- Что не пойдет?
- Нет визы Иван Иваныча.
- Какого еще Иван Иваныча?
- Завскладом нашим, понятно? Он тут царь, бог и воинский начальник. Старпому надо бы знать порядки.
Я готов был зареветь от злости. Весь день бегал как угорелый, вызвал людей, катер, собрал все подписи, и вот все мои старания оказались напрасными. "Нет визы Иван Иваныча". Да черт его знал, что он существует, такой Иван Иваныч!
Я растерянно переводил взгляд с кладовщика на боцмана, на матросов, видел их ухмылки и… не знал, что делать.
- Что же теперь? - проговорил я.
- Приходите завтра. Он будет тут к обеду, - буркнул кладовщик.
Я не выдержал, начал кричать на него. А кладовщик отпихнул меня от двери и укоризненно сказал:
- Чего глотку дерешь? Слыхали мы эти песни, не испугаешь. Сказано нет, значит нет.
Обратно мы ехали на катере молча. Я понимал, что в глазах боцмана и матросов мой авторитет теперь подорван основательно. Они, наверное, втихомолку смеются сейчас надо мной…
К капитану я попал на доклад лишь в одиннадцатом часу вечера. Он сидел на диванчике, в новеньком парадном костюме с нашивками до локтей и дымил трубкой. Как только я вошел, капитан снял с руки часы и протянул их мне.
- Потрудитесь посмотреть, который сейчас час.
- Двадцать два часа двадцать минут, - подавленно ответил я.
- А вы должны были явиться ко мне в двадцать ноль-ноль.
- Да, но…
- Никаких "но". Я сижу и жду вас два с половиной часа, хоть у меня были несколько иные планы на этот вечер.
- Зачем же вы сидели? Я же никуда не убегу, - вырвалось у меня.
- Затем, - опять заскрипел голос капитана, - чтобы разъяснить вам то простое положение, что моряк обязан быть точным и аккуратным, наконец, элементарно дисциплинированным.
Я готов был провалиться сквозь землю, мне было стыдно и вместе с тем во мне кипела злость на капитана. Ведь он же знает, что я не гулял! А капитан вдруг без всякого перехода сказал:
- Докладывайте, что из снабжения сумели получить сегодня.
Я выдавил из себя:
- Ничего…
- То есть как ничего?
- Так… Я сумел только подписать документы, а получить ничего не успел.
Дальше говорил лишь один капитан. Я опустил голову и молча слушал поток - о нет, не бранных! - гладких, отшлифованных, корректных фраз, в которых капитан выразил свое "недоумение" по поводу решения начальника пароходства послать в ответственный рейс такого "весьма беспечного" молодого человека.
Лучше бы он отругал меня, чем так пилить! Я был совершенно подавлен. "Вас разбаловали загранрейсами, но я из вас сделаю моряка", - звучал в моих ушах голос капитана.
На следующее утро, послав боцмана на склад получать материалы, сам я побежал в контору начальника отдела снабжения. Мне надо было добиться и получить спецробу для команды - теплую одежду, сапоги, валенки, шапки, рукавицы, теплые и брезентовые, шерстяное белье, - специально предназначенную для работы в условиях Арктики. Я составил заявку по всей форме. Но начальник снабжения посмотрел на заявку и вернул.
- Нереально, - сказал он. Я не понял его.
- Как нереально? Экипаж у нас сорок восемь человек, значит сорок восемь комплектов плюс резерв. Все законно.
Он усмехнулся и покачал головой:
- Молодой человек, есть инструкция министерства, по которой вы можете требовать арктической экипировки лишь на пятьдесят процентов экипажа, и не более. А на "Липецке" должны быть еще старые комплекты.
- Да вы смеетесь! - вскричал я. - Мы идем в снабженческий рейс, там все разгружать самим придется, как же без робы?
- А вот так. Не все же сразу будут работать. Будете чередоваться. Могу дать лишь на тридцать процентов команды.
Меня затрясло от злости.
- Ну, знаете, - я даже начал заикаться от негодования, - если бы такие снабженцы были у наших космонавтов - не видать бы им космоса еще лет пятьдесят.
Начснаб спокойно взглянул на меня и изрек:
- А вот подождите немного. Как начнут в космос караванами отправлять, так и космонавтам срежут нормы снабжения. Освоенный район, скажут. Вот и все. Раньше, скажем в тридцатые годы, и у нас совсем другие нормы были. А сейчас что ж, трасса как трасса…
Но я не дослушал его, забрал свои бумаги и побежал наверх, к начальнику пароходства.
Когда я к нему пробился, наступил уже полдень. Через сутки мы должны были отходить, а я еще ничего не получил. Положение мое было отчаянным.
Начальник пароходства Виктор Андреевич Шилов, еще не старый, сухощавый мужчина с грубыми, твердыми чертами лица, внимательно посмотрел на меня, налил из графина стакан воды и придвинул ко мне.
- Может, сначала выпьете воды, товарищ старпом? - предложил он.
Я отмахнулся. Мне не до воды было.
- Я слушаю, - Шилов склонил голову набок.
И вот здесь прорвалось у меня все наболевшее на душе за эти двое суток, и я, торопясь и сбиваясь, принялся рассказывать ему о всех своих горестях, обидах и неурядицах, которые мне пришлось пережить за эти дни. Шилов слушал, внимательно наблюдал за мной, а потом вдруг спросил:
- Так что же вы хотите от меня?
- Извините, - спохватился я, - вот наряды.
Я протянул ему бумаги и продолжал:
- Завтра у нас отход, мы идем в снабженческий рейс, нам самим придется разгружать. Мороз, сырость, ветер, а начальник отдела снабжения дает экипировку лишь на одну треть команды.
Шилов внимательно посмотрел заявку и вызвал начальника отдела. Тот вошел, взглянул на меня и грустно вздохнул.
- Ты что же, старик, обижаешь молодые кадры? - спросил его Шилов. - Люди идут в Арктику, им придется в ледяной воде работать. Холодно там, а? Как ты думаешь, начснаб? Вот старпом мне все это здорово объяснил.
Начснаб усмехнулся:
- Он и мне это все объяснил. А только где ж я возьму ему столько? Ведь он там понаписал черт знает что, да еще и с запасом. "Кожаные сапоги на меху", - фыркнул начснаб. - Таких у нас сроду и не было.
- Ну, ну, ты не жмись, а помоги человеку.
Шилов что-то коротко черкнул на накладной и передал ее начснабу.
- Ну вот, молодой человек, характер у вас, я вижу, горячий, напористый. Желаю успеха. Идите со стариком и не отступайте от него, пока не получите все, что положено.
Я вышел из кабинета окрыленный.
Арктическую экипировку для экипажа я получил теперь быстро, но, увы, лишь на половину команды. Все же это была моя первая победа.
Вечером, точно в двадцать ноль-ноль - я выдержал этот срок, - минута в минуту, я докладывал капитану о полученном снабжении. Капитан выслушал и сухо заметил:
- Это вы должны были сделать вчера. Опаздываете ровно на сутки.
Старый сыч, поди угоди ему! "Опаздываете равно на сутки". Педант и сухарь. "Я из вас сделаю моряка", - вспомнил я еще раз его обещание и улыбнулся: боцман, видимо, подражая капитану, тоже кричит на матросов: "Я вас сделаю тонкими, звонкими и прозрачными!" Ну и командочка!
- Вы чему улыбаетесь? - спросил капитан.
- Извините.
- Вам не улыбаться, а выводы делать надо. Рейс в Арктику - это не шутки и не какая-нибудь там заграница. Займитесь немедленно проверкой судна. Отходим завтра после полудня.
- Есть, - коротко ответил я.
Наступил час отхода. Буксир оттащил нас на рейд, отцепился и быстро побежал обратно к причалу.
- Малый вперед! - скомандовал капитан.
Я повторил команду и передвинул ручки телеграфа. "Длинь-длинь!" - прозвенел ответ из машинного отделения, и "Липецк" медленно стал набирать скорость.
Отправлялся я в рейс не первый раз, но никогда раньше не испытывал такого волнения. Я не мог спокойно стоять на одном месте и нетерпеливо переходил с одного крыла мостика на другой, зорко следя за капитаном. Он стоял на правом крыле, повернувшись лицом к причалам. Крупные руки его в черных кожаных перчатках недвижно лежали на планшире, и сам он, большой и грузный, одетый в тщательно отутюженную парадную форму, стоял не шелохнувшись. Чуть в стороне так же молча стояли второй и третий помощники.
- Дать прощальные гудки! - не поворачивая головы, отчеканил капитан.
Я взялся обеими руками за широкое, обшитое кожей кольцо, свисавшее на короткой медной цепочке в центре рулевой рубки, и изо всех сил потянул его на себя.
Это был настоящий морской гудок. Сначала послышалось глухое шипение где-то позади рубки, затем в этом шипении стали нарастать басовые ноты, стекла в рубке вдруг мелко задрожали, и донесся густой, рокочущий, низкого тембра долгий звук гудка. Он не был оглушительно громким, но в нем слышалась такая мощь, что у меня даже мурашки побежали по спине. Такие гудки бывают только у настоящих океанских лайнеров.
Три протяжных гудка солидно прозвучали над притихшим заливом. После короткого молчания загудели в ответ корабли у причалов. Я отвечал каждому.
Прощальная перекличка гудков на рейде каждый раз тревожит мне душу. Почему-то всегда кажется, что в эти минуты на нас смотрит весь порт и все люди на улицах города, заслышав гудки, останавливаются и провожают глазами уходящее судно.
- Штурман! Дайте полный вперед! - резкий голос капитана вернул меня к действительности.
Я поспешно бросился к машинному телеграфу.