утро уходит на радио-переговоры: надо выяснить, нет-ли где либо ниже по Ангаре "случайно" горючего. Но его нигде нет - и выход один: взять у нас часть с тем, чтобы нам навстречу из Братского через пороги послали несколько бочек в село Воробьево, на полпути.
Днем Чухновский улетает. Снова толпа народа на берегу, оживленные комментарии, общая радость: "Теперь и умереть можно - посмотрели два ероплана". Я пробираюсь к самолету, чтобы передать Чухновскому карты Ангары; мальчуган ростом до пояса хлопает меня покровительственно по ноге и говорит басом: Иди, иди, это твое дело. Без тебя не полетят".
Для Смены моторов самолет подведен к мосту, перекинутому через реку Кежму и соединяющему две половины села. На нем устанавливается стрела, перегораживающая мост и прекращающая сообщение на два дня - но население не очень обижено: зрелище чересчур интересное. На мосту и на берегу все время стоят толпы зрителей, которые оживленно обсуждают все события.
В два дня смена моторов закончена, и самолет испытан в воздухе; при этом несколько местных жителей получили возможность полетать.
Но не всем в селе пробные полеты доставили удовольствие. Были недовольны доярки коммуны: коровы, которые паслись на острове, перепугались и убежали на край острова, залезли в грязь и остались недоенными. Очень возмущен был также один малец лет девяти, гулявший по берегу с двухлетним ребенком: "Посто низко летаете - мне мальца испужали!"
Дальше оставалось - снова сидеть на берегу Ангары и предаваться мрачным мыслям о крушении будущей работы. Надо ждать пока придет известие из Братского, что отправлено горючее в Воробьево. Затем - в Воробьеве ждать горючего. Затем - в Иркутске ждать мотора: присланный нам из Красноярска уже отработал законные часы и для дальнего перелета не годится, из Москвы пришлют новый.
Дальше - длинный путь до Хабаровска и еще более длинный и никем не пройденный путь по морскому побережью до Анадыря. Хорошо, если к концу августа мы попадем туда - а уже 20 сентября надо кончать работу.
Мне, к счастью, нашлось в Кежме дело - или вернее развлечение. В Кежму в это время приехала экспедиция геолога В. Вакара, и Райисполком просил его осмотреть месторождение каменного масла, известное местным жителям, Я отправился вместе в Вакаром и его спутниками вверх по Ангаре; в 1917 и 1923 гг. я изучил всю Ангару, но не видел этого месторожденья и мне любопытно было посмотреть - что именно я проглядел.
Мы отправились вверх по Ангаре бичевой. Проводник из крестьян д. Мозговой, знавший месторождение, ехал верхом по берегу и тащил лодку прикрепленной к седлу бечевой, а мы наслаждались чудесным утром, почти без комаров и мошек - редким здесь в это время года.