ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Город-муравейник. - Визит к "великому единому", он же - "хранитель тайн". - "Люди света" оставшиеся и ушедшие. - Знак огня на плече нашей Энни. - Кладбище во льду. - История. - Накануне дня счета.
Каждый честный человек имел бы полное право без церемоний плюнуть мне в лицо, джентльмены, если бы я стал уверять, что "дети света" обращались с нами скверно.
Да, мы были в некотором роде пленными. Но что это значит? Нас не выпускали за пределы города на холме, и только.
В пределах же города мы могли бродить по целым дням, заглядывая в любой угол, и никто нам не говорил ни слова. Но, правда, как только мы покидали нашу камеру, сейчас же около нас оказывалось несколько человек, явно приставленных следить, чтобы мы не натворили бед. Но это делалось без малейшей навязчивости и очень походило на то, что нам давали просто-напросто провожатых, которые любезно показывали и объясняли все.
А и показать и объяснить было что.
В сущности, этот город на холме - это был какой-то колоссальный муравейник. Отдельных, самостоятельных зданий в нем не было: все они группировались около центрального здания с куполом, того самого, где мы в первый раз объяснялись с "советом семи". И не было такой каморки, такого закоулка, из которого нельзя было бы пробраться ходами, переходами, залами и коридорами к центральной зале совета, ни на шаг не выходя из-под общей кровли.
Зато сколько было там отдельных помещений, больших и малых, я вам сказать не могу. Очень возможно, что мы видели только двадцатую или пятидесятую часть их. Но и то, что мы видели, производило ошеломляющее впечатление.
Не лучше меня чувствовал себя и Падди.
Только Макс Грубер и Энни не растерялись, и Макс даже пытался уверить меня, будто в его родине есть какой-то город Берлин, в котором помещается четыре секстильона человек. Но я боюсь, что это название перепутал: может быть, он говорил не о секстильонах, а о миллионах. Знаете, это такое число: если взять тысячу жестянок для дроби и в каждую жестянку положить ровно по тысяче дробинок, то во всех жестянках и выйдет этот самый квадрапильон или квадрупедильон. Но при чем тут "четыре ноги", этого я решительно не понимаю.
Но оставим эту пустую болтовню.
Итак, комнат, камер, коридоров было бесконечное количество. Обитателей в них было тоже немало: считая мужчин, женщин и детей, около полутора тысяч душ.
Оговариваюсь: хотя я всюду ходил, все рассматривал с самым полным вниманием, но, по совести, сам-то я понимал очень мало, ибо был, как глухой, не зная языка "детей света", - этого самого санто-скритто. Все же, что я вам тут передаю, это я запомнил со слов Макса Грубера, уверявшего, что он понимает все, до последней буквы. Таким образом, если будет какая-нибудь путаница, то вина не моя, а вина Макса Грубера. Я же лично ручаюсь только за то, что сам комар носу не подточит, ни единой крупинки неправды никто не отыщет в том, что я рассказываю, как о виденном мной лично, как бы маловероятным это виденное ни казалось с первого взгляда.
Итак, вот что рассказывал нам Макс:
Во-первых, на полторы тысячи человек всего населения "города света" было свыше тысячи двухсот "людей силы", то есть попросту рабочих. Затем имелось приблизительно около полутораста или двухсот "людей меча", мужчин и женщин. Эти господа не делали ни малейшей черной работы, но зато вечно совещались о чем-то, надзирали за работами других, покрикивали, командовали. Они одни имели право в пределах города носить оружие, а знаком их достоинства служили прямые длинные мечи, покрытые позолотой от рукоятки до кончика и капризными, причудливыми узорами. Они же носили пресмешные металлические шапки на головах, а некоторые, сверх того, таскали еще блестящие, словно чешуя невиданной рыбы, рубашки из мельчайших стальных колечек.
Затем имелись "мужи совета" или "семеро мудрейших". Это все были седобородые джентльмены, но очень бодрые. Это были, так сказать, сверхкомандиры. Выбирались они из "людей меча", причем, помимо соблюдения разных других условий, "мужем совета" мог сделаться только тот, чья жизнь насчитывала семьдесят пять "дней бога Индры" и столько же ночей "бога Имани".
По словам Макса, "день бога Индры" - это попросту шесть летних месяцев полярного года, а "ночь Имани" - шесть зимних. А в общем, значит, говоря человеческим языком, в "мужи совета" могли попасть только семидесятипятилетние старички. Вот и все.
Затем имелся еще "великий единый".
Какова, собственно, была его роль, ни я, ни даже Макс не могли понять.
Могу сказать только одно, что мы видели этого "великого единого", и я до смерти не забуду того мгновения, когда это было. Он жил всего в двух шагах от центрального зала, и дверь, которая вела в его покой, скрывалась в тени той самой странной статуи, которой поклонялись "дети света" в храме.
Как-то нас попросту повели туда, всех четырех, вероятно, показать "великому единому".
Его камера была невелика по сравнению с центральным залом и даже многими жилыми помещениями, но все же значительно больше, например, любой комнаты блокгауза коменданта форта Гуд-Хоп. Там был овальный потолок, выкрашенный темно-синей краской, а на потолке, должно быть, несколько сот маленьких лампочек различного размера и различной степени яркости. Иные чуть мерцали, другие горели ярко, как маленькие солнца. И я сразу заметил, что эти лампочки были распределены точь-в-точь так, как в период полярной зимы расположены на небе звезды, все вокруг Полярной звездочки.
Других ламп в комнате "великого единого" не было, но света "звезд" было вполне достаточно, чтобы различать украшавшие стены рисунки и самого "великого единого", казавшегося не живым человеком, а какой-то фантастической древней статуей.
Должно быть, он был неимоверно, сказочно стар. Про себя я подумал, что он еще старше, чем знаменитый "Го-ку-ру", сахем племени гуронов, о котором говорили, что ему полтораста лет. У "великого единого" была уже не белая, а желтоватая борода в добрый метр длиной, которая волнистыми прядями лежала на его коленях, закрывая от взоров тонкую морщинистую шею и грудь.
Были бескровны тощие, костлявые руки с длинными пальцами, и ни единой кровинки не было в пергаментном лице. Но зато буквально сверкали, как звезды, его очи. Казалось, вся жизнь этого организма сосредоточилась в этих глазах.
Поглядев на нас поочередно, он сделал рукой какой-то знак, и моментально из комнаты исчез приведший нас сюда эскорт.
Тогда "великий единый" заговорил, обращаясь к Максу. И странен был его словно из-за могилы звучавший голос.
- Мне сказали, - говорил он, - что ты говоришь на языке "детей света". Может быть, ты посланец "тех, которые ушли, и хотят, но не смеют вернуться?" Открой мне твою тайну. У этих стен нет ушей, и с этого свода глядят не людские очи, а вечные звезды, и то, что ты скажешь, не будет знать никто.
"Они - те, которые ушли на юг, покинули "колыбель человечества", поняли свою роковую ошибку, поняли, что их ввели в соблазн и заблуждение? Они вернулись бы сюда, но боятся, что их постигнет суровый приговор по "закону вечного огня"? Говори же!
- Я плохо понимаю, что, собственно, ты, о, мудрый, хочешь узнать от меня! - ответил Макс. - Очевидно, между нами происходит какое-то недоразумение. Я отвечу на все твои вопросы, не утаивая ничего. Но раньше ты сам должен посвятить меня в кое-какие тайны.
Начнем с того, кого это вы, "Мэру", крестите именем ушедших? Когда, почему они ушли? Что с ними сталось? Где они находятся? Почему ты думаешь, что мы их посланцы или их соглядатаи?
Старик поник в раздумье своей седой головой, потом поднял скорбный взор на Макса.
- Мне трудно говорить, - отозвался он. - Застыла кровь в жилах моих, но не от холода, а от дряхлости. Почти не бьется мое дряхлое сердце. Мысли в мозгу не рождаются такими ясными и светлыми, как в былые годы… И… и я почти забыл язык людей, потому что я уже все сказал в жизни…
Но я попытаюсь говорить, а ты слушай внимательно, чтобы не утруждать меня излишними вопросами.
Кто "люди света"? Потомки "первого", созданного из тени бога Индры и мысли бога Индры. Прямые потомки, кровь которых никогда не смешивалась с кровью существ, похожих на человека, но покрытых шерстью, могущих ходить на четырех ногах или руках. Ты знаешь, о ком я говорю?
- Догадываюсь: об обезьянах.
- Да, о тех, которых родила тень бога мрака Имани и его черная мысль в насмешку над богом Индрой, и которые перестали существовать на земле, когда на страну "детей света" нахлынули волны холода и надвинулись вечные льды.
- Как это перестали существовать? - не выдержал Макс.
- Или мы попросту не понимаем друг друга, или… Да, ты ведь не можешь этого знать. Но те, кого, по-твоему, сотворил бог Имани, они существуют и теперь. Их не так много, как людей, но все же…
- И они по-прежнему ведут войну с человеком?
- Н-ну, этого нельзя сказать, мудрый. Видишь, трудно тебе объяснить. Но я скажу: в немногих дебрях земного шара…
- Земля не шар, а походит на блюдце.
- Не будем спорить. Итак, в иных дебрях земли еще водится свирепый орангутанг…
- У-танг. Так звали древние вождей племени четвероруких, своих врагов.
- Да. Но с каждым годом эта опасная порода, загнанная в глушь, вымирает, и близок день, когда она прекратит свое существование.
- Есть и другие породы "детей Имани"?
- Много. От больших, как собаки, до крошечных, как… Как мой кулак, что ли.
- Значит, живо племя, появившееся от нечистого союза женщин племени четвероруких с самцами племени "ночного голоса" - волками. Но говори дальше.
- Нет, мудрый: очередь за тобою! - отозвался Макс.