Кривич быстрым движением, не вставая с лавки, занес над головой посох, качнулся вправо, всем видом показывая, что бить будет в этом направлении, а сам уже готовился другим концом нанести удар с иной стороны. Но вдруг лицо собеседника неожиданно ушло вверх, перед глазами Ишуты мелькнул потолок, и кривич в тот же миг всей спиной ощутил неровности видавшего виды пола. Он даже не услышал глухой звук от удара упавшей лавки.
Молодой человек удивленно смотрел на Анику, и в распахнутых глазах его читалось: "Разве такое возможно?" Минутой позже Ишута понял, что произошло. В тот момент, когда он собирался нанести удар по правому плечу своего собеседника, тот из-под стола просто ударил ногой по лавке.
– Возможно… – ухмыльнулся Аника. – Если на тебя собираются напасть, то используй все, что есть под рукой. Но при одном условии: если ты окончательно определился в целях и задачах. Первым всегда погибает тот, у кого нет никаких целей. Тот, кто все исчерпал и всего достиг. Или тот, кому стало нечего терять… Посмотри на меня. Почему я закрываю лицо прядью волос? Потому что мне нечего своим лицом сказать людям. Черты нам дарованы нашими предками, нашими родичами и родителями. Человек, оказавшийся на чужбине, поначалу пытается слиться с ее воздухом, стать похожим на его обитателей, а значит, волей-неволей отгородиться от тех, кто дал ему жизнь. Я ношу длинную прядь, скрывающую мои черты, но еще более скрывает тот, кто начинает улыбаться, говорить, смотреть и видеть окружающий мир, подлаживаясь под чужие привычки и традиции. А я всего лишь пытаюсь показать, как, по сути, выглядит человек, предавший себя и кровь, которая течет в его жилах. Это первая причина.
Вторая причина, почему я закрываю лицо, очень проста. Ущемляя обычное зрение, я начинаю лучше чувствовать нутро того, кто находится передо мной. Иногда необязательно следить за каждым жестом соперника, за каждой тенью его мускулов. Стоит только почувствовать его сущность, и ты сразу определишь, каким приблизительно арсеналом он владеет. Ничтожество никогда не овладеет блестящей техникой и тем более никогда не создаст новой. Он лишь может подсмотреть и украсть несколько ударов, которые потом использует против тех, кто заметно слабее его. Иногда под личиной благородного мужа живет поганая тварь – завистливая, жадная до славы и подлая. А в горбуне подчас нередко встретишь сострадательную и жертвенную душу. Но мир так устроен, что чаще всего общество объявляет войну горбунам и начинает преследовать их. И ведь действительно среди горбунов тоже находятся преступники, и тогда "здоровое общество" с пламенем благородного гнева на лицах начинает подвергать мучениям этих и без того несчастных людей. К чему это я все говорю? Ха-х!.. Ах да. После серьезного похмелья язык мой становится без костей. Так вот. Абарис учился у меня, но очень недолго, меньше года… Не удивляйся. Я сам отправил его домой. Такие рослые, сильные мужи не нуждаются в дополнительном умении, поскольку на них никогда не объявят охоту. Тех знаний, полученных за короткий период, вполне хватит, чтобы защитить женщину от насильника или хорошенько угостить двух-трех разбойников с большой дороги. А больше нужно лишь тем, кто находится в постоянной опасности, и тем, кто сделал своим смыслом жизни служение высшей истине. Такие вечно неугодны. Они мешают спокойно обывать жизнь… Твое имя?
– Ишута…
– Хорошо, Ишута. Завтра приступим, а сегодня я еще немного выпью!..
* * *
Зелда сумел собрать вокруг себя около двух сотен крепких мужчин, готовых сражаться. Женщин, детей и стариков отправили подальше в лес. Самые многолюдные деревни в этой части днепровской поймы – Калоки и Казия – опустели.
Маленький отряд Почая сделал свое дело: норманны остановились, чтобы похоронить двух убитых соплеменников, а заодно и просто прийти в себя. Теперь, когда драккары просели от веса, поскольку были загружены будущими невольниками-траллами, "вертеть весло" стало значительно труднее. Но между тем Хроальд хорошо понимал, насколько побыстрее нужно уносить ноги куда подальше. Того и гляди, в погоню ринется боевая дружина из града, где викинги, проявив незаурядную и вместе с тем несложную хитрость, захватили полон. Да и местное население скоро оправится от первого удара судьбы, и тогда уже… может стать совсем туго.
* * *
Норманн силен своей быстротой, а иногда коварством, но вести затяжные военные действия, находясь на чужой земле, кормясь лишь набегами на деревни, расположенные вблизи от речного пути, долго невозможно. Поэтому скандинавские разбойники действовали стремительно, подобно штормовому ветру, редко вступая в открытые сражения с силами противника. Драккары их в то время вмещали от пятидесяти до сотни гребцов, столько же они могли взять и полона.
Но тактику эту неплохо знали и те, на кого совершались набеги. Поэтому скандинавы достаточно часто несли серьезные потери, а иногда драккары даже целиком исчезали вместе со своими дружинами.
К сожалению, верховье Днепра к встрече непрошеных гостей с Варяжского моря было готово в то время едва ли не хуже всех остальных территорий, подвергавшихся их набегам. Занятые извечной борьбой с литовскими племенами, кривичи порой просто забывали о существовании норманнов…
* * *
Отряд Зелды, используя стволы срубленных деревьев, наскоро соорудил плотину и перегородил Днепр в районе Ремезы. Когда прибежали запыхавшиеся разведчики и сообщили о приближении драккаров, те, кто был вооружен луками, расселись за кустами, несколько человек с трубками из дудника во рту спрятались под водой, остальные просто легли на землю, замаскировавшись травой и ветками ивняка.
Но что это были за лучники! В руках многих из них – не боевое оружие, а охотничье, и наконечники для стрел по большей части костяные и каменные, редко у кого железные! И что это была за пехота, которая не имела представления о едином строе, не имела доспехов, а мечи – настоящие клинки – видела по большим праздникам в детинце или на ярмарке на заморских прилавках. Единственным серьезным оружием этих людей были гнев и отчаяние.
Драккары сплавлялись вниз по течению, почти не используя весел, – викинги берегли силы. Первым снова шел "Хрофтотюр", на носу которого стоял седовласый херсир – конунг Хроальд-старый. Он чувствовал всей кожей, что где-то должна быть засада. Поэтому приказал поставить щиты на борта, проверить путы на пленниках-траллах и надежность колец в палубе, к которым они были привязаны или прикованы. Сам же херсир после гибели Халли Рыбака не снимал с головы шлема и не расставался с доспехами ни на мгновение.
– Эйнар! – крикнул Хроальд, обернувшись к идущему следом драккару "Фенриру". – Как поживает Фьялар?
– Скучает без дела! – Эйнар коротко свистнул, и рядом с ним вырос огромный пес черного окраса с ощеренной пастью.
– Я печенкой чую, что Один скоро попросит пира! – херсир криво усмехнулся.
– Пира хочет не только Один! – откликнулся Эйнар. – У меня на "Фенрире" еще есть место для пары десятков траллов. Их нужно хорошенько проучить за Халли и Олана!
– За свою речь, благородный Эйнар, ты скоро получишь хорошее вознаграждение! – крикнул Хроальд. И, словно в подтверждение его слов, из-за излучины выметнулась водная преграда.
– О, ваны! – Хроальд дернул ремешок на шлеме, и забрало опустилось на лицо.
Из прибрежных кустов в драккары полетели стрелы; к некоторым из них были приделаны свистульки. Но звук, производимый этими стрелами, викингов скорее рассмешил, чем смог напугать. Несколько стрел вонзились в борта и щиты, другие перелетели за препятствие и поранили своих же плененных сородичей, не причинив самим норманнам ни малейшего вреда.
– Они нам так весь товар попортят! – Хроальд сплюнул с деланой досадой.
Потом Днепр в нескольких местах заволновался, и из-под воды показались бородатые люди с топорами и гарпунами в руках. На топорищах и древках были закреплены волосяные веревки. Нападавшие таким образом рассчитывали подтянуть суда викингов к берегу, чтобы потом выманить их на сушу.
– Эйнар, эти твари хотят отведать наших мечей! – закричал Хроальд, поняв замысел нападавших.
По взмаху его руки с драккаров выстрелили лучники, и сразу с десяток бородачей, незащищенных доспехами, опрокинулись замертво в воду. Длинные, в полтора локтя, стрелы норманнов пробивали человеческую плоть насквозь, а иногда и навылет. Тяжелые топоры легко перерубили волосяные канаты, а длинные багры добили остаток нападавших.
Хроальд приказал налечь на весла, и "Хрофтотюр", вспенивая и буравя днепровскую воду, пошел на лаву.
– Еще! Еще! Еще!.. – командовал херсир в такт поднимающимся и опускающимся веслам. – Держать весло! – крикнул он, когда лава приблизилась на несколько шагов.
Горизонтально поднятые над водой весла замерли. "Хрофтотюр" с разгону врезался в преграду, задрал нос и прополз брюхом по бревнам лавы почти до середины своего корпуса.
– Все – с кормы на нос! – закричал Хроальд так, что по обоим берегам задрожали деревья.
Викинги выполнили команду. Вес на носу драккара увеличился, и "Хрофтотюр" стал, подобно чаше весов, переваливаться через лаву.
– На середину! – заорал херсир, когда корабль носовой частью уже почти коснулся воды.
И "Хрофтотюр" гладким, хорошо просмоленным днищем, словно по маслу, съехал в воду уже с другой стороны заслона.
– А теперь – к берегу! Мечи – из ножен! – Хроальд проверил рукой прочность своего забрала.
После того как "Хрофтотюр" вновь вышел на открытую воду, преодолев препятствие, крепления лавы лопнули, и бревна разъехались по воде в разные стороны, шедший следом "Фенрир" уже не испытывал особых трудностей. Нужно было только успевать работать баграми и веслами.