- Не знаю, - цедил сквозь зубы Шилов и под скулами у него набухали и опадали желваки.
- Врать не надоело?! - вдруг спросил Забелин.
- Я правду говорю.
- Правду? Хоть одно доказательство есть?! Или мы тебе на слово верить должны? "Не знаю и не помню" - вот и все ответы. Ты на нашем месте поверил бы?
- Не знаю... - процедил Шилов.
- Хватит дурочку валять! - резко оборвал Забелин. - Через кого держал связь с есаулом? Шилов!
Шилов молчал, опустив голову. Каждый новый вопрос, казалось, еще ниже пригибал его к пыльному каменному полу. Вот теперь страх впервые обдал сердце холодом.
- Липягин и его товарищи живы или вы их тоже убили, как и путевого обходчика?
Егор вскочил с табурета, сжал кулаки. Кадык на заросшей шее дернулся, будто он проглотил твердый ком.
- Да я с Липягиным... Я с ним полтора года на фронте!
- Сядь, сядь, успокойся, - перебил его Кунгуров и ладонью погладил бритую голову. Потом вынул изо рта мундштук, положил его на стол.
- Василий Антонович! - Шилов обращался к Сарычеву. Говорил он тихо, но в каждом слове закипали боль и обида. - Они меня знают мало. Ты меня знаешь... И Липягин знает... Ты вспомни, как под Чугальней в снегу двое суток от казаков отстреливались... Неужто забыл?
Сарычев молчал, сидел неподвижно, будто окаменел.
- Ты по делу говорить будешь или нет? - с тихой злостью спросил Забелин
- Что-о тебе говорить?! - сорвался на крик Шилов. - Что-о?
- Где золото, шкура?
- Прекратите, - тихо сказал Сарычев. - Немедленно.
Кунгуров встал из-за стола, приоткрыл дверь и приказал:
- Уведите арестованного.
Появился красноармеец с винтовкой. Нагнув голову, Шилов вышел из камеры. Красноармеец взял винтовку наперевес, двинулся за ним. Дверь закрылась.
- Милый, здесь не охранка! - Сарычев спокойно посмотрел на Забелина. - Орать не надо.
Забелин прошелся по камере, остановился у зарешеченного окна, глядя во двор.
- Василий Антонович, - продолжая все так же смотреть в окно и с трудом сдерживая раздражение, проговорил Забелин, - это чека. Здесь свои порядки.
Сарычев некоторое время смотрел Забелину в затылок, а потом сухо бросил:
- Для коммуниста, Забелин, порядки везде одинаковые.
Забелин долго молчал.
- Вы правы, - сказал он устало. - Извините.
- Да, я понимаю, - примирительно улыбнулся Сарычев. - Сам третью ночь не сплю. - Сарычев снял очки, потер переносицу. - Ерунда какая-то. Подложил вместо себя труп. Для чего?
- Для того, чтоб мы считали его жертвой, - ответил Кунгуров.
- Зачем? - повторил вопрос Сарычев и сам же на него ответил: - Боялся спугнуть нас. Ведь мы тогда отправили бы золото как-нибудь иначе. А вот как, он бы уже не знал.
- Логично, - вставил Кунгуров и продолжал: - Мы находим труп и, естественно, опасаемся, что под пытками Шилов мог выдать время отправки золота, и потому переносим операцию на сутки раньше. Шилов знал: времени у нас в обрез.
- Вот именно! - снова сорвался Забелин. - Вся эта история с машиной, с пакетом - арабские сказки! Расстрелять подлеца - и дело с концом!
- Ну хорошо, допустим, он враг. Почему же тогда он не скрылся? - продолжал рассуждать Сарычев. - Сел бы в поезд и ушел бы спокойно, а? - Он посмотрел сначала на Кунгурова, потом на Забелина.
- Ну, это уж какие-то тонкости, - отмахнулся Забелин.
- Какие же тонкости? Это проще всего. И пьяный почему он в Кедровке шатался? - не унимался Сарычев. - Да, да... Он что-то про эту станцию говорил... Николай, может, начальника Кедровки вызвать?
- Сегодня же привезем, - коротко ответил Кунгуров.
- Да зачем это нужно! - Забелин раздраженно махнул рукой. - Неужели не ясно? Он еще что-нибудь наплетет, а мы, как дураки, проверять будем!
- Будем! - ответил Кунгуров и повторил: - Будем проверять... - Он не спеша свернул цигарку, вставил ее в мундштук, прикурил и с удовольствием пыхнул дымом:
Забелин достал из кармана окурок, подошел прикурить.
- Красивый мундштучок, - сказал он, затягиваясь. - Откуда?
- Память... - Кунгуров слегка улыбнулся. - Еще в ссылке один товарищ подарил.
- Ай-яй-яй! - снова вздохнул Сарычев. - Третью ночь не сплю. Думаю, думаю - и боюсь поверить.
- Вы, может быть, считаете, я мозгами не ворочаю! - нервно проговорил Забелин. - Ни жене, ни детям спать не даю... как лунатик стал. Она мне говорит: "Или на другую работу перейдешь, или давай разводиться!"
- Так ты же еще при царе венчался! - пошутил Кунгуров. - А церковные браки не расторгают!
- Ничего, она у меня, если захочет, любой расторгнет, - вздохнул Забелин.
- Такого славного бойца-кавалериста - и жена под каблуком держит!
- А она у меня кто? Да она лучше тебя на лошади сидит! А шашкой знаешь как работает? Не дай боже!
- Вы что-то не о том толкуете, братцы, - остановил их Сарычев.
- О чем же еще, Василий Антонович? Тут хоть в петлю лезь - все равно ничего не поймешь.
- Я вот что, Василий Антонович! - Кунгуров встал и направился к двери. - Я завтра заявление напишу. На другую работу меня лучше. На завод, в мехмастерские или еще куда. Не могу я здесь больше.
Стало тихо. Сарычев долго смотрел в зарешеченное, пыльное окно и, не поворачиваясь, спросил:
- Ты не можешь, а другие, значит, могут?
- Я не железный.
- Ты не железный, а другие, значит, железные?
Кунгуров молчал.
- Нет, ты отвечай мне! - крикнул Сарычев, поворачиваясь. - Другие железные? Стальные?! Липягин! Грунько! Лемех! За тебя, значит, пусть другие, да? Забелин пусть отдувается! Он железный! И жена у него железная! И дети!
- Не обучен я этой работе, Василий Антонович! Не гожусь в сыщики, - опустив голову, отвечал Кунгуров.
- А все обучены? Все мы в царской охранке работали, да? С детства шпионов ловим! - Вновь стало тихо. Потом Сарычев сказал устало: - Стыдно мне, товарищ, Кунгуров. За твои слова стыдно. А тебе и вовсе со стыда сгореть нужно. Так я понимаю. Мы все не обучены. И революцию делать нас никто не учил, и в гражданскую воевать. И страну из развалин поднимать. И шпионов ловить! Мы все в первый раз делаем, товарищ Кунгуров. Совестно мне эти тебе слова говорить... Учиться будем! И научимся, будь спокоен!
- Извините, Василий Антонович... - Кунгуров вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
В той же следственной камере перед столом стоял Ванюкин и теребил в руках фуражку. Сыпал торопливо, будто боялся, что его перебьют:
- Его старик привел. Он совсем не в себе был, мама, извиняюсь, не мог выговорить.
За столом сидели Забелин и Кунгуров. Дверь открылась, и часовой пропустил вперед Шилова. Тот вошел и остановился, глядя на Ванюкина.
- Знаешь ты его? - спросил Кунгуров.
- Он вроде по телефону сюда звонил... - неуверенно произнес Шилов.
Ванюкин с готовностью кивнул головой.
- А раньше ты его видел?
Шилов опять пожал плечами.
- Наденьте фуражку, - попросил Ванюкина Кунгуров.
Тот поспешно исполнил приказание.
- Нет, - Шилов покачал головой. - Не помню.
- Вы свободны, гражданин Ванюкин. Извините, - сказал Забелин.
Короткими, быстрыми шажками Ванюкин вышел из камеры.
После минутного молчания поднялся Кунгуров:
- Ну, мне пора. В отряд надо, проверить, как и что... - Он оправил гимнастерку, снял со стула кожанку.
Когда Кунгуров вышел, Забелин некоторое время молча рассматривал Шилова, потом спросил:
- Ну, Шилов, что будем делать?
Банда есаула Брылова расположилась в маленьком, всего в несколько домов, селении на берегу реки. Вокруг глухой стеной стояла тайга. Быстрая река, сжатая каменистыми берегами, стремительно несла красноватые воды.
Бандиты расположились табором: спали на охапках елового лапника, накрывшись шинелями и тулупами, на кострах варили обед, кормили притомившихся после перехода лошадей, чистили оружие.
Сам есаул сидел на каменистом берегу и бросал в воду камешки. Он разделся до пояса - на худой груди поблескивал крест. Неподалеку от него пристроился казачок Гринька и штопал рубаху есаула. От усердия он даже высунул язык.
Пасмурные, сизые облака, предвещавшие непогоду, затянули солнце, но было еще светло.
Брылов находил возле себя плоский голыш, взвешивал его на ладони, а потом сильно и резко бросал далеко в воду. Обернувшись в поисках нового камешка, он увидел Лемке. Тот не спеша шел куда-то, отмахиваясь от комаров веткой можжевельника.
- Господин ротмистр! - звонким голосом позвал его Брылов.
Лемке остановился. Есаул поманил его пальцем. От этого жеста Лемке передернуло, но он мгновенно справился с собой, подошел к есаулу.
- Признаться, не привык, чтобы меня манили пальцем, как полового в трактире, - сухо заметил Лемке.
- Да? - Есаул весело взглянул на него. - А я думал, мы за гражданскую ко всему привыкли.
- Я - нет, - коротко ответил Лемке.
- Ну хорошо... простите великодушно. - На губах Брылова промелькнула усмешка.
- Вы меня звали? - спросил Лемке, выждав паузу.
Брылов секунду смотрел ему в глаза, потом тихо качнул головой, сказал медленно:
- Ох, не верю я вам, ротмистр!
- Отчего же? - Лемке удивленно приподнял брови.
- Зачем вы пришли ко мне? Ведь вы производите впечатление человека умного. - Есаул начал опять искать вокруг себя плоский голыш. - И никак не походите на борца за так называемые идеалы белого движения.
- Странный комплимент, - усмехнулся Лемке, присаживаясь рядом на большой мшистый валун. - Ну а как же вы?