- Я не могу тебе запретить выступить перед гражданами и сообщить родным о нашей беде, но послание должны одобрить и поддержать граждане и жрецы.
- Завтра я обращусь к народу. Не думаю, что мое предложение вызовет недовольство. В городе достаточно здравомыслящих людей.
- Делай, как считаешь нужным. Я не против твоей помощи. Но, думаю, имеет смысл поговорить с матерью, она должна мне объяснить, что случилось с отцом! - Кинич-Ахава подошел к висевшему на стене мешочку и достал из него разноцветные нити для узелкового письма. Присев на ложе, он поманил жену к себе. Взял в руки нить, которая должна стать основой и протянул ее Иш-Чель. Она присела и сосредоточенно стала составлять послание, сплетая и завязывая на разноцветных нитях узелки.
- Я хочу спросить, ты не обращалась к своей богине? Может быть, ты сможешь приоткрыть тайну, что тут происходит и что нас ждет? - улыбнулся жене Кинич-Ахава, какие-то смутные сомнения еще остались у него, а, зная возможности Иш-Чель, доверяя ей, он хотел рассеять их, и как можно быстрее.
- Я пыталась, но после пропажи жертвенной девушки у меня ничего не получается… просто странно, я всегда могла в любое время уйти туда… и вот столько времени, а я не могу этого сделать… не пускает… Возможно, я утратила свой дар, став твоей женой…
- А что ты тогда увидела? Что-то важное ведь?
- Мой мир изменился, от него ничего не осталось, исчез покой… и цвета, они перестали сиять! Я даже боюсь, что, когда снова попаду туда, я больше не увижу той красоты! - в светлых глазах Иш-Чель заблестели слезы, Кинич-Ахава обнял ее и приободрил:
- Видимо, твой мир предупредил тебя, что над нашим будущим нависла угроза, видишь, мне нужно готовиться к войне. Но, когда все закончится, твой мир снова будет сиять красками!..
Семейная пара не заметила, что за нею наблюдают из потайного окошка, которое представляло собой маску бога - покровителя семейного очага.
Подслушивающий понял, что самое важное он услышал, ничего интересного не предвидится, и скромно удалился. Это был молодой мужчина, один из прислужников жреца бога дождя Чаку. Он осторожно выскользнул из неприметного коридора и быстрыми шагами, почти бегом, направился в храм Чаку, чтобы сообщить своему господину важную информацию. Служитель Чаку терпеливо выслушал слугу и также быстро отправился известить жреца верховного бога Ицамны.
После безрадостной встречи Уичаа отправилась в свои комнаты, надеясь, что Копан последует за нею, но тот, сказавшись усталым, ушел в свои покои, запретив пускать к себе кого бы то ни было. Это немного огорчило женщину, но, хорошо взвесив, она решила, что такое положение дел ее скорее устраивает, потому что целую ночь она сможет провести как ей угодно.
Уичаа позволила служанкам себя раздеть и подготовить ко сну, приказав принести одежду для утра. Выпроводив всех прислужниц, она некоторое время задумчиво посидела у жаровни, наблюдая, как весело пляшет огонь. Снова и снова она взвешивала всю информацию, известную ей. Но выводы были неутешительными. Войны нужно избежать. Копан не может более руководить городом, но при его жизни не возможна передачи власти над Коацаоком сыну. Мелькнула мысль, опять обратиться к богам за советом, но она отогнала ее, потому что нельзя богов так часто беспокоить. К тому же они ей уже все показали. Теперь нужно только ждать, вот только надеяться можно лишь на Кинич-Ахава…
Уичаа понимала, что реально не имеет над сыном власти, она не может найти подходящих слов и доказательств, чтобы он прислушался к ее доводам. С одной стороны, Кинич-Ахава стремился поступить, как глава рода, как мужчина, но это могло повлечь за собой разрушение и гибель.
С другой стороны, Уичаа была горда, что ее сын не боится ответственности, что он вырос настоящим воином, вот только рядом с ним находилась не она, его мать, которая воспитала такого мужчину, дала ему жизнь, а… женщина, жена, вызывающая у нее только неприятие, граничащее с ненавистью. Почему?
Уичаа не могла, вернее, не хотела даже самой себе дать правдивый ответ. Это была ревность матери к невестке за отнятое внимание, за ту власть, которую Иш-Чель получила, оттеснив свекровь на задний план. Теперь, если сын брал власть в свои руки, то не Уичаа становилась рядом с ним, а ее невестка, и ей будут отданы почести, если город выстоит перед нашествием ацтеков. А это не могло устроить Уичаа, она не могла с этим смириться и уступить. Ведь сыну именно она могла бы реально помочь! Как много бы она готова была отдать, чтобы устранить Иш-Чель. Может быть, стоит подумать над этим и воспользоваться каким-нибудь ядом? Но у нее слишком мало времени!..
Огонь действовал успокаивающе. Время тянулось долго. От веселого огонька в жаровне остались только подрагивающие золотым светом угольки. Когда стих шум во дворце, женщина поднялась со своего места, и, практически одновременно, открылась потайная дверь в ее покоях. Из темноты возник гость, в его руке был факел, которым он освещал узкий проход. Уичаа, ни слова не говоря, спокойно шагнула в коридор. Это был тайный путь к верховному жрецу, служителю бога Ицамны, ее верному другу и помощнику во всех делах. Именно он всегда оглашал народу волю Ицамны, которую хотелось услышать Уичаа. И она доверяла ему все.
Комната жреца была маленькой, скорее всего это было небольшое хранилище под теокалли, на котором стоял храм Ицамне. Для верховного жреца это было убежище от шума и забот. В него имели доступ только приближенные. Ожидая гостью, жрец спокойно курил трубку, а дым сизым облаком обволакивал его фигуру, скрывая задумчивое выражение больших глаз. Жрец уже знал, с какой проблемой его посетит сегодня ночью жена халач-виника. Он даже догадывался, о чем его снова будут просить, и что предложат взамен. Так было всегда и уже успело ему наскучить. Долгие годы он фактически управлял городом, а потому неимоверно устал постоянно нарушать действительную волю Ицамны, которому он исправно служил и, в которого истово верил. Но, поднявшись, волею случая, к вершине власти, он никогда бы не отдал и части ее в чужие руки, слишком много она ему давала, слишком приятно было ощущать себя самым могущественным человеком в городе.
- Нам нужно подождать, - прервал он, попытавшуюся с ним заговорить посетительницу и предложил ей сесть с противоположной стороны жаровни. Она недовольно вскинула брови и невольно выразила свое удивление, граничащее с негодованием:
- Ты позволил еще кому-то прийти сюда, когда я здесь!
- Да, моя госпожа, потому что это те, кто тебе нужен для очередного твоего дела. Не волнуйся, они не заставят тебя ждать и не выдадут твоего секрета! - Уичаа удобно устроилась и терпеливо стала ждать. Жрец не ошибся, скоро ночные гости вошли в комнату и с недоумением оглядели присутствующих.
Первым вошел жрец бога дождя Чаку. Это был высокий мужчина с лицом, на котором читались спесь и надменность, а также вечное недовольство. Одет он был в обычную набедренную повязку и пестрый плащ. Никаких внешних отличий, положенных столь знатной особе на нем не было. Он немного оскорблено поджал губы, когда увидел женщину на совете, где место только для мужчин, но, получив набитую и раскуренную трубку из рук верховного жреца, снисходительно кивнул Уичаа, и молча закурил.
Последним ночным гостем верховного жреца оказался человек, которого Уичаа никак не предполагала увидеть. Он воровато проскользнул в дверной проем, разогнав своим появлением поток мыслей присутствующих. Это был племянник правителя Коацаока - Халаке-Ахава. Он же ничем не выразил своего удивления присутствию на тайном собрании тетушки, а спокойно уселся на циновку так, словно сиживал на ней в этой комнате каждый день. Уичаа заподозрила, что так оно и было.
- Мы собрались здесь, чтобы решить проблемы, нависшие над нашим городом… - практически выкурив трубку, начал первым разговор жрец Ицамны, заметя, что Уичаа порядком надоело разглядывать в полном молчании собравшуюся компанию, и она, славившаяся крутым нравом, может взорваться и сорвать собрание:
- С одной стороны ацтеки не оставят нас в покое, как бы мы от них не откупались… С другой стороны мы не можем допустить на наши земли войска Кокомо, которые желает призвать Кинич-Ахава. Прекрасно известно, что нам потом никогда не вытолкать их обратно в Майяпан… - продолжил Халаке-Ахава.
- Золота достаточно для откупа ацтекам, возможно, не будет нужды в призыве Кокомо… - задумчиво произнесла Уичаа, оглядывая присутствующих, словно оценивая содержимое их кошельков. Мужчины переглянулись, скупость
правящего семейства была им известна хорошо.
- Разумеется, госпожа, вы внесете свою долю, но дело не в том, как откупиться от ацтеков, а в том, что Ваш сын упорно проводит политику воссоединения с семейством столь агрессивным, что это никак не может нас - честных граждан, устроить! - выдохнул очередную порцию дыма жрец бога Чаку.
- Хорошо. Тогда давайте здесь и сейчас выясним: кто и чью линию проводит, ведь за каждым из вас стоят определенные силы! - вскинулась в защиту сына Уичаа, гордо окидывая мужчин взглядом. Ее верный помощник невольно поморщился. Он совершенно не ожидал прямолинейности от Уичаа. Обычно ей была свойственна небольшая доля дипломатии. И сейчас он ожидал от нее большей сдержанности и сообразительности, по крайней мере, природной хитрости.
- Госпожа, мы все верные слуги нашего города, не нужно этого забывать и не стоит нас, в чем бы то ни было, подозревать…