Мы еще по дороге из монастыря решили, что по возвращении в гостиницу сразу же пойдем ужинать, и вот теперь, сидя в полупустом обеденном зале, каждый из нас от души прикладывался к включенным в стоимость проживания, а потому вроде бы как бесплатным блюдам. Мы - это я и Кассандра, поскольку профессор предпочел остаться у себя в номере, чтобы - уже в который раз! - перечитать переписанный нами текст завещания и попытаться отгадать его смысл.
- Я готов выдвинуть и третье предположение, - сказал я. - Крескес мог знать о местонахождении сокровищ, но отказался от попытки заграбастать их себе.
- А почему он мог принять такое решение?
- Возможно, по той простой причине, что Крескес видел свою задачу не в том, чтобы завладеть этими сокровищами, а в том, чтобы, наоборот, их защитить, - ответил я, вонзая вилку в оливку.
- Ты хочешь сказать, что обратившийся в христианство иудей Хафуда Крескес был преемником тамплиеров и пытался защитить величайшие за всю историю человечества сокровища от алчности позабывших заветы Иисуса христиан?
- Мне показалось, что вряд ли мы имеем дело с простым совпадением. И то, что найденный нами перстень принадлежал картографу, выросшему на этом острове, и то, что другой картограф, тоже уроженец Мальорки, включил в свое завещание текст, содержащий, скорее всего, сведения о местонахождении сокровищ, спрятанных его коллегой столетием раньше на континенте, о существовании которого станет известно лишь в конце пятнадцатого века, - это звенья одной цепи.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь, Улисс.
- Да я просто спрашиваю сам себя, - продолжал я, разглядывая бокал с красным вином, который в этот момент держал в руке, - не сообщил ли Хафуда в своем завещании информацию о тайнике тамплиеров собственному сыну? Эти сведения он мог получить в наследство от своего отца Авраама, тоже картографа, который, в свою очередь, получил ее ранее, скажем… от Раймунда Луллия. Ведь знаменитый теолог, как нам стало известно, тоже занимался картографией и жил на Мальорке, причем в период, когда уже начались гонения на орден Храма. Этот самый Раймунд Луллий, кстати, основал монастырь, который мы сегодня посещали и в котором, вероятно, некогда жил хозяин найденного нами перстня с тамплиерской печатью.
Кассандра некоторое время молча размышляла над моими словами, жуя при этом кусочек телятины, который она наконец-то отправила себе в рот, а затем, прищурившись, с любопытством посмотрела на меня.
- Знаешь, а ты вовсе не такой тупой, каким кажешься на первый взгляд.
- Надо же, какое совпадение! То же самое когда-то сказал мой преподаватель математики, - усмехнулся я. - Но он, конечно, ошибался.
- Ребятки, как я рад вас видеть! Мне хочется вам кое-что показать! - взволнованно воскликнул профессор Кастильо, едва мы успели открыть дверь его номера, чтобы передать ему фрукты, которые он просил принести. - Входите, входите.
Мы с Касси переглянулись и, смиренно вздохнув, прошли в номер. Мы оба очень сильно устали после нелегкого дня, да и выпитое за ужином красное вино уже возымело свое действие, а потому единственное, чего мы сейчас хотели, - это побыстрее добраться до своих кроватей и завалиться спать. В общем, приглашение профессора не вызвало у нас особого восторга.
- Присаживайтесь, - сказал нам Кастильо, собирая в одну кучу листы бумаги, разбросанные по стоявшему в его номере небольшому письменному столу.
Поскольку стул в комнате был один и сидел на нем сам профессор, мы с Касси присели на край кровати, лелея надежду, что "лекция", которую нам предстояло послушать, будет не очень долгой. И тут я заметил, что на столе в пепельнице лежит выкуренная наполовину самокрутка, а в воздухе чувствуется знакомый мне специфический запах.
- Вы курите марихуану, профессор? - изумленно спросил я. Кастильо с невозмутимым видом посмотрел на самокрутку и пожал плечами.
- Время от времени, - как ни в чем не бывало ответил он. - Я всегда имею при себе пакетик с травкой. Она помогает мне расслабиться.
Взяв из пепельницы самокрутку и протянув ее нам, Кастильо сказал:
- Не хотите ли сделать по затяжке?
Ошеломленно переглянувшись, мы с Кассандрой отрицательно покачали головами, а затем сказали профессору, что очень устали и поэтому желательно сразу же перейти к делу.
- Видите ли… - начал профессор, откинувшись на спинку стула, - пока вы там преспокойненько набивали себе животы, я напряженно изучал переводы завещания - и на каталанский, и на испанский.
- Вы упрекаете нас за то, что мы позволили себе поужинать? - сердито пробормотал я.
- Нет, извините, я совсем не это хотел сказать. А может, и это, но вы не обращайте на меня внимания. Я тут немного накурился…
- Не переживайте, профессор, мы вас понимаем, - сочувственно произнесла Кассандра.
- Ну что ж, тогда позвольте сообщить вам, что я внимательно перечитал это завещание несколько раз, а особенно его финальную часть… - В глазах профессора загорелся огонек, и его голос зазвучал громче: - Смею вас заверить, что мне удалось уловить в нем определенный смысл!
Профессор, на секунду замолчав, порылся в своих бумагах и достал из них листок, который затем показал нам.
- То, что оставил нам наш друг Хафуда, представляет собой описание некоего путешествия.
- А нельзя ли поподробнее? - попросила Кассандра.
- Можно. Давайте перечитаем последние строки завещания: "Убегая от учителя, ученик…" В этой строке говорится о том, что некий человек убежал от другого человека, и, хотя нам неизвестно, кто они такие и почему один убежал от другого, мы можем сделать вывод, что оба эти персонажа вполне вписываются в общий контекст исследуемых нами событий. Особенно "ученик", который, по всей видимости, является главным действующим лицом всей этой истории. - Профессор на мгновение задумался, а затем, словно для самого себя, добавил: - Когда возвращусь в Барселону, сразу же постараюсь найти в архивах какие-нибудь упоминания о подобного рода событиях, происшедших на острове Мальорка в начале пятнадцатого века, хотя, конечно, отыскать такие упоминания будет нелегко.
- Профессор, именно об этом мы и разговаривали во время ужина, и Улиссу пришло в голову, что эти пять строчек могли быть написаны лет на сто раньше. Возможно, их написал автору завещания его отец, а тому - какой-то третий человек. - Взглянув на меня, Кассандра твердо произнесла: - И мне кажется, что Улисс прав.
- Думаешь, зашифрованная информация о местонахождении сокровищ тамплиеров могла переходить от поколения к поколению, как бабушкино наследство?
- А почему бы и нет? - вспылил я. - В этом есть определенный смысл. Если верить вашему другу Луису, Раймунд Луллий был лучшим картографом Европы, причем как раз в тот период, когда тамплиеры пытались найти убежище в Америке. Вам не приходит в голову, что они могли обратиться к нему за консультацией, а потому он знал, куда именно они скрылись, и впоследствии сообщил об этом Аврааму Крескесу, а тот, в свою очередь, передал секретную информацию сыну Хафуде в виде странных для непосвященного человека строк?
- Секундочку, Улисс, - перебила меня Кассандра, кладя руку на мое колено и не замечая, что ее прикосновение вызвало у меня легкую дрожь. - Ты сказал "скрылись". А если под словом "ученик" подразумевались тамплиеры, а под словом "учитель"… скажем, Папа Римский или французский король?
- Не знаю, не знаю… - задумчиво произнес профессор. - Наверное, такое возможно, однако мне трудно себе представить, чтобы кто-то стал проводить параллели между отношениями ордена Храма с католической церковью или государственной властью и отношениями ученика с учителем. По правде говоря, Дорогая моя, я не верю, что здесь имелось в виду именно это.
- Тогда… тогда я не знаю, за что нам можно зацепиться.
- Немножко терпения, девочка моя, немножко терпения. Я еще не закончил…
Профессор снова посмотрел на листок бумаги, который он держал в руках, и прочитал четыре следующие строки:
- "Прибыл в самый убогий город… и под светом маленького Крескеса… сберег путь Быка… в черной Александрии…"
- Эти слова навели вас на какие-то умозаключения? - не скрывая своего скепсиса, спросил я.
- В общем-то, нет, - признался профессор. - "Самый убогий город" может означать какой угодно населенный пункт. "Свет маленького Крескеса"… Хм, у меня нет даже малейшего представления о том, что же эти слова могут означать. О "черной Александрии" я никогда ничего не слышал. Я знаю, что в Египте есть город Александрия, но вряд ли ее можно назвать черной…
- Проф, - перебил я профессора, поднимая, как школьник, руку. - Вы пропустили фразу о каком-то там "пути Быка".