Вдруг Гриша увидел, как на одной такой полянке копна зашевелилась и медленно поползла вниз, туда, где чернела крыша старого деревянного домика. Но странно сползала копна - не прямо под гору, а выбирая пологие спуски. Словно кто-то тянул ее или подталкивал сзади. Но кто и где он?
Внизу, за селом, послышался гул мотора. Из-за поворота скалы, у подошвы которой пролегло неширокое шоссе, выскочила грузовая машина. В кузове стояли вооруженные винтовками гардисты. В руках у каждого резиновая дубинка. Гардисты бойко, но не дружно пели. Потом вдруг смолкли: машина остановилась - дальше дорога оказалась заваленной камнями. Видно, ночью обвалилась скала. А может быть, не сама по себе обвалилась. Может, кому-то это было нужно.
Гардисты попрыгали с машины и бросились в село. Навстречу им шел человек в синей замасленной блузе и старой шляпе с опущенными полями. Гардисты схватили его, заломили за спину руки и надели железные, сверкающие под солнцем наручники. Один чернорубашечник взял винтовку наперевес и повел арестованного к машине.
А новость уже полетела по деревне. Во всех дворах поднялась суматоха. Особенно встревожились мужчины - одни поспешно прятали и сжигали запретные книги; другие, захватив узелок и наскоро попрощавшись с детьми, направлялись в горы, в лес.
Со скалы Гриша видел и то, что было скрыто от глаз гардистов, шнырявших по домам. Странная копна продолжала медленно спускаться с горы. Теперь уже стало очевидно, что направляется она прямо к домику, вросшему в гору. Вот копна остановилась, развалилась, и из сена вынырнул маленький, сухой человек в старой спецовке железнодорожника. Он рукавом смахнул с лица пот и недоуменно оглядел свой двор, в котором хозяйничали чернорубашечники. Вдруг из окна дома выскочила женщина. Размахивая платком, она кинулась навстречу железнодорожнику. Тот растерялся, но, заметив, что гардисты уже рядом, спрыгнул в расщелину и скрылся.
Во дворе, под скалой, тоже послышались голоса. За домом Гриша увидел Цирила и старушку в клетчатой темно-зеленой кофте и серой юбке. Цирил совал ей за пазуху какие-то бумажки, газеты и книжонки. Старая женщина распределяла все это под кофтой, не спуская глаз с тропинки. Потом Цирил убежал домой, а старуха направилась в лес.
Ушел и Маречек.
В ту же минуту, словно из-под земли, во дворе Цирила появились три гардиста. Один встал на углу дома. Двое направились в сени. Дверь оказалась запертой. Постучали. Никто не ответил. Постучали еще. Молчание. Тогда один подошел к окну и закричал:
- Ковач, открывай! Ян Ковач!
"Ян Ковач? Отец Цирила - Ян Ковач?.." Раздвинув ветки, Гриша вскинул винтовку…
В голове его мгновенно родился ясный, точно рассчитанный план: перестрелять гардистов, вбежать в дом и с помощью Цирила увести Ковача в лес…
Но выстрелить он не успел: два гардиста сорвали дверь и вошли в сени, а третий завернул за угол.
Несколько мгновений, которые показались вечностью, Гриша стоял в раздумье. Потом повернулся, осмотрел противоположный склон ущелья и почти бегом пустился вниз, укрываясь между елями и мелким кустарником.
* * *
Для Яна Ковача приход гардистов был тоже неожиданным.
Когда Маречек ушел, Ковач подозвал к себе сына.
Цирил встал возле кровати и молча смотрел на отца: из-под бинтов виднелись только его рот да глаза. Запавшие суровые глаза смотрели прямо в душу, словно отец хотел узнать, каким вырастет сын, что из него получится, когда он останется один.
- Два года… жили мы… без матери… - заговорил Ковач, отдыхая после каждого слова. - Было очень тяжело. А одному… будет еще труднее.
Мальчик только кивал головой. Говорить он не мог: слезы душили его. Хотелось кричать на всю комнату. Хотелось куда-то бежать, с кем-то бороться, защитить, спасти отца… Но у него недоставало сил даже на то, чтобы сдержать слезы.
- Сынок… Не плачь, не плачь… Запомни мою просьбу и обещай выполнить ее.
Цирил кивнул головой, вытер глаза мокрой ладонью.
- Работай. Честно работай всю жизнь.
- Не бойся, воровать не пойду, - сказал Цирил и, наклонившись к самому лицу отца, прошептал: - Я буду, как ты, коммунистом.
Отец благодарно положил руку на лохматую голову сына, а тот продолжал еще тише:
- Мне бы только найти валашку Яношика. Папа, ты знаешь где она? Скажи, скажи!
- Зачем тебе? - удивился отец.
- Дедушка Франтишек говорил, что тот, кто найдет эту валашку, станет таким же сильным, каким был сам Яношик.
- А-а-а, - понимающе протянул отец и, отдышавшись, объяснил, что валашку Яношика может найти только тот, кто всей душой стоит за народ, кто готов делить с ним и труд, и борьбу, и страдания.
Цирил глянул в окно и вдруг закричал:
- Гардисты!
Он закрыл на крючок дверь.
- Я не пущу их! Они тебя убьют! - Обеими руками подросток ухватился за крючок. - Не пущу!
В дверь сеней застучали. Еще и еще. Отец позвал Цирила к себе.
- Сынок, выслушай меня хорошенько, - заговорил Ковач, превозмогая боль и слабость. - Я не думал, что они так скоро придут за мной, и не успел увидеть бачу. Передай ему…
Гардист постучал в окно и окликнул.
- Спокойно, Цирил. Не перепутай и не забудь…
- Говори, папа, говори!
- Скажи баче: если будут улики, все возьму на себя. Повтори!
Цирил понял, что отец ради спасения товарищей обрекает себя на смерть. Но, глотая слезы и задыхаясь, он повторил его слова.
- Открывай! А сам беги к баче Франтишеку. Это дело срочное. Беги!
Цирил бросился к отцу, зарыдал.
- Цирилко, беги. Беги! - Отец погладил сына по голове. - Бача поможет тебе найти валашку Яношика. Он все знает…
Пропустив в комнату гардистов, Цирил шмыгнул вон и стремглав понесся в верхний конец деревни, откуда лесная тропа вела к шалашу бачи.
На середине деревни он увидел бегущего к нему взлохмаченного Ёжо.
- Цирил! Цирил! - задыхаясь, кричал Ёжо. - Твоего отца гардисты повели! Я стоял на крыше и видел, как они…
Цирил остановился:
- Ты обознался. Отец не может ходить. У него перебиты ноги.
- Они его под руки тащили… Вдвоем.
- Ёжо! - Цирил судорожно ухватил друга за руку, как бы прося помощи, и пустился обратно.
Ёжо последовал за ним. Выбежав на край села и увидев гардистов, спускавшихся по тропинке к дороге, ребята остановились. Двое чернорубашечников волокли под руки перебинтованного с головы до ног Ковача, а третий с винтовкой наперевес шел позади.
Дорога вилась по ущелью. С одной стороны ее был обрыв к шумящей реке; с другой - круто поднималась гора, густо поросшая лесом. В километре от деревни ущелье расширялось, переходя в долину, ведущую к местечку Старые Горы и дальше к Банска Быстрице. Но здесь, на пути ребят, проходила самая узкая часть дороги, и старые буки, растущие по склону, всю ее закрывали тенью своих развесистых ветвей.
- Цирил, - шепчет Ёжо, - давай спрячемся за деревом и камнями забросаем гардистов!
- Что камень против винтовки? - отмахнулся Цирил, поспешно взбираясь вверх по тропинке.
Подбежав к отцу, Цирил бросился ему на шею. Гардист, шедший справа, ударил мальчика в живот. Тот согнулся и упал, не в силах даже крикнуть, Ёжо решил, что друг его убит, схватил камень и со всего размаха запустил в гардиста.
Шедший позади высокий тонконогий чернорубашечник вскинул винтовку и прицелился в Ёжо.
Но откуда-то со стороны раздался выстрел. Тонконогий гардист, не успев выстрелить, нелепо взмахнул винтовкой и распластался поперек дороги.
Конвоиры, ведшие арестованного, бросили Ковача и подбежали к раненому.
Один за другим раздались еще два выстрела.
Ёжо наклонился над Цирилом, лежавшим с закрытыми глазами, стал его тормошить:
- Цирил, Цирил! - и вдруг закричал во весь голос: - Цири-ил!..
Подумав, что Цирил убит, Ёжо хотел уже бежать в деревню, звать людей, как вдруг Цирил сжал его руку, Ёжо обнял друга, помог ему сесть.
И тут они сразу увидели все, что произошло на дороге.
Почти рядом с ними, уткнувшись носом в дорожную пыль, лежал гардист, целившийся в Ёжо. Второй вытянулся метрах в пяти от дороги. Его винтовка лежала далеко в стороне. А третий свалился с кручи в речку.
Еще не понимая, что произошло, Цирил припал к отцу. Тот дышал тяжело, судорожно, точно ему не хватало воздуха. Но в глазах его, устремленных куда-то вверх, горела живая, радостная искра. В последнем усилии Ковач приподнял руку и, указывая на огромное дерево, прошептал:
- Он там… Узнайте, кто он. Отведите к баче…
Ребята посмотрели в сторону старого, развесистого бука, выступившего на несколько метров из сплошной полосы леса и стоявшего, как сторож, у самой дороги. В густых темно-зеленых ветвях они разглядели незнакомого парня, высокого, худого, с глубоким шрамом во всю правую щеку. Парень слез с дерева.
Цирил и Ёжо смотрели на него как зачарованные и долго не могли заговорить.
- Кто вы? - спросил наконец Ёжо.
- Русский.
- Рус… - шепотом в один голос повторили они. - Настоящий рус!..
Незнакомец спустился на дорогу.
- Товарища надо унести в лес! - деловито распорядился он. - Сейчас нагрянут…
Из села уже бежали мужчины, женщины, дети.
- Гардисты идут! - крикнул Ёжо, когда Цирил и русский стали поднимать вдруг обмякшего Яна Ковача.
- Пусть идут, если хотят того же! - ответил русский, низко склонившись над Ковачем.
Он приложил ухо к груди, подержал за руку, встал и, тяжело вздохнув, медленно стянул с головы рваную заячью шапчонку.