- Есть люди, которые думают иначе, им надоели обман, ханжество, коварство. Были - большая цель, перспектива! И сейчас я стремлюсь к ним, собираю последние силы, не жалею себя и людей… Я ещё в движении, а цели и перспективы уже нет! Растаяли, как прекрасный мираж в песчаной пустыне. И я всё думаю…
- Ну зачем много думать? - бесцеремонно перебил Шварц.
- Это я уже слышал, - раздражённо ответил Демель.
- И ещё услышишь сто раз, - не смущаясь, продолжал Шварц. - Нам это ни к чему! Нужно стрелять - стреляй! Подвернулась женщина - не теряйся и не мудрствуй лукаво, а то она же тебя и осудит за нерешительность.
- А какая тогда разница между человеком и обыкновенной свиньёй?
- А нужна она тебе - эта разница?
- Всё, Ганс, мы зашли в тупик. Ты оставайся здесь, а я попробую поискать выход. Хотя, впрочем, для таких, как я, этого выхода уже нет, все пути отрезаны.
- Брось, Франц, - снисходительно, как бодрящийся родственник безнадёжно больному, сказал Шварц, - экий ты хлюпающий интеллигентик! Я твёрдо уверен, что если бы каждый ноющий нёс за свои слова ответственность, то потоки ненужного красноречия основательно бы иссякли. Не доведут тебя до добра твои мысли. Да и не так уж всё плохо, как тебе представляется! Кстати, - промолвил он вдруг, без всякой связи с предыдущим, - что удалось установить об исчезновении дочери бургомистра? Переживает старик - приходил ко мне, плакал.
Демель удивлённо взглянул на своего друга - как так быстро можно переключить свои мысли и чувства, точно скорость в автомобиле? - и сказал сдержанно:
- Гердер занимался этим вопросом. Есть данные, что она утонула.
- Утонула? - удивился Шварц.
- Да. Видимо, самоубийство.
- Странно. А мотивы?
- Гердер соблазнил её, не проявив при этом деликатности.
- Из-за этого топиться? Какие нежности!
- Она была хорошей девушкой, Ганс. Неужели ты этого не понимаешь? Это же не Зинка-официантка.
- Я всё прекрасно понимаю, но зачем из чепухи устраивать трагедию? Все, даже очень хорошие девушки, когда-нибудь становятся женщинами, и не так уж это важно, при каких обстоятельствах произойдёт это событие.
- Хорошо, - примирительно сказал Демель. - Скажи мне лучше, какие у тебя новости по "Кроту"?
- Прибывает группа инженеров-строителей, сапёрный взвод и специальная буровая техника. Сроки на проведение изыскательских работ и составление проекта жёсткие. Когда начнётся строительство, - основной рабочей силой будут пленные. Приказано учесть среди населения каменщиков, бетонщиков и рабочих других строительных специальностей. Весь человеческий материал по окончании, работ подлежит уничтожению. Это неизбежно; сам понимаешь - объект очень важный.
- Всё нормально, только непонятно - зачем? Хоть изредка нужно уметь смотреть правде в лицо?
- Что ты имеешь в виду?
- Положение на фронте.
- Конкретнее.
- Сталинград.
- Ну, знаешь, Франц, на войне, как на войне! Временные неудачи. В целом гениальный план фюрера осуществляется строго, как задумано.
Демель внимательно слушал, затем махнул рукой и почти беззвучно, точно рыдая, захохотал. Чёрные глаза, казалось, пронзали Шварца насквозь. Наконец он, всё ещё всхлипывая от смеха, выдавил:
- Прелестно, Ганс, ты явно делаешь успехи, но запомни, финал может быть только один: нам классически, без промаха дадут под зад, да ещё в наказание, как провинившихся шалунов, поставят в угол. Нет, не то! Это не спасение, а, скорее, наоборот. Тебе хорошо! Но хоть раз в жизни сними ты розовые очки и посмотри на вещи здраво. Мы заварили в мире большую кашу и верили в нашу счастливую звезду. Мы шли вперёд, и всё было хорошо, пока не нарвались на русских, этих, как мы любили говорить, азиатов. Что греха таить - теперь они элементарно колотят нас. Почему? В чём дело? Что, собственно, изменилось. Разве мы стали слабее или превратились в дураков? Нет, конечно. Просто они сильнее нас. И не только армия, но и что-то другое… Наш государственный и военные механизмы оказались тяжелобольными. Вот в этом, по-моему, и заключаются самые серьёзные причины наших неуспехов.
- О чём ты говоришь?
- Войну мы проиграем, - не задумываясь, ответил Демель.
- Что?! - почти крикнул Шварц.
- Это неизбежно.
- А я уверен в нашей победе!
- Врёшь, Ганс, не уверен, - спокойно сказал Демель.
- Уверен!
- Нет, просто ты желаемое выдаёшь за действительное. И, что самое интересное, сам начинаешь верить в свой карточный домик, который завалится от любого, даже очень лёгкого ветерка.
- Я никак не могу понять, чего ты добиваешься?
- А ты пойди и спроси об этом своего, а ещё лучше моего, шефа. Может быть, они тебе помогут?
- Прости меня за прямолинейность, - обиделся Шварц, - но я солдат, а не доносчик, тем более, что едва ли кто лучше меня знает твою преданность Германии.
- Спасибо, Ганс, спасибо! Это ты сказал точно. Я ненавижу всех врагов Германии и особенно русских, этих маньяков, которые, я чувствую, погубят нас. И что бы ни случилось, я по-прежнему буду убивать каждого, кто не только борется против нас, но и мыслит иначе…
- Верю, Франц, - великодушно сказал Шварц. - А какие же всё-таки свежие новости с фронта?
- Плохо.
- Преувеличиваешь!
- Нет, Ганс, истина. Шестая армия крепко засела под Сталинградом, и сейчас фюрер занят не тем, как взять его, а спасением окружённой армии Паулюса. Под благовидным предлогом он спешно снимает дивизии с западного фронта для специально созданной группы армий "Дон" под командованием Манштейна. Она должна разорвать кольцо окружения.
- А как Англия?
- Что, в сущности, Англия…
- Англия - это второй фронт!
- Исключено!
- Как знать!?
- Нет, это точно.
- Значит, всё в порядке! - со свойственным ему оптимизмом сказал Шварц.
- Поживём - увидим. А пока они нас лупят и без второго фронта. Но вся борьба ещё впереди!
Майор Демель посмотрел внимательно на своего собеседника и решил, на всякий случай, сделать ему небольшую уступку:
- Вообще-то, Ганс, я понимаю, что решение о строительстве объекта в нашем районе ещё раз подчёркивает гениальность нашего фюрера, в данном случае - прозорливость и предусмотрительность.
- Ты серьёзно так считаешь?
- Конечно.
- Хайль Гитлер! - рявкнул Шварц.
- Хайль! - ответил Демель.
В дверь постучали.
- Войдите, - вежливо сказал Шварц.
Появилась улыбающаяся Наташа.
- Срочный пакет, - доложила она и кокетливо стрельнула блестящими глазами.
Шварц расцвёл великодушной улыбкой и пошёл навстречу.
- Спасибо, Наташа.
- Посыльный требует расписку, - сказала Наташа.
- Это что ещё за новости? - надменно спросил Шварц.
Наташа ответила очень милой сочувствующей улыбкой, молча пожала плечами и с лёгким наклоном головы подала пакет. Шварц вскрыл конверт, расписался на нём и отдал Наташе. Она вышла.
Шварц подал бумагу Демелю.
- От железнодорожного коменданта. Прибыла техника для строителей.
- А как дело на этом фронте? - спросил Демель, пробежав по документу глазами.
- На каком? - не понял Шварц.
- Я - о Наташе.
- А… - Ганс самодовольно усмехнулся. - Честно говоря, я не тороплюсь, хочу, чтобы она сама бросилась мне на шею!
- И как?
- По-моему, она уже близка к этому, а у меня всё недостаёт времени.
- Займись, эта связь тебя не унизит, и арийская кровь не пострадает. Прекрасная женщина!
- Нравится? - снисходительно спросил Ганс.
- Не скрою, очень! Красива необыкновенно и прекрасно воспитана…
Шварц громко захохотал, и когда смех начал иссякать, доверительно сказал:
- Всё это так, но она по-детски наивна. Глупенькая девчонка! Мечтает о настоящей, большой любви, о замужестве. Романтична и экзальтирована. Нет у неё чувства меры!
- Зато у неё в избытке есть всё остальное, чем привлекает нас женщина! А что касается замужества, надеюсь, ты не выдал ей аванса.
Друзья рассмеялись.
Новый командир роты
Полицейская карательная рота, сильно поредевшая, получила пополнение за счёт военнопленных и "добровольцев" из местного населения.
Позорная вылазка в Медведевку заметно охладила пыл карателей, их репутация была сильно подмочена.
Рота гудела, как растревоженное осиное гнездо. И в это время в ней появился новый командир - капитан Крылов. Злые языки поговаривали, что у капитана очень серьёзные нелады с большевиками, но толком никто ничего об этом не знал.
Новый командир за дело взялся рьяно. В роте был установлен строгий порядок. Подъём, физзарядка, утренний осмотр, занятия, дежурства, работы, вечерняя прогулка и отбой - всё это отмеривалось распорядком дня точно, как маятником время.