Евнух собрался с силами и убежал. Сизигамбис сидела неподвижно. Ее длинные пальцы лежали на подлокотниках кресла, сжимаясь и разжимаясь, но голос был спокоен. Она отослала дочерей и их прислужниц во внутренние покои, оставшись только со своей компаньонкой и старшим из евнухов. Аккуратно, не спеша опустила вуаль на лицо. Через мгновение Барсина последовала ее примеру.
Они могли слышать, как царь идет по шатру: внезапное волнение, потом внезапная тишина. Таис сидела спокойно, без улыбки. Мериамон наслаждалась моментом: увидеть Царицу-мать Персии испуганной и преодолевающей свой страх - это было приятно.
Они вошли вдвоем вслед за евнухом, бок о бок, поддерживающие друг друга даже в этом чуждом месте. Гефестион немного впереди, настороже, обводя комнату внимательным взглядом. Александр почти терялся в его тени. Он казался гораздо меньше и худощавей, чем был, как мальчишка, без головного убора и в простом хитоне, без всяких церемоний.
Сизигамбис поднялась. Она была очень высокой, на целую ладонь выше Гефестиона. Пока он медлил, держа руку на рукояти меча, она упала без чувств.
Гефестион смотрел в изумлении, бледный от волнения, потом покраснел.
- Госпожа, - воскликнул он, - госпожа, я не царь!
Голос Барсины, как эхо, повторил эти слова, слегка дрожа, но ясно, переводя с греческого на персидский.
Царица-мать поднялась. Лицо ее было спокойно, как всегда, но губы были белые. Теперь она увидела Александра, слегка подавшись вперед, и ее взгляд замер на нем. Она снова начала падать.
Он подхватил ее.
- Нет, мать, ты не должна делать этого для меня.
- Ты царь, - начала она, и голос Барсины зазвучал эхом, чуть запаздывая. - Это моя ошибка… прости меня… какое наказание твое величество выберет…
- Все хорошо, мать, - сказал он приветливо, помогая ей сесть в кресло. - Он ведь тоже Александр.
Сизигамбис сжала его руку, как будто боялась упасть, и напряженно вглядывалась в его лицо. Он ответил ей таким же напряженным взглядом.
Царица-мать Персии первой опустила глаза и отпустила его руку. Следы ее пальцев багровели на его светлой коже; потом здесь будут синяки. Александр, казалось, не заметил этого. Медленно Сизигамбис опустила вуаль.
Может быть, Александр понял, что она делает. Он оглянулся, заметил стул и поставил его рядом с ее местом. Евнухи ахнули. Дело не в том, что он осмелился, но он сделал это без всяких церемоний. Александр взял руку Сизигамбис, как будто их ничто не разделяло - ни обстоятельства, ни язык, ни непонимание.
- Послушай, мать, похоже, ты изрядно переволновалась, я так надолго оставил тебя одну. Прости меня за это. У меня было так много дел. Ты простишь меня?
- Сомневаюсь, - ответила Сизигамбис, - что тебе вообще можно что-либо возразить.
Он улыбнулся своей неожиданной улыбкой. Ее глаза изумленно блеснули.
- О, я вижу, что ты удивлена. Я хочу, чтобы ты знала, что здесь ты в безопасности. И другие женщины будут в безопасности, когда мы их поймаем.
Снова она изучала его лицо. Не то чтобы она в нем сомневалась, но ей как будто хотелось убедиться, что он настоящий, что он не снится ей.
- Почему? - спросила она.
Он по-мальчишески пожал плечами, наклонив голову так, как это делал только он один.
- Я не воюю с женщинами.
- Тогда, - произнесла она с горечью, неожиданной при таком спокойном лице, - ты не должен больше воевать с моим сыном.
Александр не удивился.
- В его армии есть настоящие мужчины, - возразил он. - Надо дать им возможность заслужить честь и славу.
- Может быть, - ответила Сизигамбис. Он похлопал ее по руке.
- К сожалению, мне нужно идти. Но я приду еще, если ты примешь меня.
- Я всегда приму тебя, - ответила она.
- Хорошо, - сказал Александр с явным удовольствием. - Надеюсь, теперь ты будешь чувствовать себя спокойнее. Тебе не угрожает опасность, потому что я сам охраняю тебя.
- Я больше не боюсь, - ответила Сизигамбис. - теперь я знаю, каков ты.
Александр поднялся, опустив ее руку ей на колени, осторожно, как только что вылупившегося птенца.
- Всего доброго, мать. Пусть боги охраняют тебя.
- Пусть Ахурамазда и добрые боги защитят тебя, - напутствовала его Сизигамбис, - царь, господин мой.
4
- Все это была только игра, - сказала Таис. Легкие Мериамон переполнял свежий воздух, от которого после душных ароматов гарема кружилась голова, ощущение свободы широкого неба над головой и земли под ногами опьяняло. Сехмет слегка куснула ее за ухо, Мериамон пришла в себя и удивленно взглянула на Таис.
- Царь говорил, что думал.
- Да, конечно. - Таис обошла солдата, которому случилось перебрать вина. Он потянулся к Мериамон и получил молниеносный удар когтистой лапы Сехмет. - Однако он прекрасно сознавал, как это смотрится. Да и старая царица, разве она не впечатляет? Ей нужно было бы быть царем, тогда бы мы не праздновали здесь победу.
- Поэтому я рада, что она женщина.
Таис засмеялась.
- И тем не менее ты была с ней очень учтива. В Египте было очень плохо?
- Да. - Мериамон плотнее закуталась в плащ. Ей не хотелось говорить об этом, не хотелось вспоминать. - Мне бы надо вернуться в лазарет: там еще надо кое-что сделать.
- Погоди, - сказала Таис. - Тебя поместили с мальчиками Филиппоса?
- Да.
- Больше тебе не придется там жить. Мой шатер слишком большой для меня одной: Птолемей подарил мне его после битвы. Там даже есть комнаты, как в шатре Великого Царя. В одной из них тебе будет вполне удобно.
- Но… - начала Мериамон.
- Тебе также нужна другая одежда. И место, где ее держать. Филиппос должен внести тебя в списки и выдавать продовольствие: если он этого не сделал, напомни ему. Мы все здесь зарабатываем себе на жизнь и должны получать за это плату.
Мериамон медленно покраснела. К счастью, Таис не смотрела на нее.
- Я покажу тебе, где мой шатер, - продолжала Таис. - Моя служанка Филинна позаботится и о тебе. Она все время жалуется, что я не причиняю ей много хлопот.
Если Таис что-то приходило в голову, ее невозможно было остановить. Мериамон оказалась в шатре, огромном, как лавка торговца в Фивах, разделенном на несколько комнат: одна впереди, одна в центре и две маленькие сзади. Обстановка, должно быть, принадлежала какому-нибудь персидскому вельможе. Был даже комод, набитый бельем из простого полотна, но прекрасной работы.
- Должно быть, его жены немало поработали над этим, - сказала Таис, проведя рукой по расшитой рубашке.
- Только не жены, - возразила Мериамон. - В Персии знатные женщины не занимаются рукоделием: это считается недостойным занятием. Это сделали рабы, а может быть, куплено на рынке.
- Странно, - сказала Таис. - Ты будешь носить это?
Мериамон приложила к себе рубашку и рассмеялась.
- Это вряд ли! В нее поместится трое таких, как я. Но мне действительно нужно сменить одежду.
- Я позабочусь об этом, - подала голос служанка Филинна. Она была ненамного старше своей госпожи и вела себя совсем не как рабыня. Она говорила, что думала, и, видимо, не боялась за это наказания. - Что бы на тебя надеть? Вряд ли тебе пристало носить персидский костюм, и к тому же мужской. Но в женском платье в лагере тоже небезопасно. Мужчины, - добавила она, - есть то, что они есть.
- Но я не могу ходить здесь в том, что носила дома, - возразила Мериамон. - Я замерзну. - Она призадумалась. - Придется и дальше носить мужское платье, по крайней мере пока не станет теплее. В этой части света всегда так?
- Летом здесь пекло, - ответила Филинна. - Значит, штаны. И женское платье, когда тебе захочется принарядиться. Так я займусь этим, госпожа?
- Действуй, - распорядилась Таис и добавила, когда служанка вышла: - Я бы хотела увидеть тебя одетой по-женски. Думаю, ты должна быть очень хорошенькая. - Она потрогала волосы Мериамон. - Какие волосы. И какие глаза. Как насчет ванны?
Мериамон уже стала привыкать к таким резким переходам Таис.
- Я бы отдала одну из своих душ за то, чтобы помыться и привести себя в порядок.
- Вот и сделаешь это, - сказала Таис.
Филинна была только главной из прислуги гетеры, а Таис могла бы в случае надобности позвать еще и несколько воинов. Внесли огромную бронзовую ванну из числа персидских трофеев, воду для нее и все, что только может понадобиться для хорошего купания. Впервые с тех пор, как покинула Кемет, Мериамон смогла сбросить с себя абсолютно все и погрузиться в исходящую паром воду с ароматом трав и бальзамов, предоставив ловким рукам служанок устранять все следы, оставленные долгими неделями путешествия. Сехмет, не одобрявшая неестественное пристрастие людей к воде, удалилась. Даже тень Мериамон была спокойна, погруженная в благоухающую воду.
Очень не хотелось вылезать, даже когда вода начала остывать. Еще больше не хотелось надевать снова грязную, пропотевшую одежду, когда каждая клеточка тела пела: "чистая, чистая, чистая…"
Пока Мериамон мылась, Таис куда-то выходила, и вот теперь она вернулась с целой охапкой одежды. Таис разложила свою добычу на столе.
- Это, конечно, не самое лучшее. На это нужно время. Но и это подойдет?