- Нет, не охотники, а браконьеры, и ни в коем случае не промышляют, а грабят средь бела дня… Грабят! Понимаешь?.. - Зенон Францевич закурил и уже спокойно продолжал: - В девятьсот четырнадцатом-пятнадцатом годах здесь, в Подлеморье, работала научная экспедиция под руководством Допельмайера. Наверно, знавал ты его. Помнишь, проводником у нас в экспедиции был Егор Андреянович Шелковников. Были и другие…
- Помню… Мы вам показали Подлеморье, а вы нас под задницу пинкарем из нашей же тайги…
Сватош усмехнулся и продолжал:
- Тогда мы вели научные наблюдения за баргузинским соболем. В результате был произведен довольно точный учет этого зверька. Он, бедняга, находился на грани полного истребления. Даже бюрократический царский сенат был вынужден издать указ об организации заповедника. В те времена, например, по Чальчигиру жили всего-навсего три-четыре соболька. А теперь их здесь сколько развелось!
- Охо-хой, дальше еще наплодятся… Всю живность сожрут… Дойдет, и друг друга слопают… Кому выгода будет? А?.. Оно и выходит: собака на сене лежит, сама не ест и другим не дает… Главное, выгоду усмотреть надо, вот чо, Зенон! - Хабель победно посмотрел на Сватоша.
Зенон Францевич загадочно улыбнулся.
- Выгоду-то мы и предусматриваем. Чем больше будет соболя в нашей тайге, тем выше поднимется и добыча его. А знаешь, Петро, как это будет выгодно государству?.. Мех баргузинского соболя является царем всех мехов… Ведь это золотая валюта!..
- Это, паря, чо тако? - удивленно спросил Хабель.
- Как тебе проще объяснить… Ну, это денежная единица какой-нибудь страны, - в общем, иноземные деньги… Скажем, продали мы партию собольих шкурок американцам. Получаем их деньгами и покупаем у них нужные нам машины. Понял?
- Вот оно што!.. - удивленно воскликнул таежник. - Как не понять, не чурбан же я… А, паря, тогдысь нас не будешь гонять?
- В заповеднике не разрешу промышлять.
- Хы, а как же быть-та?
- За пределами заповедника соболя будет вполне достаточно. Знай не ленись только. В ближайшие годы мы займемся переселением соболя в те места, где наш баргузинец приживется… Ну, например, в Голонде отпустим пар несколько…
- Паря, если не сказку, то враницу баишь, - Хабель недоверчиво покачал головой.
- Это же цель нашего заповедника!.. Пойми, чудак-человек. Придет время, поголовье соболя, возможно, станет не меньше других многочисленных зверьков. Будут отлавливать его и в специальных клетках развезут по всей сибирской тайге.
- Э-эх, Зенон, умный ты человек, а баишь сказку старой бабки. В первый же год их приберут, - уверенно заявляет Хабель.
- Сами будете охранять!.. Сами охотники.
Хабель рассмеялся недобрым смехом.
- Можа, я гожусь в стражники?.. А?..
- Почему бы нет. Люди ошибаются. Исправляются. Продолжают честно жить и трудиться. Ничего особенного нет тут. Я даже мечтал найти такого лыжника, от которого никто бы не мог уйти…
Хабель поднял лохматую голову и в недоумении уставился на Сватоша.
- Ты, Зенон, смеешься?
- Я не люблю смеяться, когда разговор касается охраны природы.
В полутемной юрте воцарилось молчание. Сватош, утомленный бессонной ночью и дневным переходом, быстро заснул.
А Хабель, приняв очередную дозу лекарства, лежал с открытыми глазами на мягкой постели. Тихо потрескивает костер. В щербатое отверстие дымохода одна за другой вылетают искорки и тают во мгле. "Коротка же жизнь у вас… Родились в огне, прокружились до потолка, нырнули в дыру и умерли. А чем же моя-то лучше ихней. Родился, поднялся чуть-чуть на ноги и пошел давать круги… Непутяво кружусь… Упромыслил соболя, продал, пропил, снова иду…" Тяжело, горько. На душе разлад. Столько Хабель принес хлопот Сватошу. "Хоть бы ругнул по-мужски похабно или на худой конец презирал бы… Дак нет же, еще и лечит… Ночь не спал из-за меня, в одной безрукавке вертелся, а меня укутывал своей шинелью…"
По ту сторону костра мертвецким сном спит Зенон Францевич. По таежной привычке лежит спиной к огню.
"Тоже научился по-нашему жарить спину, - усмехнулся Хабель. - Спи, сёдня я буду огонь держать…"
* * *
Поздно вечером они доплелись до Кудалдов. Только в двух домах горел в светцах огонь. Через обмерзшие стекла едва пробивался скудный мигающий свет. К одному из них они и подошли. На стук отворилась дверь, и в сенцах раздался женский голос.
- Кто там?
- Я!.. Мы с Петром.
- Зоня, ты?
- Я, я, Катенька!.. Отопри скорей… Замерзаем…
- Ох, бедняжки! Сейчас, минуточку! Да где же эта несчастная заложка-то?
В открывшуюся дверь Зенон Францевич втолкнул замешкавшегося Хабеля.
- Здравствуйте, Катя, Валя!
Заметив, с каким удивлением женщины уставились на незнакомого человека, Сватош представил своего спутника: "Знакомьтесь, Петр Хабель!"
- Хабель?! - вырвалось одновременно у обеих женщин.
- Да, на этот раз собственной персоной!
Взгляд Екатерины Афанасьевны выражал растерянность и удивление.
- А я… а я думала…
- Да, да, Катя, ты думала, что он богатырь, а он… Вот он какой… Да, Катенька, мы очень голодны…
Ужин состоял всего из двух блюд, но был приготовлен очень вкусно. Перед едой таежники пропустили по доброй чарке горькой настойки и с великим наслаждением принялись за еду. После мясных блюд хозяйка по-сибирски подала чай с вареньем из черной смородины.
За чаем Зенон Францевич в первую очередь спросил о своих собольках, а потом уж о хозяйственных делах. Следивший за разговором Хабель заметил, что жена Сватоша глубоко вникает во все дела заповедника и, если нужно, дает необходимые распоряжения. "Толковая баба", - заметил про себя Хабель.
А на следующий день Хабель зашел в канцелярию заповедника. В углу за массивным столом сидел Зенон Францевич и что-то записывал в толстой тетради.
- А-а, Петр, садись. Я сейчас допишу.
В небольшом шкафу Хабеля заинтересовали искусно препарированные птицы. В нижнем ряду, словно живые, застыли в естественных позах две белки, горностай и соболь. Тут же были тарбаган, несколько пищух и малюсеньких мышей.
Закончив писать, Зенон Францевич вышел из-за стола и подошел к Хабелю.
- Слушаю тебя, Петр.
- Да вот, пришел поговорить по душам…
- Ну что ж, рассказывай, как дальше жить собираешься… Пора уж бросать браконьерить.
- А… Все равно сидеть в тюрьме!
- Нет, не все равно. Главное, ты понять должен, какой вред приносишь заповеднику…
- Вот поэтому и пришел я… Не понимал я раньше ни тебя, ни твоей работы, Зенон. А вот здесь увидел… Дошло. Слово даю… Ей-бог. Не пойду больше в заповедник…
- Очень хочется тебе поверить. А знаешь, - вдруг решился Сватош, - завтра наш завхоз едет в Баргузин… Поезжай с ним домой… Заявлять на тебя пока не буду… Надеюсь на твою совесть и на твое слово.
Он снова подошел к столу и задумчиво склонился над ним. А Хабель топтался на одном месте и не уходил. Горький комок защемил горло, неприятно защекотало внутри.
- Зенон!.. Я… Мне… Поверь… Возьми к себе.
- Кем я тебя могу взять… В охрану?
- Кем хочешь…. Только возьми… Ей-бог!
* * *
Вечером следующего дня, отправив Хабеля на поимку Остяка, Сватош долго и задумчиво листал свои тетради.
- Зоня, тебе нехорошо?
- Нет, Катя, самочувствие у меня в последнее время, наоборот, хорошее… Со снабжением налаживается… Хабель…
Екатерина Афанасьевна тяжело вздохнула:
- Сколько раз тебя Хабель обманывал…
Зенон Францевич понимающе посмотрел на жену и улыбнулся:
- Катя, я хочу рассказать тебе один случай… Однажды я в тайге заблудился. Близко был у смерти… Помирал с голода… Решил, что конец настал. Разжег костер, лег на лыжи и впал в забытье. Сколько времени спал, не помню. Разбудил меня громкий выстрел. Смотрю, а передо мной на снегу лежат сухари и кусочек жирного мяса. Костер ярко горит. Схожу с ума - подумалось, а сам жадно ем сухари, грызу мерзлое мясо… Наелся. Тереблю себя за ухо - больно, значит все это наяву. Начал звать своего спасителя… Но он не откликается. Огляделся кругом - вижу, моя ангура воткнута кем-то в снег с наклоном в ту сторону, куда мне нужно было идти. Напился чаю, мне стало легче, и я пошел. Иду по чьей-то чумнице, ни о чем не думаю… Отупел совсем… Долго шел я за кем-то… Подойду к его отогу - костер горит, все готово к ночлегу, а дров на две ночи хватит. Высплюсь, отдохну и снова в путь по чьей-то лыжне. На третий день я вышел на нашу старую чумницу, недалеко от Кудалдов. Смотрю, а свежая-то чумница свернула в сторону к скале. Я глянул вверх, а там стоит Петрован Хабель и улыбается мне… В нем сидели два Петра… Один - храбрый, великодушный, русский мужик. Второй - злой хищник. Вот второго-то я и мечтал выжить из него. Видишь, Катя, как получается в жизни…
- Зоня, почему же ты раньше не рассказал мне… Я… возможно обидела его…
- Нет, Катенька, он понимает.