Не скрою, в глубине души я был доволен, что майор вышел в море вместе со мной. Хоть и недолго были мы с ним знакомы, но успели сдружиться. Особенно после новогодней ночи. Я уже привык делиться с ним своими мыслями и сомнениями. И странное дело, Астахов не казался мне больше непривлекательным. Я как-то не замечал теперь ни его чрезмерной полноты, ни багровых щек, ни мешковатой одежды. Рассудительность, неторопливость майора успокаивающе действовали на меня. Думалось так: если в сложной обстановке один я не смогу быстро принять решение, то вместе с Астаховым мы сделаем это наверняка и безошибочно.
На карте цепочка кораблей дозора выглядела внушительно. Создавалось впечатление, что все подходы к заливу плотно перекрыты. Но это только на карте. А в море каждому дозорному судну приходилось контролировать довольно большой участок. Прибавьте ещё темноту, туман, снежные заряды. Всё это - союзники диверсантов и наши враги. Нет, мы не могли гарантировать, что немцы не проникнут через линию дозора. И кто знает, может быть, они скрытно, за снеговой завесой, пробираются уже к заливу? Эта мысль не покидала меня.
Мы с Астаховым стояли на мостике тральщика, когда сигнальщик вдруг крикнул громко:
- Правый борт тридцать пять! Плавающий предмет!
Нервы мои были настолько напряжены, что я вздрогнул и зачем-то схватился за кобуру пистолета. Потом я не мог без стыда вспоминать об этом.
Тральщик резко свернул в сторону. Вытянулись вперед тонкие стволы пушек и пулеметов.
- Плавающее бревно! - доложил сигнальщик.
Напряжение, охватившее меня, сразу прошло. Но я, наверное, был очень бледен: командир тральщика с удивлением смотрел на меня.
- Пойдемте выпьем горячего чайку, - предложил Астахов, взяв за локоть. И уже на трапе добавил тихо: - Надо поблагодарить сигнальщика.
- За что?
- Он хорошо наблюдает. Не его вина, что это только бревно.
- Да, - согласился я и крикнул: - Командир, объявите краснофлотцу благодарность от моего имени. Предупредите всех наблюдателей: смотреть внимательно!
- Есть! - ответил командир.
Мы с майором спустились вниз, в теплую, ярко освещенную каюту. Астахов потушил верхнюю лампу, оставил только настольную. Сказал строго:
- Ложитесь, Осип Осипович. Вы не спали почти сутки, а впереди ночь без отдыха.
Я послушался. В самом деле, отдохнуть было просто необходимо. Но сон не приходил. Я лежал, закрыв глаза, и лишь изредка поглядывал на майора. Он сидел возле стола слишком высокого для него. У себя в кабинете Астахов подкладывал на стул подушку, а тут ему нечего было подложить. Он водил по карте пальцем и шевелил при этом губами, будто разговаривал сам с собой.
Потом я всё-таки задремал. Проснулся часа через четыре. В каюте было пусто. Я вышел в коридор и спросил вестового, где майор Астахов.
- На мостике. Приказал доложить ему, когда вы встанете.
Через минуту майор был уже в каюте. Вошел холодный, в заиндевевшей шинели. Щёки его прямо-таки пылали багровым румянцем. Влажно блестели глаза. Он был чем-то очень доволен.
- Слушайте, какое решение, - быстро заговорил он. - Тральщик должен стоять у входа в залив. Я уже советовался с командиром корабля. - Он посмотрел на меня, ища одобрения. Я кивнул. - Нам незачем мотаться в море. Рядом с нами будут стоять резервные большие охотники. Во-первых, этим самым мы создаем как бы еще одну линию дозора. А во-вторых, это центр участка. Отсюда нам легче следить за событиями. Отсюда удобно послать резервный БО в то место, где появится опасность. Я бы даже снял с первой линии ещё несколько кораблей.
- Ну, это уж чересчур, - возразил я. - И не в нашей власти. А всё остальное одобряю. Вы нашли как раз ту господствующую высоту, на которой надлежит быть командирам.
- Осип Осипович, вы уже способны шутить! - обрадовался майор. - Значит, теперь всё в порядке!
Мы разложили на койке карту и ещё раз обсудили предложение Астахова. План его действительно был хорош. Кроме всего прочего тральщик стоял на том фарватере, по которому мы в своё время возвращались из поселка и который был известен рыбаку Кораблёву…
Я всё время пишу о наших планах, догадках, о наших разговорах про "морских дьяволов". Тут ведь вот какое дело. Обстановка сложилась такая, что мы были поставлены в пассивные условия. Мы могли только размышлять и предполагать. Инициатива в данном случае принадлежала немцам. Разгадать намерение противника - в этом заключалась наша цель. Ещё раз повторяю: мы сделали всё, что могли. Но мы не знали, что фашисты бросят в бой не надводные суда, а погружающиеся лодки "бибер".
* * *
Побережье Северной Норвегии изрезано многочисленными фьордами, которые глубоко врезаются в материк. Среди других выделяется Люнгс-фьорд. Он довольно просторен, в глубине его меньше островков. Сюда могут заходить крупные корабли.
В январе 1945 года в Люнгс-фьорд упирался левый фланг двадцатой гитлеровской армии. Выбитые с советской земли и из Финляндии немецкие горные егеря заняли тут новые позиции, обороняя подступы к важному порту Нарвик.
Поздно вечером в Люнгс-фьорд вошли три подводные лодки, несущие на себе "биберов". Когда появилась луна, осветившая сопки и черную поверхность фьорда, на воде уже ничего не было. Лодки погрузились и легли на грунт. Советский разведывательный самолет, пролетевший вскоре над фьордом, не обнаружил здесь никаких изменений. Как всегда, его обстреляла зенитная батарея, как всегда, бороздил воду патрульный катер.
А на каменистом дне фьорда шла тем временем своя жизнь. Все шесть водителей "биберов" находились на одной лодке, где для них отвели специальное помещение. Они отдыхали, ещё и ещё раз припоминали очертания берегов в заливе, положение звезд. Врач советовал больше спать.
Лейтенант Мерц чувствовал какую-то непроходящую тоску, с жадностью смотрел на лица товарищей, слушал их голоса. Это была жизнь, и не верилось, что всё вдруг может кончиться, что останется эта подводная лодка, кто-то из этих людей, а его, Йоганна Мерца, больше не будет. Лейтенант гнал расслабляющие мысли. Впереди - встреча с противником. Нужно выполнить свой долг, всё прочее не имеет никакого значения.
Мерц и фельдфебель Штумме внешне были совершенно спокойны. Остальные водители, молодые парни, не научились ещё скрывать свои чувства. Они неестественно громко разговаривали и хохотали. Потом возбуждение сменялось задумчивостью, каким-то оцепенением.
- Проклятое ожидание действует на психику, - сказал Зигфрид Штумме. - И чего мы тут околачиваемся, а, Карл? - обратился он к сидевшему рядом с ним ефрейтору Заукелю.
- Командиры знают, что делать, - ответил тот.
- Э, что с тобой говорить! - махнул рукой Штумме. - Ничего хорошего ты не скажешь. Ты из тех людей, которые считают, что у каждого начальника по две головы.
Все засмеялись. В соединение "К" Заукель пришел из концлагеря, где служил надзирателем. Его взяли потому, что он был хорошим спортсменом - пловцом. Однажды, выпив, он показывал товарищам свои крепкие, с короткими пальцами руки и говорил, что этими руками он убил двадцать шесть поляков и евреев. Ему верили. Заукель ненавидел русских, хотя сам не был на Восточном фронте и никто из его родных не погиб там. Может быть, он боялся расплаты. Фельдфебель Штумме как-то сказал Мерцу, что в Германии здорово научились обрабатывать таких щенят, как Заукель. Штумме был прав, но Мерца коробил его цинизм. Фельдфебель недолюбливал Заукеля и часто посмеивался над ним.
- Ты не наедайся на дорогу, - посоветовал ему Штумме. - "Бибер" отрегулирован точно по весу водителя. Перехватишь лишку - не сможешь всплыть.
- Не есть теперь, что ли? - проворчал Заукель.
- Скорей бы в поход, - продолжал Штумме. - Ей-богу, мне надоело сидеть тут и любоваться этим юношей последней модели. Карл, отойди от меня. Из твоего уха пахнет навозом.
- Оставь его, - вмешался Мерц. - И куда ты спешишь? Успеешь в пасть к русским.
- Я настроен идти в бой - и вдруг отменят операцию! - Штумме говорил, усмехаясь. Лейтенант не верил в искренность его слов.
- Не отменят. Дело зашло слишком далеко.
- Всякое бывает. Какой-нибудь пустяк, и операция сорвалась.
- У нас не сорвется, - заявил Карл Заукель.
- Вот теперь я верю! - воскликнул Штумме. - Я ведь знаю, чем набита твоя голова! Как ты сказал, так и будет!
Все снова засмеялись, а Карл Заукель недоумевающе и обиженно посмотрел вокруг…
Подводные лодки пролежали на грунте до следующего дня.
В 11 часов немного посветлело, улучшилась видимость. Но не надолго. Сумерки полярной ночи вскоре сгустились снова. Под прикрытием темноты лодки вышли в море.
Водители "биберов" заняли свои места, готовые в любой момент захлопнуть крышки люков, если лодка начнет погружаться. Лейтенант Йоганн Мерц сидел в тесном отсеке своего "бибера". Все остальные помещения его судна, разделенного переборками, были заняты балластными цистернами, бензиновым мотором, электродвигателем для подводного хода и различными механизмами. В главном отсеке, вокруг водителя, под ним и даже над ним, находились рычаги управления, а также баллоны с сжатым воздухом для продувания цистерн, кислородный баллон для искусственного дыхания, бензобак и бензопроводы, идущие к двигателю.
Тоскливо сидеть в отсеке одному. В голову приходят невеселые мысли. Вспоминается дом, детство, вся прошлая жизнь. Да, вся жизнь теперь в прошлом. Будущего нет. Ещё несколько часов - и конец…