Никто никогда Казанове не говорил ничего подобного. Никто его так не хвалил.
""Обрамление", "повелительный стиль". Боже мой, как прекрасно это звучит", – подумал он.
– Правда? Вы считаете?
– Только можно я Вам задам один вопрос? – она сложила веер.
– Прошу покорнейше.
– Непростой вопрос?
– Непростой?
– Да.
Казанова посмотрел на людей, крутящихся в вестибюле.
– Если непростой, тогда, может быть, нам лучше выйти на улицу и подышать свежим ночным воздухом?
Они вышли из Прокураций через заднюю дверь. Позади огромного здания почти никого не было – все карнавальщики уже давно скопились на площади. Казанова повел Александру по узкой слабо освещенной калле к кампо Русоло, где стояла самая маленькая церковь города – Сан-Галло. Александра остановилась у колодца.
– Этот венецианец, о котором Вы пишите, – она подняла к нему глаза, – был преступником, заключенным. Он бежал из тюрьмы за границу. Он, по Вашим словам, "отказался от реабилитации на родине".
– Да.
– Каково было его преступление?
– Самое банальное и непримечательное.
– А именно?
– Один государственный шпион донес правительству, что он занимался чернокнижием и был богохульником.
Под маской Александры снова мелькнула улыбка.
– И сколько ему присудили?
– Его без суда приговорили к пяти годам заключения в "Свинцовой кровле", из которой никто никогда не совершал побег. Он просидел там пятнадцать месяцев.
– Почему тюрьма называется "Свинцовой кровлей"?
– Она расположена на верхнем этаже Дворца дожей, под крышей, которая сделана из свинцовых плит.
– Дворец дожей? – она удивилась. – Там, где живет дож? Там, где заседают государственные советы?
– Да. Эта тюрьма предназначена для политических преступников и для заключенных высокого положения.
– Но как же тогда он там оказался, если не был ни политическим преступником, ни из знатной семьи?
– У него был очень важный и влиятельный покровитель – сенатор Маттео Брагадин, представитель одного из самых древних родов республики. Когда-то случайно, будучи убогим двадцатилетним скрипачом, он спас жизнь этому господину, за что сенатор его приютил и стал его самым близким другом, его отцом.
– Но, значит, Ваш герой не очень чтил своего покровителя?
– Почему?
– Потому что он читал запрещенные государством книги.
– Сенатор сам занимался каббалой.
Капля лунного света блеснула на ее губах.
– А мужество, мессер Казанова?
– Не понимаю?
– Вы пишите, что у Вашего героя не хватало мужества, для того чтобы искупить и загладить свою вину.
– Свобода для него была важнее проявления мужества.
– Важнее даже своей родины? Своего любимого города?
– В то время – да.
– А сейчас?
Казанова услышал звук медленно подкрадывающихся каблуков. Он посмотрел по сторонам, и звук затих.
– Когда герой моей повести был еще маленьким мальчиком, – он нежно взял Александру за локоть и повел ее к мосту, расположенному над каналом Орсеоло, – он был очень хилым, глупым и страдал от носовых кровотечений. Родители особенно не обращали на него внимания, полагая, как говорили врачи, что мальчик долго не проживет. До восьми лет он рос с бабушкой Марцией, единственным человеком, проявлявшим к нему теплоту и заботу. Однажды бабушка, потеряв веру в лекарства, прописанные врачами, решила его вылечить другим, особым, методом. Она подняла мальчика рано утром, задолго до того, как на улицах появляется народ. Они сели в гондолу и поплыли на остров Мурано. Мальчик очень боялся, потому что бабушка никому не сказала, что они поплывут на остров. Все было очень таинственно. На острове они зашли в чудовищный сарай, в котором стояла старая, дряхлая женщина и бегало несметное количество кошек. Бабушка дала женщине серебряный дукат. Женщина сказала мальчику не бояться, взяла его на руки и закрыла в деревянном сундуке. Мальчик дрожал, как последний лист на осеннем ветру, из носа ручьями текла кровь. Он слышал жуткий шум: крики, плач, пение, хохот. Женщина стучала по сундуку, трясла его. Мальчик думал, что ему пришел конец. Вдруг стало тихо. Сундук открылся, и колдунья вытащила дрожащего мальчика. Кровь перестала течь. Она его раздела, положила на постель, сожгла корешки, собрала дым в простынь, ею же обернула мальчика, произнесла новые заклинания, дала ему пять сахарных облаток, протерла его шею и виски благоуханной мазью и одела. Она ему обещала, что кровотечения пройдут, но только если он никому не расскажет про ее секретное лечение, а если расскажет, то тут же умрет…
Пальцы Казановы пробежали по спине Александры.
– …А затем колдунья сказала мальчику, что ночью к нему придет прекрасная дама и осчастливит его, но только если он никому не расскажет про это посещение. Мальчик с бабушкой вернулись домой, и ночью, лежа в своей кроватке, он увидел поразительную фею, спускающуюся из каминной трубы, такую красивую, что его глазам было больно на нее смотреть…
Казанова почувствовал руку Александры в своей руке.
– …Она была в великолепном платье на широком панье, а ее корона сияла редкими камнями и огненными искрами. Медленно и величественно она подошла к кроватке и присела возле мальчика. Из своего кармана она извлекла маленькие коробочки и высыпала их содержимое ему на голову. И вдруг после несколько ласковых, но непонятных слов она поцеловала его. Но перед тем как он успел вымолвить слово, прекрасная фея повернулась и исчезла тем же путем, каким и явилась…
Казанова с Александрой остановились на мосту, и он вгляделся в ее покорные глаза.
– …Та ночь пробудила в мальчике личность. Он вышел из летаргического детского сна. Он начал всем интересоваться. За один месяц он научился читать. Он хотел знать, познавать. Кровотечения через какое-то время полностью исчезли. Он почувствовал, что живет и является частью мира. Но, важнее всего, он понял, что женщина – это не просто человек, а нечто чудесное, волшебное, способное его излечить и освободить от тягостей существования.
– А сейчас? – спросила Александра. – Что для него женщина сейчас?
Казанова снял ее треуголку и приподнял маску, и у него не укладывалось в сознании, что сейчас его глазам было так же больно смотреть, как тогда, пятьдесят лет назад, в детстве.
– А сейчас ему не верится, что вновь перед ним явилась та фея. И он хотел бы поблагодарить ее и вернуть ей тот поцелуй.
Глаза Александры сфокусировались на темных орбитах маски венецианца, ища его глаза. Но даже когда он наклонился, не снимая свою маску, и поцеловал ее, она не смогла их рассмотреть. Вдруг она услышала приближающие шаги. На мост взошла темная фигура и резко остановилась сзади пары. Казанова с Александрой повернулись и увидели, как внимательно этот человек в маске Пульчинеллы их изучает. Но, перед тем как Казанова смог его прогнать, человек сам спрыгнул с моста и рванул по калле Трон, исчезая в ночи.
У Александры застучало сердце. На мгновение она не поняла, где находится и что здесь делает. Лицо ее искривилось. Она взирала то вниз, на канал, то вверх, на черное небо, но ничего не могла сказать. Только потом, почувствовав руки Казановы на своей талии, она нашла какие-то слова.
– Месье… Месье, пожалуйста, со… сопроводите меня обратно в зал. Пожалуйста.
– Не беспокойтесь, мы…
– Я вас умоляю! – она вскрикнула.
– Да-да. Конечно.
Они быстрым шагом направились в Прокурации. Она не держалась за него и не разрешала ему поддерживать ее локоть. Их каблуки громко били по камню, поднимая тревожное эхо на всю улицу.
Войдя через задний вход, Александра надела свою маску и стрелой взлетела по лестнице. Казанова старался ее догнать, но его возраст помешал ему. Он только слышал, как шелестело ее вздымающееся платье и стучали ее каблуки. Оказавшись на пьяно нобиле , русская красавица сбросила свою шубу лакею и скромно, тихо, с врожденной легкостью вошла в оживленный зал. Задыхающийся Казанова остался в вестибюле и дальше решил не идти.
10
Утром Казанова задумчиво сидел в кафе "Флориан" под Новыми Прокурациями и маленькими глотками наслаждался густым горячим шоколадом. Просыпающаяся безлюдная площадь была покрыта сырыми липкими конфетти и суетливыми голубями.
Он, конечно, понимал страх Александры. Ему вспомнилось, как строго наблюдали за придворными во время его пребывания в Санкт-Петербурге, с каким колебанием они оставались с ним наедине, опасаясь обсуждать даже самые абстрактные темы. Он тогда заметил, что у русских к иностранцам было особое отношение, не такое, как в остальной Европе. Иностранец для русского – это не просто человек из другой страны, это нечто необыкновенное, сенсационное, вызывающее чрезвычайный интерес, как будто он не иностранец, а инопланетянин. Да и для западных европейцев русская нация тоже являлась курьезной, особенно сочетание славянского народа с германским двором.
Пока Казанова размышлял о России, вспоминая деликатные прикосновения Александры и ее вкусные податливые губы, в кафе зашел молодой благородный господин и подошел к столу.
– Прокуратор Пезаро вызывает Вас на собеседование, – прошептал молодой человек официальным тоном.
Казанова заплатил за шоколад и вышел с посыльным. Но посередине площади, не доходя до Старых Прокурациях, молодой человек добавил:
– Только не у себя, а во Дворце.
– Во Дворце? – Казанова удивился.
– Да. На Лестнице гигантов.
"Странно", – подумал Казанова, быстро шагая к Дворцу, – "Пезаро всегда всех принимает у себя в Старых Прокурациях".