1929
Перед листопадом*
Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь желтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моем.Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потемках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.Если считаться начнем, я не вправе
Даже на этот пожар за окном.
Верно, еще рассыпается гравий
Под осторожным ее каблуком.Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В желтом, и синем, и красном – на что ей
Память моя? Что ей память моя?1929
"Есть город, на реке стоит…"*
Есть город, на реке стоит,
Но рыбы нет в реке,
И нищий дремлет на мосту
С тарелочкой в руке.Кто по мосту ходил не раз,
Тарелочку видал,
Кто дал копейку, кто пятак,
Кто ничего не дал.А как тарелочка поет,
Качается, звенит,
Рассказывает о себе,
О нищем говорит.Не оловянная она,
Не тяжела руке,
Не глиняная, – упадет -
Подпрыгнет налегке.Кто по мосту ходил не раз
Не помнит ничего,
Он город свой забыл, и мост,
И нищего того.Но вспомнить я хочу себя,
И город над рекой.
Я вспомнить нищего хочу
С протянутой рукой, -Когда хоть ветер говорил
С тарелочкой живой…
И этот город наяву
Остался бы со мной.1930
Прохожий*
Прохожему – какое дело,
Что кто-то вслед за ним идет,
Что мне толкаться надоело,
Стучаться у чужих ворот?И никого не замечает,
И белый хлеб в руках несет,
С досужим ветерком играет,
Стучится у моих ворот.Из дома девушка выходит,
Подходит и глядит во тьму,
В лицо ему фонарь наводит,
Не хочет отворить ему.– Что, – скажет, – бродишь,
колобродишь,
Зачем еще приходишь к нам,
Откуда, – скажет, – к нам
приходишь
Стучаться по ночам?25 июня 1931
"Соберемся понемногу…"*
Соберемся понемногу,
Поцелуем мертвый лоб,
Вместе выйдем на дорогу,
Понесем сосновый гроб.Есть обычай: вдоль заборов
И затворов на пути
Без кадил, молитв и хоров
Гроб по улицам нести.Я креста тебе не ставлю,
Древних песен не пою,
Не прославлю, не ославлю
Душу бедную твою.Для чего мне теплить свечи,
Петь у гроба твоего?
Ты не слышишь нашей речи
И не помнишь ничего.Только слышишь – легче дыма
И безмолвней трав земных
В холоде земли родимой
Тяжесть нежных век своих.1932
"Мне было десять лет, когда песок…"*
Мне было десять лет, когда песок
Пришел в мой город на краю вселенной
И вечной тягой мне на веки лег,
Как солнце над сожженною Сиеной.Река скрывалась в городе степном,
Поближе к чашке старика слепого,
К зрачку, запорошенному песком,
И пятиротой дудке тростниковой.Я долго жил и понял наконец,
Что если детство до сих пор нетленно,
То на мосту еще дудит игрец
В дуду, как солнце на краю вселенной.Вот я смотрю из памяти моей,
И пальцем я приподнимаю веко:
Есть память – охранительница дней
И память – предводительница века.Во все пять ртов поет его дуда,
Я горло вытяну, а ей отвечу!
И не песок пришел к нам в те года,
А вышел я песку навстречу.1932
"Все ты ходишь в платье черном…"*
Все ты ходишь в платье черном,
Ночь пройдет, рассвета ждешь,
Все не спишь в дому просторном,
Точно в песенке живешь.Веет ветер колокольный
В куполах ночных церквей,
Пролетает сон безвольный
Мимо горницы твоей.Хорошо в дому просторном -
Ни зеркал, ни темноты,
Вот и ходишь в платье черном
И меня забыла ты.Сколько ты мне снов развяжешь,
Только имя назови.
Вспомнишь обо мне – покажешь
Наяву глаза свои -Если ангелы летают
В куполах ночных церквей,
Если розы расцветают
В темной горнице твоей.1932
"Под сердцем травы тяжелеют росинки…"*
Под сердцем травы тяжелеют росинки,
Ребенок идет босиком по тропинке,
Несет землянику в открытой корзинке,
А я на него из окошка смотрю,
Как будто в корзинке несет он зарю.Когда бы ко мне побежала тропинка,
Когда бы в руке закачалась корзинка,
Не стал бы глядеть я на дом под горой,
Не стал бы завидовать доле другой,
Не стал бы совсем возвращаться домой.1933
Колыбель*
Андрею Т.
Она:
Что всю ночь не спишь, прохожий,
Что бредешь – не добредешь,
Говоришь одно и то же,
Спать ребенку не даешь?
Кто тебя еще услышит?
Что тебе делить со мной?
Он, как белый голубь, дышит
В колыбели лубяной.Он:
Вечер приходит, поля голубеют, земля сиротеет.
Кто мне поможет воды зачерпнуть из криницы глубокой?
Нет у меня ничего, я все растерял по дороге;
День провожаю, звезду встречаю. Дай мне напиться.Она:
Где криница – там водица,
А криница на пути.
Не могу я дать напиться,
От ребенка отойти.
Вот он веки опускает,
И вечерний млечный хмель
Обвивает, омывает
И качает колыбель.Он:
Дверь отвори мне, выйди, возьми у меня что хочешь -
Свет вечерний, ковш кленовый, траву подорожник…1933
"Да не коснутся тьма и тлен…"*
Да не коснутся тьма и тлен
Июньской розы на окне,
Да будет улица светла,
Да будет мир благословен
И благосклонна жизнь ко мне,
Как столько лет назад была!Как столько лет назад, когда
Едва открытые глаза
Не понимали, как им быть,
И в травы падала вода,
И с ними первая гроза
Еще училась говорить.Я в этот день увидел свет,
Шумели ветви за окном,
Качаясь в пузырях стекла,
И стала на пороге лет
С корзинами в руках и в дом,
Смеясь, цветочница вошла.Отвесный дождь упал в траву,
И снизу ласточка взвилась,
И этот день был первым днем
Из тех, что чудом наяву
Светились, как шары, дробясь
В росе на лепестке любом.1933
"Ничего на свете нет…"*
Ничего на свете нет
Сердцу темному родней,
Чем летучий детский бред
На пороге светлых дней.У меня звенит в ушах,
Мир летит, а мне слышней
Слабый шорох, легкий шаг,
Голос тишины моей.Я входил в стеклянный дом
С белой бабочкой в руке,
Говорил я на чужом
Непонятном языке.Бабочка лежит в снегу,
Память бедную томит,
Вспомнить слова не могу,
Только звон в ушах стоит.1933
"Река Сугаклея уходит в камыш…"*
Река Сугаклея уходит в камыш,
Бумажный кораблик плывет по реке,
Ребенок стоит на песке золотом,
В руках его яблоко и стрекоза.
Покрытое радужной сеткой крыло
Звенит, и бумажный корабль на волнах
Качается, ветер в песке шелестит,
И все навсегда остается таким…
А где стрекоза? Улетела. А где
Кораблик? Уплыл. Где река? Утекла.1933
Медем*
Музыке учился я когда-то,
По складам лады перебирал,
Мучился ребяческой сонатой,
Никогда Ганона не играл.С нотами я приходил по средам, -
Поверну звоночек у дверей,
И навстречу мне выходит Медем
В бумазейной курточке своей.Неуклюж был великан лукавый:
В темный сон рояля-старика
Сверху вниз на полторы октавы
По-медвежьи падала рука.И, клубясь в басах, летела свора,
Шла охота в путаном лесу,
Голоса охотничьего хора
За ручьем качались на весу.Все кончалось шуткой по-немецки,
Голубым прищуренным глазком,
Сединой, остриженной по-детски,
Говорком, скакавшим кувырком.И еще не догадавишсь, где я,
Из лесу не выбравшись еще,
Я урок ему играл, робея.
Медем клал мне руку на плечо.Много было в заспанном рояле
Белого и черного огня,
Клавиши мне пальцы обжигали,
И сердился Медем на меня.Поскучало детство, убежало.
Если я в мой город попаду,
Заблужусь в потемках у вокзала,
Никуда дороги не найду.Почему ж идешь за мною следом,
Детство, и не выступишь вперед?
Или снова руку старый Медем
Над клавиатурой занесет?1933, 1937
Дом*
Юность я проморгал у судьбы на задворках,
Есть такие дворы в городах -
Подымают бугры в шелушащихся корках,
Дышат охрой и дранку трясут в коробах.В дом вошел я как в зеркало, жил наизнанку,
Будто сам городил колченогий забор,
Стол поставил и дверь притворил спозаранку,
Очутился в коробке, открытой во двор.Погоди, дай мне выбраться только отсюда,
Надоест мне пластаться в окне на весу:
Что мне делать? Глумись надо мною, покуда
Все твои короба растрясу.