XVIII. Посмертное признанье беса
Я с тобою возник
и с тобою исчез
давней полночью,
этой весной.
Я средь Божьих существ -
Одноразовый Бес,
ибо создан
для жизни одной.У любого
живого,
в ком бьется душа -
будь он нищий последний
иль Крез,
у моллюска,
цветка,
стрекозы,
мураша
свой живет
Одноразовый Бес.Дай вторую мне жизнь -
откажусь наотрез,
жребий твой -
есть мое бытиё,
я живу только раз,
Одноразовый Бес,
и живу
лишь во имя твоё.
XIX. Похороны Эстер
Пьет вино возница
в колеснице,
пьет вино ослица -
в дым пьяна.
Едут колесницы
по столице
полные закусок и вина.Пей себе
от пуза,
ешь от пуза.
Где бы ни споткнулся -
там привал.
Похороны – высший праздник в Сузах:
умерла богиня -
карнавал!Пей, ахеменидская столица!
Каждый шут, как детский плач, велик!
Через маски
проступают лица,
через лица
проступает лик.Идолы с чертями
в каждой нише
пьют,
словно упиться можно впрок.
Заратустре
наливает Ницше,
Мордехаю -
Кафка в козий рог.Коль вино кровавым бьет фонтаном,
почему не вырваться из пут?!
Воин Македонский
пьет с Аманом,
мертвецы с полуживыми пьют.Наливайте, павшие герои,
напивайтесь каждый за троих!
Для чего евреи Храмы строят?
Чтобы после разрушали их!Боги, боги,
бита ваша карта.
Пейте, дирижеры высших мер.
Выпей,
триединая Астарта,
девочка Адаса
и Эстер.Носятся за гробом
из столицы
на погост,
верней, наоборот
духи,
бесы,
черти,
демоницы,
ангелы всех видов и широт.Круг за кругом,
лесом,
полем,
лугом,
хороводом во дворе тюрьмы…
Вьюга…
бесы…
вьюга…
бесы…
вьюга…
Кто за нами,
выкидыши тьмы?..
XX. Демоны капитала
Мудрым не мудрено
лить цикуту
в вино,
и смеяться,
и пить,
как Сократ.
Мир безумен
и прост:
всех несет на погост
экономика
высших
растрат.Жди,
повапленный мир,
скоро кончится пир
поражений,
побед
и преград.
Сколько б ты ни скопил,
все пускает в распыл
экономика
высших растрат.Наш кумир – мотовство.
Собери ничего
и отправься
в ничьи города.
И совсем не беда,
что идешь
в никуда,
и прибудешь туда
никогда…
Послесловие
Майя Каганская. Разворачивая "Свиток Эстер"…
5-го марта 1953 года лучшую в мире музыку заставили оплакивать одно из худших созданий, когда-либо вдыхавших на земле кислород, – вождя и учителя советского народа и всего прогрессивного человечества – И. В.Сталина.
Но люди – не музыка, их не надо было заставлять. Плакали все. Рыдало прогрессивное человечество, и даже непрогрессивное, само себе удивляясь, смахивало с глаз непрошенную слезу. Плакали трудовые коллективы и кустари-одиночки, плакали племена, народы, нации и государства. Безбрежный мир был залит слезами – как лицо вдовы, только что узнавшей, что она овдовела. Календарь не помнит такого промокшего марта со времен мартовских ид, да и те, я думаю, были посуше.
И евреи плакали. Взахлеб, с причитаниями. Добро бы, лицемерили со страха. Так нет: плакали искренне, от всего своего сокрушенного сердца. И совершенно напрасно. Им бы радоваться, как никому другому: очередного Амана сплавили, а – мы, вот они мы, как есть живые.
Ровно через 60 лет вышла в свет небольшая книжка – стихотворная композиция Гр. Трестмана "Свиток Эстер": двадцать фрагментов, в основном, – монологи, перебиваемые ремарками: описания, сообщения, нелирические отступления… Драматическая поэма, как предыдущий успех Трестмана – "Голем". Но! Эстер – значит, Пурим, а дата публикации – смерть Сталина…
В целом, следовательно, "пуримшпиль". Иной жанр – иной смысл… "Пуримшпиль"?
Как бы не так!
Есть у современников такое всеобщее захватывающее занятие, называется "деми-фо-ло-ги-зация". Произносится трудно, производится легко. Главное правило – игра на понижение. Как тут не увлечься? По-русски это когда-то называлось "срывание всех и всяческих масок", в первую очередь – чтимых.
В Израиле, например, где взрывное устройство – это часть быта, язык увековечил срывание и топтание масок расхожей саперной идиомой: "ленапец этамитос" – "взорвать миф".
Григорий Трестман пустился в отчаянно смелое предприятие: коллективному удовольствию от "ленапец этамитос" он предпочел фатальное одиночество мифотворчества.
В мифотворческий котел на равных правах поэт бросает все, что ему нужно для переплавки: Аман, Александр Македонский, Эстер, трон Соломона на службе Артасеркса, более того: сам Пурим, карнавал и маскарад, этот продукт позднейшей просветительской (т. е.:гуманистической) "очистки" еврейского национального эпоса, – и он летит втотже чан, откуда некогда вывалился:
"У евреев нынче празднике Сузах.
Амелек повержен: карнавал!"
(Кстати, не было ли превращение "Мегилат Эстер" в детский праздник первым удавшимся опытом "ленапец эт ха митос"?). История потому и история, что точно знает, где ее "где" и когда ее "когда". Миф еще кое-как справляется с "где", но начисто игнорирует "когда": нет ни часовых стрелок, ни часовых поясов (скорее уж "пояса смертников"), ни "сейчас", ни "потом", время свалено в неряшливую кучу, оно – бесполезное ископаемое, сырье для будущих исторических грамматик. Поэтому "бэрейшит" (начало) поэмы – это изъятие времени из обычного и перевод его на время мифа:
"Время пятится вперед, время катится назад.
Может быть, наоборот, время – рай и время – ад.
Время в нас, но мы не в нем, в этом наш секрет и суть.
Можно сделать ход конем, можно время развернуть".
"Ход конем", которым автор начинает свою партию – это блестящая выдумка, сюжетная метафора "реверса" времени: тысячи развешанных по всей стране трупов – сподвижников и подельников Амана во главе с ним самим оживают, "выселяются с виселиц" и возвращаются к исходной позиции, чтобы еще раз попробовать переиграть "еврейскую партию" и уничтожить ее.
Разумеется, отпущенное им время, – от заката до рассвета, до "первых петухов", потому что время обратимо, но миф – нет. Как судьба. А судьба "Свитка Эстер" – это "Мегилат Эстер".
…У нашей всеизраильской "радио-няни" стало традицией в канун вкусного праздника "Пурим", опрашивать людей известных, полуизвестных, а то и вовсе неизвестных, на предмет: как каждый из них лично, подчеркиваем, лично, а не по партийной линии или занимаемой должности, относится к "Мегилат Эстер". Плохо относятся, ах! как плохо! До сих пор стыдно людям в глаза глядеть: почему эта жестокая варварская сказка была причислена к светлому лику ТАНАХа? Потому что едва ли не каждый еврей, будь он хоть атеист, хоть кто, и по сей день видит в ТАНАХе свое завидное историческое приданное в универсально ценных бумагах.
Но, как мы есть демократия, обязательно выслушивается одно (прописью: одно) противоположное мнение: некто, забубённая головушка, из этих, что ли, правых экстремистов, которому терять нечего, а потому: "Мегилат Эстер" есть величайшая из книг, всем книгам книга, "учитель жизни" и источник знания о том, как должно поступать с врагами еврейского народа. Царица Эстер – наше всё. Так было и так будете каждым, кто покусится…
Неприятно быть голосом из хора. С другой стороны, и корежить себя в угоду диссидентской верности любому меньшинству, – тоже неохота.
Скажу как есть: не люблю я "Мегилат Эстер", сильно не люблю. Эти гекатомбы трупов, забивающие фабулу так, что ничем ее не прочистишь:
"В Сузах, городе престольном, умертвили иудеи и погубили пятьсот человек;… и Далфона, и Аспату, и Порату…. и Аридату"… Кто такие Аспат, Пората и Аридата, – неясно, но оттого еще более гнусно: есть имя – есть человек, а не просто окоченелая статистика.
… Слово "вера" в моем словаре отсутствует, богопоклонство я нахожу унизительным; любой текст я расцениваю как хороший, недаровитый, увлекательный, неинтересный, устаревший, информативный, какой угодно, нотолько не: "сакральный", только не "святое писание".