Каноник не ответил. Аккуратно спрятал четки, пощупал рукой в углу над люком и потянул за кольцо. Крышка пошла легко - священник и правда был хорошим хозяином и регулярно смазывал петли.
Трегубов первым полез в темное отверстие. Посигналил оттуда фонариком. Но Левицкий, не ожидая приглашения, уже протискивался вниз.
Просторное подземелье заканчивалось крутой каменной лестницей, за ней была низкая дубовая, обитая железными полосами дверь. Левицкий налег плечом - не скрипнула. Трегубов саркастично улыбнулся:
- Дюймовка, ее голыми руками не возьмешь. Спустите сюда каноника! - крикнул он Ступаку.
Отец Валериан скользнул в узкое отверстие, как угорь. Он уже овладел собой, потому что смотрел спокойно и даже вызывающе.
- Ключ?.. - показал Трегубов на дверь.
- Очень сожалею, но ничем не могу помочь господину. - Каноник наклонился вперед, как бы кланяясь, и его голос зазвучал искренне: - Я не спускался сюда года два, ключ хранился у отца эконома монастыря… Он недавно умер… очевидно, передал все хозяйство старосте…
- Куда ведет дверь?
- В бывшую монастырскую усыпальницу.
- Из собора есть ход в нее?
- Не слышал о нем…
Левицкий подошел к люку.
- Подайте мне топор, - попросил Ступака, - и, может, где–нибудь найдется лом.
Тупой топор отскакивал от мореного дуба, оставляя на нем только царапины, но Левицкий бил и бил, дверь жалобно стонала, словно повизгивая под ударами. Его сменил Трегубов - он обладал незаурядной силой, и с третьего или четвертого удара раскрошил доску у замка. Хотел бить дальше, но в подземелье спрыгнул Ступак с ломом.
- Одолжил у соседского дворника, - сказал он, хотя никто не требовал пояснений.
Трегубов уступил лейтенанту место, и тот ударил так, что исклеванная топором доска сразу затрещала. Через несколько секунд замок сбили. Трегубов пнул сапогом дверь, шагнул внутрь. Почти сразу Левицкий услышал его радостное восклицание и бросился вслед за ним. Ничего не увидел - полковник закрывал плечами узкий каменный коридор, - но когда он нагнулся, удалось заглянуть и Левицкому. Не поверил глазам: о мокрую каменную стену оперся человек со всклокоченными волосами, с окровавленным лицом и в разодранной гимнастерке.
Точно, Кирилюк!
- Как вы попали сюда, капитан? - спросил Трегубов, но, сразу поняв неуместность своего вопроса, крикнул: - Врача сюда!
- Дайте мне напиться. - Кирилюк сделал шаг, покачнулся, и Трегубов поддержал его.
Побежали за водой. Левицкий пропустил Петра впереди себя.
- А–а, святой отец! - встретился тот взглядом с каноником. - Рука у вас крепкая и бьет хорошо, но все же не рассчитали. Или голова у меня каменная? А, святой отец?!
Каноник попятился.
- Арестовать! - приказал Трегубов. - А вы, капитан, немедленно в госпиталь.
- Там склад оружия. Карабины и автоматы в гробах, - будто не слышал его Кирилюк и кивнул на отверстие.
- Разберемся! - уверенно ответил Трегубов.
Владелец особняка на окраине принял гостей приветливо. И действительно был рад: наконец–то мог свободно, не таясь, поговорить, позлословить о Советской власти, вспомнить добрые старые времена, зная, что все это найдет искренний отклик в сердцах собеседников. Щедро накрыл стол, поставив все, что было, не пожалел и самогона. Это добро не переводилось: Ярема Лизогуб гнал сам и даже потихоньку приторговывал - что поделаешь, скромной зарплаты бухгалтера не хватало, а пускать в ход золотые десятки, закопанные в саду под яблоней, не хотелось. Лизогуб твердо верил, что Советы продержатся недолго, а золото есть золото, лишь бы нашлись деловые люди…
В буржуазной Польше у Лизогуба была небольшая гостиница с рестораном, тоже небольшим, но там всегда вертелись девицы, охотно посещавшие клиентов в номерах. Гостиница и ресторан давали приличный доход, с девиц Лизогуб тоже брал свой процент - жить можно было, и Ярема Андриевич всегда умилялся, когда вспоминал те дни. Глупец, последний глупец - он еще фрондировал против правительства, записался в ОУН. Смотри–ка, своего, национального, захотелось! Теперь этого национального сколько угодно, бери, жри его - под ногами валяется, но - увы! - нет уютной гостиницы, ресторана с джазом, и девицы поразбежались… Вот и приходится по вечерам гнать вонючий самогон. Еще слава богу - домик на безлюдье и забор высокий, да и участковый уполномоченный - свой человек. Прекрасный мужик: любит и лишнюю сотню положить в карман, и от литра самогона не отказывается. Зато не беспокоит Ярему по мелочам, а когда нужно - и предупредит: так, мол, и так, сегодня проверка документов; или: пришла жалоба - гонит самогон. Завтра придем проверять. А проверка такая: если участковый один, то возьмет с собой бутыль; если еще с кем–нибудь, то облазит все уголки, накричит на Лизогуба, напугает… Золотой человек, знает ведь, что аппарат в подполье, в сарае. Но попробуй найди этот ход!..
Потому–то и решил Ярема Андриевич рискнуть. Когда стемнело, открыл ворота в сад. Тихонько, не включая фар, загнали в сарай машину. Запасные номера Заставный (умный паренек, он сразу же понравился Лизогубу) прихватил с собой, а судя по всему, автомобиль понадобится…
Сливинский, как только познакомились, принялся расспрашивать Ярему Андриевича, но тот отложил деловой разговор до вечера.
- За столом, - подмигнул он, - разговаривать легче.
- Свой человек, черт бы его побрал, - обрадовался Семен Хмелевец, - все понимает!
Когда выпили по первой, пан Модест начал издалека:
- Дело у нас деликатное, и мы надеемся, пан, на вашу помощь.
Лизогуб, подхватив на вилку кусочек селедки, согласно кивнул головой.
- Насколько нам известно, у вас останавливался пан Северин Воробкевич…
Лизогуб пожевал селедку и снова кивнул.
- Был у него большой желтый чемодан из крокодиловой кожи? - оживился Сливинский.
Лизогуб опять кивнул.
- Так где же он? - почти закричал пан Модест.
- А кто ж его знает… - равнодушно сказал Ярема Андриевич и нацелился на толстый кусок сала. - А для чего он вам нужен?
Сливинский сердито покосился на Дмитра Заставного: парень вроде и свой, но… В конце концов все равно узнает. Решительно сказал:
- В этом чемодане были документы, которые не должны попасть в руки большевиков. Довольно важные бумаги…
Лизогуб не донес сало до рта.
- Так вот оно что! - щелкнул он пальцами. - Начинаю понимать, почему Воробкевич так трясся над этим чемоданом.
"Еще бы, - подумал пан Модест, - носил с собой двести тысяч долларов".
- Надо разыскать чемодан, - вмешался Хмелевец, - и как можно скорее. Там, - неопределенно качнул головой, - ждут его, а мне не очень приятно дышать одним воздухом с коммунистами.
"А мне?" - хотел обидеться Лизогуб, но на всякий случай сдержался. Кто их знает, что за птицы. Ответил кратко:
- Все, что от меня зависит, господа… - и приложил руку к сердцу. - Но что я могу?
- Вспомните все адреса, где скрывался Воробкевич, - попросил Сливинский.
- Это дело несложное… Он жил у меня, пока один человек не предупредил, что должны проверять документы. В тот же день Воробкевич переехал к Кутковцу́. Это его знакомый, был лесничим, а сейчас работает в областном управлении сельского хозяйства. Через три дня перебрался к Валявским. Вдова с дочкой, супруга его бывшего товарища, умершего во время войны. Две ночи спал у профессора университета Янышевского, а потом уже перешел на явочную квартиру, где его и выследили.
- Чудесно! - довольно сказал Сливинский. - Думаю, чемодан лежит в одной из этих квартир.
- Завтра наведаемся и выясним! - решительно заявил Хмелевец. - Чемодан от нас не убежит.
- Ох, это не так просто, - заметил Лизогуб. - Люди сейчас не те, свиньи, а не люди… Может, они и не догадываются, кто такой Воробкевич и что это за чемодан. Пан Северин, очевидно, предупредил, что вернется за ним. И вот появляетесь вы… Мол, по поручению пана Воробкевича: не у вас ли, случайно, чемодан? Ко мне бы пришли, например, так я с вами и разговаривать бы не стал - идите ко всем чертям, никакого Воробкевича не знаю и знать не хочу!
- А мы, - вспыхнул Хмелевец, - черт бы его побрал, за горло! Чемодан или, - он сделал выразительный жест, - к праотцам.
- В городе, - сухо ответил Лизогуб, - пока что, к сожалению, твердая власть, и авантюрные фокусы не пройдут. Стоит поднять шум, и через несколько минут вас задержат.
- Постойте, - потер лоб Сливинский, - а если действовать от имени этой власти?.. - С минуту подумал и заговорил, будто советуясь со всеми: - Представим себе: к вам приходят, ночью, поднимают с постели… Из учреждения государственной безопасности… Точно, мол, известно, что у вас тогда–то и тогда–то скрывался известный оуновский преступник Воробкевич и оставил свой чемодан. Если даже будут отказываться, мы - обыск… Чемодан не иголка, найдем…
- Но ведь вы должны предъявить какие–то документы, - осмелился перебить его Дмитро Заставный. - А где взять удостоверения? И ордер на обыск?
Лизогуб подмигнул:
- Кажется, я тут могу кое–что посоветовать! Есть у господ советские деньги?
- Угу… - подтвердил Сливинский, - есть…
- Пятнадцать тысяч найдется?
- Наскребем.
- Две красные милицейские книжечки попробую организовать…
- Можно и милицейские, - одобрил Сливинский. - Удостоверение будем показывать издали. А как с ордером на обыск?
Лизогуб замялся.
- Если бы ко мне пришли сейчас и положили на стол любую изготовленную типографским способом бумажку с печатью, я бы поверил, что она подлинная. У нас что, знакомят граждан с формой ордеров на обыск? Я могу изготовить вам десять разных форм, и все десять сойдут за настоящие.