Тогда в США было много тысяч профессиональных охотников на голубей, которые зарабатывали баснословные по тем временам деньги – до 10 фунтов стерлингов в день. Их "дело" было широко поставлено. Целая сеть агентов посылала по телеграфу донесения о появлении тут или там новых стай голубей, о местах их ночевок и направлении полета. Туда уже мчались заготовители.
Развитие железных дорог обеспечивало быструю доставку сотен тонн убитых голубей на рынки страны. Ежедневно, например, из гнездовой колонии в штате Мичиган отправлялось по железной дороге 12,5 тысячи птенцов и взрослых птиц, а валовой сбор с марта по июль (время размножения голубей) достигал 1,5 миллиона птиц.
Таков "урожай" только одной гнездовой колонии. Во всех же Соединенных Штатах и в Канаде в семидесятых годах прошлого века добывались сотни миллионов голубей!
Неужели в большой стране не нашлось людей, которые подняли бы голос в защиту избиваемых птиц? Неужели в США не было законов, охраняющих богатства природы?
Законы такие, конечно, были. Еще в 1848 году в Массачусетсе издали постановление, запрещающее ловлю голубей сетями. Через три года в штате Вермонт были взяты под охрану все непромысловые птицы, в том числе и странствующие голуби. Законы, запрещающие их добычу, вскоре приняли и другие штаты. Но кто считался с ними, когда речь шла о большом бизнесе!
В 1880 году в стране встречались еще значительные стаи странствующих голубей, но уже через двадцать лет от них не осталось и следа. Исчезновение фантастически многочисленного вида было так внезапно, что в Америке, кажется, до сих пор не могут прийти в себя от неожиданности. Изобретено несколько теорий для объяснения ошеломляюще быстрого, "как взрыв динамита", исчезновения голубей. Одна теория предполагает, будто все голуби утонули в Атлантическом океане, когда "эмигрировали" в Австралию. Другие думают, что они улетели на Северный полюс и там замерзли.
Нужно ли объяснять после всего изложенного, что в истреблении странствующих голубей повинен не Северный полюс и не Атлантический океан, а стихия более страшная, имя которой – бизнес.
В начало нашего века в зоопарках и у различных любителей жило еще несколько странствующих голубей. Последний представитель этого вида, по кличке Восьмое Марта, умер в городе Цинциннати в сентябре 1914 года.
На шкуры для бурдюков.
В 1812 году, когда уже все дронты были съедены изголодавшимися мореплавателями, натуралист Вильям Бурчелл "открыл" в Южной Африке стада забавных лошадей, которым было суждено разделить горькую участь диких каплунов с Маскаренских островов. Это были квагги – бурые зебры с редкими полосами лишь на голове и шее.
Слово "открыл" я взял в кавычки потому, что и до Бурчелла квагга не раз описывалась многими натуралистами и путешественниками. Правда, по ошибке до Бурчелла принимали ее за самку обычной зебры. Заблуждение это долго держалось в научной литературе. Бурчелл развеял его, установив истину .
О том, что в Африке живут дикие полосатые лошади, римляне узнали, по-видимому, во II веке нашей эры. Во всяком случае, первое упоминание о зебрах в античной литературе относится к этому столетию, когда историк Кассиус Дио писал о "лошадях солнца, которые напоминают тигра".
В зоологию кваггу впервые ввел, сам, впрочем, того не подозревая, натуралист и библиограф Королевского колледжа медицины Джорд Эдвардc. В 1758 году он опубликовал очень популярные в его время "Записки по естественной истории". В первом томе этого богато иллюстрированного издания был прекрасный рисунок квагги, а под ним подпись: "самка зебры".
Эдвардc писал далее: "Это интересное животное было привезено живым вместе с самцом с мыса Доброй Надежды. Самец умер по пути в Лондон. Я не видел его. Но самка жила несколько лет в доме его высочества принца Уэльского в Кьо… Крик ее не был похож на рев осла. Он скорее напоминал лай мастифа . Ее нрав был дикий и свирепый, и никто не рисковал к ней приближаться. Но садовник принца, который ее кормил, без страха ездил на ней верхом".
Эдвардc уверяет, что сам видел, как эта "лэди-зебра" с аппетитом поедала большие листья табака, ела и бумагу, и даже мясо. Она не отказывалась от любой пищи, которую ей предлагали. "Я полагаю, – продолжает Эдвардc, – питалась она так в силу привычки, приобретенной во время долгого морского путешествия. На самом же деле, как у всех ослов и лошадей, настоящая ее пища – растения".
Так уж повелось с легкой руки Эдвардса – разуметь под кваггами самок всех зебр. Ошибки авторитетов нелегко бывает искоренить. В истории человечества много таких примеров. Судьба квагги – лишь малозначительный эпизод в длинной серии канонизированных недоразумений.
Даже француз Бюффон, один из самых крупных натуралистов всех времен и народов, в знаменитой "Истории четвероногих животных", опубликованной в 1787 году, называет кваггу самкой зебры.
Но буры, голландские поселенцы в Южной Африке, не читали зоологических трактатов и, наверное, поэтому не усвоили ошибок ученых. Они знали, что квагга – совсем особый вид диких лошадей: она похожа на зебру, но не зебра. Полосы у нее отчетливо заметны только на голове и шее. Туловище же бурое, а ноги и хвост белые. Сложение у квагги более приземистое и плотное, чем у зебры, и пропорциями своими она напоминала скорее пони, чем лошадь.
Буры называли кваггу "квакка", а готтентоты, у которых голландцы заимствовали это имя, – "кхоуа-кхоуа". Название это, как полагают, ономатопическое, звукоподражательное: квагга действительно басовито "лаяла", почти как мастиф – "кхоуа-кхоуа".
Многотысячные стада этих забавных полузебр, до того как европейцы появились в Африке, паслись в бескрайних степях, простиравшихся от мыса Доброй Надежды до реки Оранжевой и дальше к северу почти до самой Лимпопо. Квагги всегда держались в компании с белохвостыми гну и страусами. Страусы лучше видят, а квагги и гну лучше чуют. Сочетание получилось отличное: львов и людей объединенные таким образом животные замечали скорее, чем в "сегрегированных" стадах.
Но и дружеский альянс с гну и страусами не спас квагг от гибели. Бурам потребовались их шкуры для бурдюков; в них хранили они зерно, а мясом квагг кормили рабочих-африканцев, которых насильно заставляли обрабатывать свои поля. Из шкур, снятых с ног квагг, шили домашнюю обувь – вельшоонсы. Говорят, будто вначале квагг было так много, что бурам не хватало свинца, чтобы в них стрелять. Из трупов они вырезали пули, заряжали ими ружья и снова палили в беззащитных животных, которые не успевали даже далеко разбежаться.
В результате через семьдесят лет после приобщения к науке квагги уже стали достоянием палеонтологических музеев: две последние квагги в Капской провинции были убиты на горе Тигерберг в 1850 году. В Оранжевой Республике несколько диких квагг в глуши полупустынных степей дожили до рокового 1878 года, когда их не стало.
Еще лет за сто до этих трагических событий шестнадцать квагг привезли в Европу. В Париже одна из них в покое и благополучии жила шестнадцать лет. Пара других квагг, запряженных в экипаж, каждое утро торжественно дефилировала по Гайд-Парку в Лондоне. Квагга, которая двадцать лет пробыла пленницей Лондонского зоопарка, дождалась даже времен Дагера и была сфотографирована. Это единственная фотография единственной сфотографированной в живом виде квагги!
Но лондонскую кваггу пережила амстердамская. К тому времени ни у кого уже не было сомнения, что эта квагга последняя! В Африке не осталось ни одной, и в Европе тоже их не было. Полосатая лошадь в Зоологическом саду Амстердама меланхолически доживала свой век, а натуралисты и те люди, для которых бурдюки не олицетворяют лучших ценностей мира, в бессильном отчаянии смирялись с мыслью, что будущие поколения людей никогда уже не увидят этих прекрасных животных, ведь через год-два наступит смерть вида.
Это случилось 12 августа 1882 года: последняя на земле квагга умерла.
А в 1917 году майор Мэннинг вернулся из путешествия по плоскогорью Каоко (в Юго-Западной Африке) с потрясающей новостью: он сам видел, уверял Мэннинг, целое стадо живых квагг! Во всяком случае, зебры, которых он встретил, были необычного вида: бурые и с полосами только спереди.
Позднее и другие путешественники, и охотники клялись, что в Каоко попадались им бурые полуполосатые лошади. И бушмены говорили: такие зебры еще встречаются в их степях.
Может быть, немногие уцелевшие в глуши южноафриканских степей квагги расплодились и стали попадаться на глаза охотникам? Может быть. Но торжествовать еще рано: это могли быть гибриды ослов и зебр, которые выглядят почти как квагги.
Но скорее всего, полагают знатоки, причиной охотничьих миражей были зебры Гартманна. Говорят, что в жаркий полдень, когда солнце немилосердно палит над головой и туманное марево струится над степью, зебры Гартманна кажутся издали темно-бурыми ослами: их черные и белые полосы сливаются в однотонный промежуточный колер.
Этот оптический обман и породил, по-видимому, легенду о воскресших кваггах, которые навсегда исчезли с лица земли. Серьезные исследователи не нашли пока никаких достаточно веских доказательств, которые убедили бы нас, что это не так.