Это несомненно. Ведь он сразу заметил его, как
только вернулся, но было уже поздно.
Снова и снова... час за часом, будто привязанная к жернову, мысль Кейза возвращалась в ночи к изначальной точке, терзая его, доводя до
безумия невыносимой болью, угрызениями совести. Порой он засыпал в изнеможении - и опять кошмар, и опять он просыпался.
Мысль о Редфернах ни днем, ни ночью не покидала его. Ирвинг Редферн, его жена, дети стояли перед глазами Кейза, хотя он никогда в жизни не
видел их. Собственные дети - Брайан и Тео - живые и здоровые, были как бы вечным для него укором. Ему казалось, что он виноват даже в том, что
живет, дышит.
Бессонница, потеря душевного равновесия стали вскоре сказываться на его работе. Он утратил быстроту реакции, начал колебаться, прежде чем
принять решение. Раза два он даже "терял картинку" и вынужден был обращаться за помощью к коллегам. Впоследствии он понял, сколь тщательно за
ним все время наблюдали. Его начальники по опыту знали, что может произойти, к каким последствиям приводит переутомление.
Его вызывали к начальству, неофициально дружески с ним беседовали - это ничего не дало. Тогда по рекомендации Вашингтона и с согласия
самого Кейза его перевели с Восточного побережья на Средний Запад, в международный аэропорт имени Линкольна, надеясь, что перемена места
благотворно скажется на нем. Проявляя такую гуманность, чиновники учитывали и то, что старший брат Кейза, Мел, работает в этом аэропорту
управляющим и, возможно, сумеет как-то повлиять на него. Натали, хотя и любила Мэриленд, без малейших возражений переехала на новое место.
И ничто не помогло.
Чувство вины не покидало Кейза, как не покидали его и кошмары - они только усугубились, приобрели иные формы, но не изменились по существу.
Спать без снотворного, выписанного приятелем Мела, он уже не мог.
Мел понимал, что происходит с братом, но далеко не все: Кейз по-прежнему ни словом не обмолвился о своем затянувшемся пребывании в уборной
в Лисбергском центре. Через некоторое время Мел, видя, как ухудшается состояние брата, настоятельно посоветовал ему сходить к психиатру, но Кейз
отказался. Рассуждал он весьма просто. Что толку искать какую-то панацею, какое-то заклинание, которое избавило бы его от чувства вины, если сам
он сознает свою вину и ничто на земле или на небе, никакая клиническая психиатрия ничего тут не могут изменить?!
Состояние Кейза все ухудшалось, так что под конец уже и Натали, при всем ее умении применяться к обстоятельствам, стало невмоготу. Натали
знала, что он плохо спит, но она понятия не имела о его кошмарах. И потому, потеряв терпение, она как-то раз спросила с досадой:
- Мы что, теперь до конца жизни должны носить власяницу? И мы уже не можем ни повеселиться, ни посмеяться? Если ты намерен и дальше так
жить, то учти: я так жить не стану, и я не позволю, чтобы Брайан и Тео жили в такой атмосфере.
Кейз молчал, и Натали продолжала:
- Я уже не раз говорила тебе: наша жизнь, наш брак, дети - все это куда важнее твоей работы. Если она тебе не по силам, зачем себя
изнурять? Брось и займись чем-то другим. Я знаю, ты всегда говоришь мне: у нас будет меньше денег, и полетит пенсия. Но это же еще не все в
жизни. Как-нибудь справимся. Трудностей я не боюсь, Кейз Бейкерсфелд, и примирюсь с ними.
Возможно, я и похнычу, но совсем немного, а больше так жить нельзя.