- Вас понял, - отозвался "Коряк". - Дали средний, разворачиваемся... Видим доктора, он освещен прожектором... Пропал! Снова видим. Вы разворачиваетесь хорошо, прикройте его левым бортом от волн.
- Жора, дай! - Русов схватил микрофон. - Внимание! Матросу Симагину - на полубак, глядеть вперед: плотик с доктором оторвался. Команде второй шлюпки готовить шлюпку к спуску. Серегин, кинешь доктору бросательный... Матрос Федоров, на пеленгаторный мостик к прожектору левого борта. Быстро, товарищи, быстро!
- Вот он! - голос боцмана. - Надо идти чуть левее.
- Вон он! - крикнул Жора. - Видите, видите?!
- Вижу, - сказал Русов. Не выпуская из рук микрофона, он метнулся к двери левого борта, ударом плеча распахнул ее, склонился над водой. Сказал: - Внимание! Сейчас будем подходить. Серегин и кто там еще есть на корме, быстро вперед, кидайте сразу несколько выбросок. Прожекторы! Держите его в луче!.. Пять вправо. Жора, малый... Так держать. Самый малый.
Будто кто громадную лопату снега швырнул из темноты, ветер подхватил снег, развеял на множество стремительно несущихся снежинок, и все как белой кисеей затянулось. Но видно было доктора, видно! Наклоняясь, доктор греб руками к танкеру, кричал. Снег все плотнее... Что ж он не запалит фальшлеер?!
Несколько выбросок взметнулись в воздух. Одна не долетела, но две упали на плотик. Доктор схватил, повалился спиной в "пузыри", плотик относило к корме, и Русов приказал дать "стоп", потом "задний малый", побежал к корме. Матросы и боцман уже подтягивали плотик к борту судна. "Поспешил, поспешил!" - билось в голове Русова, хотя сейчас он и не понимал, что означало это "поспешил". Когда, в чем поспешил, ведь сейчас все делается правильно! Скользя по заледенелой палубе, он бежал к сгрудившимся у фальшборта морякам.
Что-то выкрикнув, доктор бросился грудью на планшир. Боцман, Валька Серегин и еще двое матросов вцепились ему в воротник куртки, схватили за руки и перевалили не то хохочущего, не то плачущего доктора. Подняли, поставили на ноги. Все громко, возбужденно говорили, хлопали доктора по спине, обнимали. И Русов прижался своим лицом к сырым, соленым щекам доктора, оттолкнул, отвернулся.
- Что с парнем? - спросил Серегин. - Как фара?
- Будет видеть! В самый раз поспели.
- Послушай, а что у тебя с лицом? - Только сейчас Русов увидел, что правая часть лица у доктора фиолетово бугрится.
- Да обормот какой-то, черт меткий с "Коряка". Привязал к концу выброски болт! И прямо по морде!..
- Идиоты!.. Сейчас я свяжусь с "Коряком" и...
- Оставь, Коля. Парню и так попало... Б-р-р, промок, продрог!
- Переодевайся - и ко мне. Разогрею. Толик, ты молодец!
- Молодец, молодец! - сам себя похвалил доктор и подмигнул: - Нет уж, ты ко мне!
- Досточку, досточку, ребятишки, не упустите, - волновался боцман, помогая матросам поднимать из-за борта плотик. Выловил доску. Присел, разглядывая: - Хороша досточка.
Обняв доктора, крепко прижимая к себе, будто боясь, что еще что-то с ним произойдет опасное, Русов повел его во внутренние помещения судна. Следом шли матросы, механики, шаркал шлепанцами, накинутыми на голые ступни, кок.
- Да-да, все в порядке! - Русов вошел в рубку, Жора Куликов вопросительно поглядел на него, спросил: - Старпом, вам нужен "Коряк"?
- Еще раз большое вам спасибо, друзья, - пророкотал "Коряк". - Курить нам теперь разрешаете?
- Курите. И раз в сутки информируйте нас о состоянии больного. Закрываю связь.
- Курс сто шестьдесят пять, - сказал Русов. - Пойдем к "Ордатову". Жора, издай звук.
Куликов потянул рычаг тифона. Танкер вначале вроде бы как тяжело вздохнул, а потом весело и громко вскрикнул: "Вв-а-ааа! В-вв-а!" Немного помедлив, "Пассат" взревел еще раз.
Русов подошел к двери правого борта, распахнул ее. Ветер все усиливался. Танкер резко завалился на левый борт, и потоки воды закипели на палубе. "Уа-аа-аа... Уа-ааа-а!" - словно диковинный зверь провыл траулер. "В-ва!" - коротко, прощально рявкнул танкер. "Уа-аа-а..." - печально отозвался траулер. Проходили от него совсем близко. И там, в ходовой рубке, дверь была распахнута, вцепившись руками в леера, в белой рубахе стоял высокий седовласый мужчина. Капитан, наверно. Махнул рукой. И Русов взмахнул фуражкой, сорвав ее с головы. Счастливого вам рейса, "рыбачки"! Но что такое: пожар там, что ли? Траулер окутался синей мглой. Засмеялся: курят. Наверно, весь экипаж, все судовые куряки получили положенные две-три пачки сигарет и задымили. Столпились в заветрии, на кормовой палубе, машут руками, шапками, а над их головами мотается в порывах ветра плотный, синий столб сигаретного дыма. Кричат. И Русов вдруг закричал. Почувствовал, как этот странный его крик душу успокаивает, сладостно ее опустошает. Тревога, страх, наполнявшие его все эти отчаянные часы бункеровки, как бы выливались в крике, уступая место чувству победы.
- Семь с половиной баллов, старпом, - сказал Куликов, склонившись над вахтенным журналом. Он раскачивался и притоптывал. - Без строгача мне не обойтись. Может, скинем два балла?
- Неужели такому тебя мог научить дед Иван? Пиши как есть. Внизу добавь: действовал по распоряжению старшего помощника капитана. Я подпишусь.
- Тогда "строгача" влепят вам, чиф.
- "Строгачами" я облеплен, как рыба чешуей. Что капитан?
- Кажется, спит...
- Кажется?
- Видите ли... гм, когда был самый напряженный момент, мне вдруг показалось, что в каюте капитана послышались шаги, понимаете? Я заглянул в каюту, и мне показалось... - Жора сделал ударение на этом слове, - что капитан стоит у окна и глядит, как доктора тянут к траулеру. Понимаете?
- Я все понимаю, Жора. - Русов задумался, потер лицо ладонями. - Тебе все это показалось. Да вот и Степан Федорович. - В рубку вошел второй помощник капитана. Начиналась его, с ноля до четырех утра, "пенсионерская" вахта. Русов опять растер лицо, в голове все еще трепыхалась странная мысль: "Поспешил, поспешил", но в чем он поспешил? Когда? Ах, вот в чем дело, поспешил тогда, когда сказал "Коряку": "Вот и все позади". Как же он так? В океане так не говорят, вот океан и подкинул историйку с доктором. И Русов сказал: - Ну вот, полагаю, кажется, с этой бункеровкой уже все позади. Степан Федорович, буду у доктора, если что, звякни.
В свежей красной рубахе, закинув ногу на ногу, доктор сидел в кресле возле низкого столика.
На столе было расстелено сырое полотенце, чтобы во время сильной качки посуда не сыпалась на палубу.
Глаза у доктора лучились. Пухлые губы расплывались в улыбке. И Русов заулыбался: доктор был вечно радостен, говорил всегда шумно, бурно; ему постоянно надо было что-то делать. И вот на промысле сидеть без дела не пришлось.
- Ах, как я поработал! - громко сказал доктор, как только Русов закрыл за собой дверь. - Чертовски сложная была операция, Колька! Острая, зазубренная стружечка пробила роговицу и погрузилась в стекловидное тело глаза. Но я все сделал превосходненько. Три часа провозился! Так хорошо, что я практиковался и в глазной хирургии, И Анка...
- Кто такая?
- Кто? Да, я ведь еще не сказал - врачишка траулерная. Длинненькая, тоненькая... Как она переживала, какими она глазищами глядела на меня. Ну как на бога-спасителя. Ведь она терапевт! Так вот - это она мне помогала при операции. И когда все завершилось - рухнула в кресло и заплакала. А потом вскочила, обняла .меня и поцеловала... - Доктор засмеялся, запыхал сигаретой. - Целует меня и выкрикивает: "Это я за больного, за больного!" А мне стало весело, и я ее обнял и тоже целую и говорю: "Да-да, и я за больного, за больного!" А больной в этот момент шевельнулся на столе и просит: "Анечка, уж и меня бы поцеловали... за меня?" Аня засмеялась, покраснела и говорит: "Пойдем, Толечка, ко мне, поужинаем. Сил нет, как есть хочется!" Отправили мы больного в госпиталь, сели за стол, а тут и капитан приходит с помполитом. И только собрались немножко посидеть, вдруг мерзкий голос по радио: "Приемка топлива окончена. Доктора просят срочно вернуть на танкер". Это ты, злодей, торопил?
- Не видишь, что в океане творится? - Русов вспомнил, как ветер и волны уносили плотик с доктором от танкера, вздрогнул, осекшимся голосом сказал: - Толик, мы же чуть-чуть тебя не потеряли...
- Чуть-чуть! - вскричал доктор. - Ах, это "чуть-чуть"! Оно всегда нас выручит, это "чуть-чуть"! Выше голову, капитан...
- Старший помощник.
- Будешь капитаном, будешь. Выше голову, мы живы, черт побери, а сейчас необыкновенно, бурно живы, потому что были на самом краешке гибели!
- Ты, а не я, Толик, ты.
- И ты тоже. Погибни я - и в тебе что-то погибло бы.
- А какого черта ты не запалил фальшлеер?!