- Она есть преспособнейший ученица, - проговорил, вставая, манерно кланяясь и машинально подхватывая свалившиеся очки, учитель.
- Рад, очень рад, дочь моя, - добрым голосом произнёс патер, протягивая Адонии руку для поцелуя. - Я лишь на минуту прерву ваши занятия, чтобы сообщить вам две вещи. Первая. Обращаюсь к вам с просьбой - при моих визитах в дальнейшем внимания на меня не обращать, а продолжать урок до его отмеренного финала. Я присяду в сторонке, послушаю. И вторая. Я пожелал, Адония, чтобы ты изучала иностранные языки, для того чтобы сопровождать меня во время визитов в другие страны. Посольские хлопоты - всегда достаточно сложное дело. И мне важно, чтобы рядом со мной находился преданный мне переводчик. Вот и всё. Ещё раз отмечаю, что очень рад вашим успехам.
Он повернулся, снова перекрестив перед собой воздух, но, как будто что-то припомнив, остановился в дверях.
- Да, и ещё. Поскольку самый ближайший визит должен быть в Испанию, я бы хотел, мистер Штокс, чтобы вы с Адонией, оставив все прочие науки, занялись бы только испанским.
- О, это можьно! - Склонил свой парик учтивый учитель. - Как прикажете, майн гроссмейстер!
Адония, дойдя вместе с монахом до второго этажа, вприпрыжку вернулась и звонко крикнула:
- Ну что, милый Штокс! Как будет по-испански "окно"?
Картина
С этого дня Люпус, казалось, об Адонии просто забыл. Шли день за днём, и месяц за месяцем, а патер не появлялся в северном бастионе и не интересовался, как идёт обучение.
Разумеется, Адония занималась не только испанским. Она находила время и для гимнастики, и верховой езды, брала, за отсутствием лучшего учителя, уроки фехтования у Маленького. Иногда, выбрав день для отдыха, посвящала его двум новым, тщательно сберегаемым от посторонних глаз тайнам: рисовала и писала стихи. Но уже очень скоро она разговаривала с учителем только по-испански. Кошку Адония называла не иначе, как "донна Бэлла", а жеребец, на котором она совершала верховые прогулки, именовался теперь "дон Мигель".
Так прошёл год.
Однажды ярким солнечным днём Фон Штокс испросил у патера аудиенции.
- Пришёл пора подводить итог, майн гроссмейстер, - торжественно сказал он монаху. - Наш учениц говорить, читать и писать на испанский так, как будто она сам - испанский девочка.
- Сможет ли она перевести книгу, написанную по-испански, на наш язык? - торопливо спросил Люпус.
- Несомненно, йа.
- Это прекрасно. Я очень доволен вашей работой, мэтр. Как и было договорено, выдаю вам ваше жалованье, полную сумму, и отпускаю вас съездить к семейству. Соответственно, и девочке устроим каникулы. Месяца два или, скажем, три?
- Пусть это будет три, если можно.
- Разумеется, можно.
Фон Штокс уехал, и пора была бы уже поручить маленькой ученице сделать перевод "Протокола", но патер медлил. Мучился какой-то неуловимой догадкой, чего-то ждал. Наконец признался самому себе:
- Нет. Всё-таки преждевременно приобщать её к моей тайне. Старуха была исчадием крови и знала силу крови, и пила кровь. А что сможет сделать полезного десятилетняя девочка, пусть даже переведёт и прокричит в подвале все древние заклинания? Нет. Сначала нужно приобщить её к крови.
Прошли десять дней после отъезда учителя, и, к нескрываемой радости Люпуса, в "Девять звёзд" вернулись уехавшие год назад капитаны.
Длинная вереница крытых повозок миновала въездные ворота и доползла до южного бастиона. Моросил лёгкий дождь. Повозки встали возле неприметных ворот. Встали и сопровождавшие их всадник, но несмотря на дождь разгружать привезённое не торопились. Ждали патера.
Вот он появился, но и тогда не начали снимать стягивающие поклажу верёвки.
- Хочу показать сокровищницу нашей маленькой королеве, - пояснил монах понимающе закивавшим капитанам. - Она прогуливается верхом, я послал за ней.
Действительно, вскоре послышался грохот копыт и во двор перед бастионом влетел дон Мигель. Умело осадив и развернув коня к коновязи, Адония поставила его рядом с утомлёнными лошадями приехавших, спрыгнула на землю, набросила поводья на торчащий из бревна деревянный клин.
- Рада приветствовать вас, джентльмены! - произнесла она звонким голосом.
Заулыбавшиеся капитаны, взмахнув шляпами, изобразили подчёркнуто куртуазный поклон. Все, кроме Регента. Он, улыбаясь во всё лицо, раскинул руки и пошёл к девочке с явным намерением обняться. И вдруг осёкся. В грудь ему ткнулся короткий хлыстик, которым только что был погоняем подёрнувшийся парком дон Мигель. Нарочито приветливому взгляду Регента встретился взгляд ледяных синих глаз, и улыбка истаяла на его лице.
- Ты хочешь сказать, что забыла Цынногвера? - бархатно проговорил Регент.
- Я хочу, чтобы ты знал своё место, - спокойно проговорила Адония, отняла хлыстик и, пощёлкивая им по голенищу ботфорта, подошла к патеру.
Монах, видевший эту сцену, довольно кивнул. Глюзий озадаченно сдвинул брови. Филипп ещё раз повторил свой поклон.
- Я позвал тебя сюда, чтобы показать силу нашего братства, - сообщил Люпус Адонии. - Мне думается, время пришло.
Он подошёл к двери, отрывисто постучал. Клацнул деревянный портик смотрового окошка, и почти сразу же дверь отворили. Адония вошла вслед за монахом. Её глазам предстал длинный, уходящий в глубину здания коридор, освещённый цепью подвешенных к потолку фонарей. Патер уверенно шёл по этому коридору, и Адония поспешно шагала за ним, а впереди - было слышно - торопился ещё кто-то третий.
Коридор привёл их в огромный, выстроенный ромбом подвал. В острых вершинах ромба темнело по дверному проёму. Человек, пришедший первым, влез на устроенную у стены невысокую лесенку с помостом и зажигал свечу в висящем над ним фонаре. Вот он чем-то заскрипел, и светящийся глаз фонаря отошёл в сторону, а в руки к человеку "приехал" новый, в котором он также стал зажигать свечу. Адония с любопытством задрала голову вверх. Под потолком висело необъятных размеров железное колесо, с которого свешивались десятка два или три фонарей. Подвал наполнился шумом шагов, довольными голосами, пыхтением, стуком. Отведя наконец взгляд от чудесного колеса, Адония увидела, что и капитаны, и ещё какие-то люди вносят в подвал сундуки, тюки, свёртки. В центре, под колесом с ярко светящими уже фонарями составили вплотную друг к другу десяток столов.
- Маловато места, - озадаченно проговорил Регент, и Адония тотчас подумала - "для чего маловато?"
В эту минуту патер позвал её, и она обернулась. Он стоял возле одной из дверей. В левой руке у него был подсвечник с тремя свечами, а правой он делал приглашающий жест. Они прошли в следующее помещение, и следом же юркнул фонарщик и проворно стал зажигать огонь и здесь.
Адония ахнула. Вдоль стены, на невысоком помосте, стояли раскрытые сундуки. В них тускло светилось золото, обрызганное блеском самоцветных камней. Над ними, так же вдоль стены, тянулся слегка наклонённый планшир, в котором ровными столбиками были уложены золотые монеты.
- На имеющиеся у нас деньги, - гордо выговорил монах, - можно нанять пару хороших армий для пары немаленьких государств.
- Я читала в нескольких книгах про сокровища, - заворожённо проговорила Адония, - но никогда не думала… Что такое может быть в самом деле!
- Всё это - наше. Моё, капитанов, простых фехтовальщиков. А теперь и твоё тоже. Любой из нас в любое время может прийти сюда и взять столько, сколько потребуется. Без счёта.
- И никто-никто не считает?
- Считают, только когда приходит время выплачивать жалованье наёмным работникам. Учителям, поварам, конюхам. Кузнецу.
- Стекольщику, - подсказала Адония.
- Да, и стекольщику.
- А я когда-нибудь научусь обращаться с деньгами? Например, поехать в город и что-нибудь там купить?
- Непременно научишься. Твоего учителя я отпустил домой, на каникулы. Так что и ты три месяца сможешь попутешествовать. С Глюзием, например. Ну, и ещё будет пара бойцов в сопровождающих. Пора, пора тебе посмотреть большой мир.
- Ах, как чудесно!
- Да. Но осенью снова начнутся уроки.
- О, патер, я так люблю уроки!
- Я знаю.
Они вышли назад, в ромб зала. И здесь Адония увидела, для чего нужны были эти столы. Беспорядочными грудами были вывалены на них кольца, перстни, золотые цепочки и цепи, нити жемчуга, кубки, посуда, ларцы и мешочки с монетами, золочёное оружие, мех, шёлк, атлас.
- Возле южного берега, патер, - сообщил кто-то из капитанов, - встретили уходящего с добычей пирата. Вот, посмотрите, что нашли в его трюмах!
Двое, натужно кряхтя, притащили большую квадратную раму, забранную парусиной. Раму прислонили к стене, парусину срезали - и Адония вскрикнула от неожиданности. Большая, в три её роста картина, обрамлённая массивным позолоченным деревом, являла невыразимо нежный пейзаж с водяной мельницей и краем домика, красная черепичная крыша которого просвечивала местами из-под обвивших весь дом виноградных лоз. Янтарно-оранжевый виноград крупными коническими гроздьями свисал в проёме окна с приоткрытой резной ставней. Возле водяного мельничного колеса сидел, оперевшись на выставленные за спину руки, медноволосый босой пастушок. Взгляд его задумчивых серых глаз был направлен на бегущую воду. Весь этот чудесный уголок благодатной земли был залит мягким солнцем.
- Таких больших - две, - громко пояснил кто-то, - а ещё средних и меньше - двадцать четыре.
Стали вносить и расставлять вдоль стены другие картины. Адония, изнемогающая от волнения птичка, металась от рамы к раме, приседала, вставала, вскрикивала, всхлипывала и, не пряча наполненных слёзками глаз, говорила:
- Какая красота! Смотрите, какая красота! Смотрите, смотрите!