- Ладно, еще пять минут, - сказал сам себе верзила, и вдруг до его тонкого слуха донесся еле слышный голос. Каторжник напрягся, на цыпочках сделал несколько шагов и остановился. Голос показался ему до боли знакомым. Сколько раз за последнее время он наслаждался его мелодичным звучанием, как самой лучшей в мире музыкой.
"Это малыш! Не может быть! Сон какой-то! Бедный мальчик, его могут убить…" - пронеслось в его голове, и тут же он услышал окрик часового. Лжепатрульный хотел было остановить солдата, уже вскинувшего ружье, но времени не оставалось. Раздался выстрел, затем крик ребенка. Одним прыжком Татуэ перемахнул через забор и добежал до двери под № 3. Маленькое тело, скорчившись, лежало на земле. Из камеры доносились возгласы негодования. Заключенный метался по комнате вне себя от ярости и бессилия.
Маленький горбун был жив. Он снова застонал, но бродяга приложил руку к его губам и прошептал:
- Не кричи, мой дорогой! Это я, Татуэ…
За оградой послышались команды "Тревога! К оружию!", громкие голоса и топот охранников, бегавших в поисках ключей. Воспользовавшись суматохой, Татуэ схватил ребенка на руки и прошептал через дверь несчастному отцу:
- Ваш сын жив, не беспокойтесь, я позабочусь о нем.
Не дожидаясь благодарности, он с невероятной скоростью добежал до двери своей камеры, вытащил из кармана ключ, открыл ее и так же быстро закрыл. Гектор не проронил ни звука, лишь, когда захлопнулась дверь, тяжело вздохнул.
- Где тебе больно? Давай посмотрим, - спросил верзила сдавленным голосом.
- Нога! Очень сильно жжет ногу.
- Ничего, потерпи…
На самом деле мужчина понимал, что рана опасна, и, может быть, задета кость, но времени на размышления не было. По лагерю объявили тревогу, и необходимо было на всякий случай подготовиться к осмотру камер.
Татуэ осторожно уложил мальчика на кровать, переоделся и, расстелив доломан на полу, сказал:
- Ложись под кровать! Если они придут, не бойся!
- Я не боюсь, - ответил чуть слышно маленький горбун.
Слова ребенка воодушевили бывалого каторжника, и он продолжал действовать так умело, как будто его глаза видели в темноте. Бродяга завернул малыша в доломан и подтолкнул как можно дальше под кровать.
- Не шевелись, ничего не говори, чтобы никто не заподозрил, что ты здесь. Все будет хорошо. Смелее, Тотор, и твой отец будет на свободе.
Ради свободы своего отца маленький герой был готов терпеть что угодно.
Татуэ нагнулся и стал надевать колодки. Замок не запирался. Не теряя самообладания, он попытался еще раз, вставил "соловушку", но руки дрожали и ему никак не удавалось справиться с железкой.
- Надо закрыть во что бы то ни стало, - бормотал великан. - Если они захотят проверить балку правосудия…
Было слышно, как снаружи метались солдаты и охранники в поисках нарушителя.
- Заключенные! Надо проверить заключенных! - прокричали невдалеке.
В тот момент, когда подходили к его двери, Татуэ почувствовал щелчок закрывающегося замка на колодках: "Уф! Очень вовремя!"
Тяжелая дверь открылась, и люди заполнили помещение. Один из солдат держал фонарь, который он сунул чуть ли не в лицо каторжнику, и, глядя Татуэ в глаза, грубо сказал:
- Посмотрим твои колодки!
Несмотря на то, что обстановка складывалась напряженная, бродяга засмеялся и спокойно произнес:
- Смотрите, я их еще не съел?
Дулом револьвера охранник постучал по металлу.
- Ладно, - проворчал он. - Могу поспорить, что с такими браслетами ты сегодня не выходил подышать свежим воздухом в манговую рощу.
Закончив проверку, охранники удалились.
Свернувшись калачиком на полу, маленький горбун, несмотря на сильную боль, не издал ни звука. Слава Богу, никому из солдат не пришло в голову заглянуть под кровать.
Пряча своего друга от властей, Татуэ действовал чисто интуитивно, руководствуясь лишь безграничной любовью к ребенку. Никакого плана у него не имелось. Теперь предстояло подумать, что делать дальше. "Камера в тюрьме вместо койки в госпитале, а закованный в кандалы узник вместо сестры милосердия. Не самые идеальные условия для раненого. Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра посмотрим, что можно сделать". Голос ребенка отвлек его от размышлений:
- Скажи, Татуэ, я могу уже вылезти к тебе? Мне здесь не очень удобно.
- Конечно. Ты сможешь сам?
Маленький горбун с трудом вылез из-под кровати и сел рядом с каторжником.
- Значит, у тебя нога болит?
- Да.
- Давай, я посмотрю.
Гектор догадался, что значит "посмотреть" в кромешной тьме камеры. Завернув штанину, он поднял ногу и протянул ее бродяге. Татуэ нащупал рану и вздрогнул - все пальцы оказались в крови. Ранение было довольно глубоким. Пуля пробила икру и прошла навылет. Силачу, однако, показалось, что кость осталась цела или в крайнем случае только слегка задета. Он оторвал один из рукавов от рубашки мальчика, разорвал на полоски и сделал повязку.
- Так лучше? - спросил он.
- Да, гораздо лучше. Правда, жжет еще немного и очень хочется пить.
Бродяга протянул маленькому горбуну кувшин, полный отвратительно теплой воды. Ребенок принялся жадно пить. Напившись, он поставил кувшин на место.
- Знаешь, - сказал Татуэ, - ты самый отчаянный из парней, которых я знал. Просто молодец!
- Да нет… Я делаю, что могу, потому что люблю папу. Я хотел его увидеть, спасти или умереть рядом с ним.
Простые слова малыша затронули суровую душу каторжника, и слезы умиления появились на его глазах.
Усталость давала о себе знать, и вскоре Гектор, прислонившись к бродяге, заснул. Во сне он беспокойно вздрагивал, наверное, его мучили кошмары. Татуэ, сидя рядом, время от времени поглаживал подопечного по плечу.
Наступило утро. Тусклый свет проник сквозь решетчатое окошко каземата. Бродяга ласково потрепал спящего героя за руку.
- С добрым утром, Тотор! Вставай, малыш!
- С добрым утром, мой любимый Татуэ! - Маленький горбун сразу проснулся.
- Как ты себя чувствуешь? Как нога? Все еще болит?
- Да, жжет еще немного и дергает.
- Дай глянуть!
Икра распухла, повязка пропиталась кровью и прилипла к ране. Но кровотечение остановилось, и, в общем, состояние было удовлетворительным. При свете заключенный увидел следы крови, оставшиеся на кровати. Необходимо было срочно от них избавиться, так как охранники, которые пойдут с обходом, обязательно обратят на них внимание.
- Тотор, у тебя есть силы передвигаться?
- Да, Татуэ.
- Тогда надо стереть эти пятна, а то они очень заметны.
- Как это сделать?
- Возьми носовой платок, намочи и вытри, только побыстрее, а то они скоро придут. Потом ложись под кровать, как вчера, и не шевелись.
Глядя на то, как обессилевший ребенок оттирал кровь от деревяшек, каторжник думал: "Все хорошо, конечно, но долго так продолжаться не может". Вдруг он улыбнулся, отличная мысль пришла ему в голову: "Смелое решение, а почему бы и нет!"
ГЛАВА 8
Сообщники. - За сто су. - Завтрак заключенного. - Тотор ест суп. - Надежда. - Второй часовой. - "Ни минуты покоя…" - Опасность. - Состояние раненого ухудшилось. - Карандаш и бумага. - Татуэ побит, но доволен. - Все хуже и хуже.
Большие часы на здании госпиталя прозвонили семь утра. Бряцанье ключей и хлопанье дверей возвестили о начале обхода. Гектор забился под кровать и лежал там, как мышка в норке. Из-за сильного озноба он дрожал всем телом. К тому же ему хотелось есть. Но страх быть разоблаченным заставил его взять себя в руки и не шевелиться. Мальчик съежился как мог и старался не дышать.
Дверь камеры отворилась, и четыре каторжника в сопровождении самого господина Перно вошли в комнату. Двое взяли ведро и вынесли его. Двое других поставили кувшин с водой и жидкий суп с фасолью, кусок хлеба с отрубями и сто двадцать пять граммов плохо пахнувшего сала. Администрация не баловала узников.
Пока дежурные обслуживали заключенных, двери казематов оставались открытыми. Господин Перно остановился посреди камеры и, раздраженно покручивая тростью, спросил.
- Хотите что-нибудь заявить?
- Нет, ничего, начальник, - быстро ответил Татуэ, чтобы не задерживать охранника, так как боялся, что тот что-нибудь заподозрит. Перно, кинув злобный взгляд на верзилу, вышел и двинулся в следующий каземат - задать все тот же обязательный вопрос. Как только он скрылся из виду, Татуэ тихонько щелкнул языком. Один из дежурных, которого звали Жюль, поднял голову и вопросительно посмотрел. Почти не произнося слов, а только шевеля губами, силач быстро проговорил:
- Найди фельдшера Кадура, чтобы он сказал девочке по имени Лизет, что с ее братом все в порядке. Пусть не волнуется. Потом пойди к Виконту и от моего имени возьми сто су. Подели их с Кадуром.
Человек кашлянул, что означало "понял", и вышел.
Сто су считались на каторге огромной суммой. За сто су можно было повеселиться несколько дней, тайно приобретя травку и табак.
Охранник ничего не заметил, закрыл двери и скомандовал:
- Все! Работа сделана. Уходим!
Теперь заключенные должны были сутки сидеть взаперти до следующего обхода.
Бродяга ликовал. Начало было положено. В Жюле он не сомневался. Еще не случалось, чтобы кто-нибудь не выполнил поручения или присвоил деньги. Для нечестных в среде узников существовал целый ряд жутких наказаний, но, как правило, все обитатели каторги были солидарны и не подводили собратьев по несчастью.