* * *
Когда ударило в третий раз, Симон как очнулся и глянул вверх, на рассыпающееся на глазах тело кометы.
"И что это значит?"
Он слишком хорошо помнил, как она появилась, - одновременно с его обещанием поджечь небо. А стоило ему проклясть мир…
- Ты что, - обратился он прямо к Нему, - хочешь сделать меня виновным во всем?
Всевышний молчал.
"Или я просто угадал?"
Такое бывало с ним, да и со всеми прочими, после каждой новой ступени посвящения. Некоторое время - кто дня три, кто неделю, а кто и полгода, - люди начинали жить на удивление точно. Не появлялись там, где возникала опасность, вставали за миг до того, как в класс входил Учитель, наугад вытягивали с полки именно ту книгу, в которой содержался ответ. А потом это проходило.
- Но я не проходил никакого нового посвящения… - пробормотал Симон и тут же увидел валяющийся перед ним в пыли медальон из оникса.
"Или уже прошел?"
Тряхнуло еще раз, и Симон торопливо схватил медальон.
"И что… я предугадал, что мир проклят и обречен?"
Могло выйти и так.
Симон вскочил, огляделся, и его уши тут же заполнил вой и грохот. С визгом вылетали из борделя полуголые "сестры" вперемешку с такими же перепуганными клиентами. Где-то валилась крыша, где-то вытаскивали из-под обломков раненых, а где-то трещал огонь. Он поднял голову. Несколько дымных полос уже уходили за горизонт, в сторону Антиохии, и Симон хорошо знал, что творится теперь там, где траектория их движения завершалась.
"Волна… скоро пойдет волна…"
В прошлый раз он был далеко от моря, но немногие уцелевшие очевидцы говорили, что пришедшая вслед за толчком приливная волна достигала четверти высоты Фаросского маяка.
- А где маяк?! - охнул Симон.
На месте торчавшего после серии землетрясений, как обломанный зуб, Фаросского маяка была пустота . И это означало, что этот удар был куда как мощнее предыдущего, так и не сумевшего развалить маяк до основания.
Симон выдохнул и, сшибая попадающихся по пути людей, пошел, а затем и побежал к морю - в самую пасть катастрофы. Он знал только один способ точно выяснить, видит ли его Господь, - проверить.
* * *
Когда Теодор сумел подняться на ноги, горизонт на востоке, там, куда упало то, что пришло с неба, полыхал зарницами, а его солдаты уже стояли на коленях.
- Встать! - заорал он. - В атаку…
"Бесполезно…"
Он глянул на армию Амра и прикусил губу - там тоже молились. Все! Теодор поискал глазами командиров, нашел одного, подбежал и схватил его за грудки.
- Поднимай своих! И быстро! Пока они там не опомнились!
- Нет, кесарь, - покачал головой ветеран, - сегодня праздник Нила. Все это знают. И все понимают, почему небо разгневалось.
Теодор зарычал, отшвырнул офицера, принялся бегать от командира к командиру, но везде получал, в общем-то, тот же самый ответ.
- Нельзя сегодня воевать. Еще хуже будет. Бога не обманешь.
И тогда Теодор осел прямо на землю, уткнулся лицом в ладони и замер. Он понимал, насколько уникальный шанс теряет - прямо сейчас. Да, эти варвары были совсем необучены, да, их было намного меньше, но Теодор помнил, как дерутся те, пришел воевать с империей по своей воле. И он вовсе не был уверен, что сумеет победить, когда они, отмолившись, поднимутся с колен.
А потом его тронули за плечо, и Теодор поднял мутный взгляд. Это был Анастасий, и лицо его было вытянутым и бледным.
- Нил уходит.
- Что? - не понял Теодор.
- Посмотри сам…
Теодор поднялся, глянул в сторону Великого Потока и непонимающе тряхнул головой. Только что уверенно наступавшее на берега кроваво-красное море словно съежилось - втрое! Нет, вчетверо!
- Что такое?
- Это Господь, - с нескрываемым ужасом, едва заметно повел головой вверх Анастасий. - Зря мы в такой день бойню затеяли.
- Хоть ты бы помолчал! - с презрением бросил Теодор. - Без тебя паникеров хватает.
- Анастасий прав, - поддержали полководца со всех сторон.
Теодор огляделся и увидел, что все командиры уже сгрудились вокруг него, но вот желания воевать ни у кого в глазах не обнаружил.
- Сенат дал мне исчерпывающие полномочия, - глотнул он, - и те из вас, кто не сумеет собрать своих людей, будет объявлен паникером. А вы знаете, что ждет паникера во время боевых действий.
* * *
Когда Симон прибежал в гавань, вода уже отступала. Два десятка судов, брошенных командой, уже виднелись далеко в море, и на всей пристани стояла только одна галера - со спущенным и уже обвязанным парусом и прикованными, орущими от ужаса рабами.
- Господин! Святой отец! - кричали они. - Не бросайте нас! Скажите хозяину…
Симон кинулся к натянутому, словно струна канату, вскочил на него и, балансируя, в несколько шагов перебрался на галеру.
- Что вы делаете?! - рвались на цепях рабы, - скажите господину…
- Молчать! - рявкнул Симон, достал нож и в несколько движений перерезал канат.
- А-а-а-а-а!!!
Галера дернулась, как выпущенный из баллисты каменный снаряд, а в следующий миг Симон увидел, как там, позади стремительно обнажается дно гавани, поросшей зеленой морской травой и с прыгающими, так и не понявшими, что происходит, серебристыми рыбками.
- А-а-а-а-а!!!
Симон обернулся к рабам.
- Весла сложить! Общую цепь подтянуть!
Но рабы уже были вне себя от ужаса, и Симон бросился к общей, соединяющей всех в одно целое цепи, натянул ее воротом до отказа и поставил стопор. Он знал, что вариантов у Бога немного: убить их всех, или кого-то оставить в живых - рабов или Симона. И лишь по тому, как лягут "кости" в этой "игре", можно было судить о происходящем. А потом вдруг стало тихо - только шум всасываемой морем воды да шелест оседающей на пустое каменистое дно пены.
- Бог мой! - выдохнули рядом.
Симон повернулся. Волна уже шла - огромная, локтей ста высотой, и совершенно черная. А на ее почти вертикальной передней стенке уже висели те самые два десятка унесенных чуть раньше кораблей - меньше щепок.
- З-за чт-то? За чт-то т-ты нас т-так, святой отец?
- Помолчи, - нетерпеливо отрезал Симон, прошел в центр и уцепился за мачту, а в следующий миг в уши ударил такой рев, что он сразу оглох.
Нет, что-то он, кажется, слышал, но рев стал шепотом, и сила его чувствовалась лишь по вибрации палубных досок.
- Ну, что? - поднял он глаза в оранжевое небо. - Что ты решил? Жить мне или нет?
Он отлично знал, что прямо сейчас, все, как один, жители Ойкумены смотрят вверх и задают вопросы - каждый о своей собственной судьбе. Так что у Симона был только один способ раствориться среди них, а значит, исчезнуть из поля Его зрения - не строить из себя молчуна.
Черная стена приближалась.
- Всем на дно! - жестом приказал Симон, и те немногие, что еще не догадались, что главный вес галеры должен быть как можно ближе к днищу, тут же упали и вжались в дощатый пол.
А потом что-то внутри у Симона сдвинулось, сердце прыгнуло в горло, и он вцепился в мачту, отвернулся от бегущей вверх черной воды и увидел Александрию. Обычно белеющая стенами, а теперь оранжевая, как это бывает на закате, она была диво как хороша. А он все поднимался и поднимался вверх, пока не увидел далекую, аж за городской стеной сеть каналов и проток, затем ждущие оплодотворения поля, а затем и тысячи беспорядочно мечущихся людей. Более всего они напоминали муравьев, почуявших, что на этот раз Нил намерен разлиться шире обычного. Да, и судьба их ждала та же самая.