Каждый раз, возвращаясь в родную Барселону, я чувствовал себя здесь все более и более чужим. Мне казалось, что все прохожие почему-то смотрят не на идущих им навстречу людей, а на свой пупок, улицы выглядят какими-то холодными и неуютными, а дети - замкнутыми и молчаливыми. Мои прогулки по городу неизменно заканчивались тем, что я забредал в кварталы, населенные выходцами из арабских стран и Латинской Америки, где люди при встрече громко приветствуют своих знакомых, а иногда даже обнимаются. Что касается незнакомцев, идущих по тротуару навстречу друг другу, то они смотрят один другому прямо в глаза. Как ни странно, я чувствовал себя психологически наиболее комфортно - так сказать, "среди своих" - не в стилизованных кафе типа "Старбакс", а в арабских заведениях, где публика состоит в основном из алжирцев, хотя по-арабски я знал всего лишь несколько слов. Возможно, все это являлось следствием моего долгого пребывания в зарубежных странах, в которых я хотя и был чужаком, но никогда там себя таковым не чувствовал. Посидев немного в баре и купив там большую бутылку "Блу Бомбей Драй Джин", я зашел в кафе и поужинал кебабом из баранины (я пристрастился к этому блюду, когда был в Египте), а затем степенным шагом направился домой, на свое ночное свидание с бутылкой джина. По дороге я слушал растекающиеся по окрестным улочкам аккорды гитары, представлявшие собой вольную интерпретацию знаменитой мелодии "Между двумя водами".
Я проснулся позже, чем намеревался, и, чувствуя себя измученным и одиноким, решил принять холодный душ (в моей квартире по-прежнему не было газа), чтобы привести свою нервную систему в нормальное состояние. Вытираясь перед зеркалом и разглядывая свое отражение, я заметил, что, если не считать темных кругов под глазами, у меня был вполне приличный вид. Конечно, я не мог похвастаться мускулатурой спортсмена, но, тем не менее, имел хорошую физическую форму, а загар на моей коже от долгого пребывания на солнце выглядел как ее естественный цвет. И хотя я не рискнул бы сравнивать себя с Брэдом Питтом, личный жизненный опыт свидетельствовал о том, что я был вполне привлекательным для определенного типа женщин, что позволяло мне легко находить себе подходящую компанию, когда я вдруг начинал тосковать по нежной женской коже.
Затем меня начали мучить сомнения, какой именно прием пищи следует себе устроить - завтрак или обед. Стоя у кухонного шкафа, я переводил взгляд с банки с шоколадной пастой на банку с фабадой и размышлял, чем же лучше попотчевать себя в это время суток, которое вполне подходило как для позднего завтрака, так и для раннего обеда. Наконец во мне победил лакомка и я, наклонившись над столом, стал с удовольствием намазывать шоколадную массу на ломтик батона, то и дело поглядывая на лежавший в центре стола небольшой зеленоватый колокол, рядом с которым все другие предметы казались банальными и никчемными.
Ровно в назначенное время раздался зуммер домофона, а двумя минутами позже в мою дверь громко постучали костяшками пальцев. Когда я открывал дверь, моя рука, по правде говоря, слегка дрожала, потому что я не виделся с профессором Кастильо уже много лет - почти с того самого дня, когда погиб мой отец. И хотя вчерашний телефонный разговор с профессором меня немного успокоил, я пока мог только догадываться, как он поведет себя со мной после столь длительного перерыва в нашем с ним общении.
Однако все эти сомнения терзали меня недолго - ровно столько времени, сколько мне понадобилось на то, чтобы открыть дверь.
Я увидел перед собой хорошо знакомую фигуру старого друга моего, ныне уже покойного, отца. Несмотря на то, что теперь профессор Кастильо показался мне не таким высоченным, как раньше, а волосы на его голове стали совершенно седыми, во всем остальном он был таким же, каким я видел его в последний раз много лет назад: небольшая бородка, добродушная улыбка и огромные голубые глаза за стеклами очков в роговой оправе. Я даже не сомневался, что под его неизменной широкой клетчатой рубашкой и пиджаком в крапинку, как и прежде, скрывались крепкие мускулы, которыми профессор мог похвастаться.
- Улисс! Как я рад снова видеть тебя! - воскликнул Кастильо, вовлекая меня в свои медвежьи объятия.
- Я тоже, проф, - еле выдавил я из себя. - Но если вы не прекратите так сильно меня сжимать, эта встреча может стать для меня последней.
Он от души рассмеялся, однако подержал меня в своих лапах еще несколько секунд, а затем слегка отстранил от себя и окинул мою фигуру пронзительным взглядом.
- Или ты сильно подрос, или я усох, - сказал он. - Ты уже не такой коротышка, каким был раньше!
- А что стало с вашими волосами, проф? Вы покрасили их, придав им платиновый оттенок, чтобы выглядеть более респектабельно? Если да, то должен вам сообщить, что ваши усилия были напрасными.
- Кто бы говорил! Ты, наверное, чтобы стать таким загорелым, потратил кучу денег на солярий и теперь сидишь на хлебе и воде, - парировал Кастильо.
Мы оба от души рассмеялись, радуясь тому, что снова встретились и что продолжаем отпускать в адрес друг друга язвительные шуточки, как будто со времени нашей последней встречи, после похорон моего отца, не прошло целых десять лет.
Мы разместились в гостиной и затем более часа рассказывали друг другу о своем житье-бытье. Я узнал от профессора, что ему надоело заниматься преподаванием, а потому он вышел на пенсию и теперь попеременно тешит себя занятиями в спортзале и работает, как он выразился, над "мудреным сочиненьицем", посвященным экономической экспансии королевства Арагон в четырнадцатом веке. Он не очень-то надеялся, что ему удастся опубликовать этот научный труд, но работал над ним с удовольствием.
Я поведал профессору о многочисленных местах, в которых мне довелось побывать, а также о том, чем я занимался в каждом из них. Когда дошла очередь до моего пребывания на Утиле, я вкратце рассказал о своей таинственной находке.
- Это то, что лежит у тебя на столе? - спросил Кастильо, махнув рукой в сторону округлого предмета, накрытого красным полотенцем.
Я кивнул.
- Ну и любишь же ты устраивать театр! - воскликнул профессор, насмешливо глядя на меня. - Что ж, давай посмотрим, что тут у нас есть, - добавил он. Однако стоило ему приподнять полотенце, как его лицо застыло от изумления.
- Ну, что скажете? - спросил я, выдержав паузу в целую минуту, но так и не дождавшись от Кастильо какой-либо реакции.
- Это колокол.
- Как замечательно, что вы наконец-то открыли мне глаза! А я-то думал, что это кларнет!
- Это колокол, - повторил профессор, не обращая внимания на мой выпад. - Бронзовый колокол.
- Тогда возникает вопрос, каким образом бронзовый колокол мог оказаться на дне Карибского моря. Мне, признаться, никогда не доводилось слышать, чтобы на коралловых рифах строили колокольни.
- А колокольни тут вообще ни при чем, - спокойно заметил Кастильо. - Это корабельный колокол.
- С каких это пор на кораблях стали использовать колокола? - удивился я.
- В наше время их уже почти не используют, а вот в старину на каждом судне на мостике имелся колокол.
Помолчав, профессор провел кончиками пальцев по зеленоватой поверхности моей находки и добавил:
- А этот колокол, судя по его форме и степени окисления, был отлит очень-очень давно. Хотелось бы установить, когда именно, однако сделать это будет весьма затруднительно.
- Может, следует оттолкнуться от надписи?
- Какой надписи? - встрепенулся Кастильо.
- Я имею в виду надпись на колоколе. Если бы вы не были таким близоруким, то увидели бы ее здесь, между этими двумя полосами. - Я показал пальцем на едва различимые полустертые буквы.
- И в самом деле! Если ты разрешишь мне взять колокол в университет, я смогу расшифровать эту надпись в течение нескольких дней, - взволнованно произнес профессор, хватая меня за руку.
- В этом нет необходимости.
- Как это нет необходимости? Это самый лучший способ узнать, откуда взялся этот колокол.
- Я хотел сказать, что нет необходимости тащить колокол в университет, потому что я уже снял копию с этой надписи.
- Каким образом? Тут ведь почти ничего не видно.
- А очень просто, - ответил я, забавляясь замешательством профессора, - с помощью карандаша и бумаги. - После этого я достал из своей сумки листок бумаги и протянул его профессору. На этом листке, полностью закрашенном обычным карандашом, были отчетливо видны два слова на латыни.
- Ты что, меня разыгрываешь? - перешел на шепот профессор, впившись глазами в листок.
- Вовсе нет, проф. Я сделал эту копию с надписи сегодня утром, однако я не понимаю, что означают эти два слова. Вы же знаете, что я не силен в латыни.
Профессор Кастильо заерзал на стуле, а затем посмотрел на меня поверх своих очков. Его взгляд показался мне слишком уж пристальным.
- Улисс, ты можешь мне поклясться, что это все не шутка?
Теперь уже я уставился на профессора, удивляясь его недоверчивости. По лбу Кастильо медленно стекала капелька пота, а его губы слегка подрагивали. Я еще никогда не видел его таким взволнованным.
- Улисс, на этом колоколе написано "MILITES TEMPLI".
- Ну и что?
- Но ведь это невозможно!
- Как это невозможно, если на нем четко написаны именно эти слова?
- А ты уверен, что нашел его на коралловом рифе у берегов Гондураса?