- Да деваха у нас, Танюшка Конькова, камбузница, - промямлил "Ключевской". - У нее уже четыре месяца было, когда шли в рейс. Просочилась через медицинскую комиссию, и вот, говорит, скоро будет... пора. Так что в порт ей надо. Будем на плавбазе постирушки делать и ее пересадим.
- Добро, - проворчал Василий Васильевич. - Последите там, чтобы другие ваши матросы не понесли! Гм, "Коряк", как у вас дела?
- Три, пять, девять, - загудел мощный, рокочущий голос "Коряка". - У нас тут тоже неприятность. Металлическая стружка механику в глаз попала. Нужен хирург с "Пассата"... И топливо на исходе.
- "Пассат", слышите? Бункеруете сегодня "Коряка", ну и хирургу надо было бы взглянуть, что там у парня с глазом.
- Вас поняли хорошо, - сказал, включившись в разговор, Русов и поглядел на капитана. Тот или не обратил внимания на просьбу "Коряка", или, измученный болью, вообще не слышал голосов, разносящихся из динамика. Русов повернулся к Гаваневу, тот закивал головой, прижал руки к груди, и Русов добавил: - Рядом со мной хирург, сейчас он будет готовиться к пересадке. Слышите, "Коряк"? Закончится совет, переходите на шестнадцатый канал, договоримся о точке встречи.
- Вас понял, - торопливо отозвался "Коряк". - Хирургу презентуем редкую ракушку... Василий Васильевич, девчушка, что ожидает малыша, славная. Знаем мы ее хорошо, в прошлом рейсе у нас буфетила, так что не ругайте ее, бедолажку.
- "Коряк", не засоряйте эфир, - строго произнес невидимый Василий Васильевич. - Продолжаем совет. "Орион", что у вас?
- А у нас три колеса, четыре и восемь тонн. И нам котеночка! Обязуемся окружить его теплом и заботой. "Омега", слышите?
- "Олонец" говорит. Шесть, две и девять. Мы тоже знаем Танюшку с "Ключевского", Василий Васильевич. Добрая, милая девчушка. А что ребеночка ждет, так это же счастье большое...
- "Олонец"?!
- ...может, моряк будущий, а? Посоветовались мы тут и решили: на судне собрать ей наше рыбацкое, морское приданое. Думаю, что все моряки промысла откликнутся на наше предложение.
- А как она себя чувствует? - спросил вдруг Русов. - Здорова?
- Хорошо себя чувствует, - тотчас отозвался "Ключевской". - А за предложение "Олонца" спасибо большое. Девчушка одинокая, ни отца у нее, ни матери.
- Товарищи, товарищи! - заволновался Василий Васильевич Попов. Помедлил чуть. Слышно было, как вода булькает. Наливал, наверно, в стакан. Шумно вздохнул. - Ну с чего вы взяли, что я ее ругать буду? Поддерживаю предложение "Ключевского". Спасибо. А теперь продолжим наш совет. "Стрелец", как у вас дела?
Вскоре промысловый совет окончился. Русов связался по радиотелефону с "Коряком", уточнил его координаты и потом вместе с Жорой вычертил курс на карте. Идти к "Коряку" было около пятидесяти миль. Как раз после обеда и подгребут. Поглядел в иллюминатор, нахмурился: волна баллов семь... А ветерок не успокаивается, распевает свои злодейские песни. Того и гляди, разгуляется погодка! Мука, а не бункеровка будет. А тут еще больной... Как пересаживать Толика на траулер? Есть же строжайшее распоряжение управления: пересадку людей производить лишь в тихих, спокойных условиях. Усмехнулся: да бывают ли тут такие? Опять доктора на "пузырях" переправлять? Все риск, риск!
С капитаном, что ли, посоветоваться? Но тот слишком осторожным стал, запретит. Да и понятно: зачем брать на себя ответственность, нарушать указания начальства, когда вот-вот и ты навсегда сойдешь на берег? Конечно же, Михаилу Петровичу хочется уйти на пенсию с благодарностями, а не с выговорешниками... Вздохнул. Поглядел на доктора. Тот сидел на диванчике, качал ногой, курил сигарету. Встретился с озабоченным взглядом Русова и подмигнул: не дрейфь, старпом. Живы будем, не умрем!
Внизу громыхнула стальная дверь.
- Чиф, боцман Тимоху повел прогуливать, - сказал рулевой Серегин. - Утопит он все ж кота.
Русов, Жора и доктор поспешили в ходовую рубку и прильнули к лобовым окнам-иллюминаторам. По переходному мостику, задрав хвост, бежал к полубаку судовой кот Тимоха. А за ним топал громадными сапожищами с голенищами-раструбами боцман Дмитрич, поглядывал вправо-влево, обозревал палубу: не напакостил ли океан? Не погнул ли леера волнами, не смыл ли пожарный ящик с песком?
Порой танкер зарывался носом в волну и вода прокатывалась по стальной палубе, кипела и плескалась на полубаке вокруг якорной лебедки. Подрыгивая то одной, то другой задней лапой, Тимоха застыл на самом краешке переходного мостика. Боцман приучил кота "гулять", делать свои маленькие и большие дела в сопло клюза якорь-цепи правого борта. Вода схлынула с полубака, танкер, задирая нос, начал карабкаться на очередную волну, и кот ринулся к клюзу.
- Торопись, Тимошка, - сказал Жора и засмеялся: - Отец!
Прижав уши к лобастой башке, кот присел и. вздернул короткий хвост палкой. В этот момент полубак танкера был как бы на взлете. "Торопись, же, черт серый! - нетерпеливо подогнал кота и Русов. - Сейчас танкер опять начнет зарываться в волну... Быстрее, гад проказливый!"
Нос танкера резко пошел вниз. Под скулами бурно вскипела вода. Что-то выкрикнул боцман. Все находящиеся в рубке замерли: сейчас потоки воды рванут через клюзы на полубак и смоют отважного кота. Вот сейчас, вот... Но Тимоха был настоящим морским котом: все успел! И еще демонстративно скребанул лапами железо, оглянулся на клюз, а потом серым пушистым вихрем метнулся к протянутым рукам боцмана.
В то же мгновение из клюза, будто два белых, пенных взрыва, вода кипящая выкинулась. Потоки ее забурлили на палубе и полубаке, танкер зарылся носовой частью в волны, тяжко содрогнулся. Прижимая к себе кота, боцман торопливо отступал по переходному мостику к ходовой рубке.
- Сколько там?
- Жуть... Думаю, уже под семь баллов, чиф. Что делать-то будем, а? - Освещенное лампами подсветки приборов лицо Жоры Куликова было каким-то зеленоватым, испуганным. Он то напряженно всматривался в темень, расстилавшуюся впереди танкера, то быстро оглядывался на Русова и что-то мучительно глотал. Глотал, но все никак не мог проглотить. - Опасно вязаться с "Коряком", чиф! Дед Иван говорил мне: "Как семь баллов, бди, моряк".
- Все в море опасно, Жорик. Лишь только покидаем сушу, дорогой мой Одиссей, как мы ввергаем себя в пучину множества опасностей, поджидающих нас на каждой миле. Так что бди. "Коряк" на связи?
- На связи. Говорить будете? "Коряк", "Коряк", как нас слышите?
- Хорошо вас слышу. Уже видим ваши ходовые огни. Зажигайте иллюминацию, у нас все готово к бункеровке. С богом, да?
- Готовьте свои веревки. Сейчас связываться будем... - Толя Гаванев выкрикнул из угла рубки: "Как там больной? Пускай готовят к операции!" - И Русов, не спрашивая о самочувствии больного, сказал: - Готовьте своего больного, видите, что на улице творится? Волны выше сельсовета.
- Да тут всегда так, - проворчал "Коряк". - Подгребайте, да?
- Эй, "Коряк", курить не вздумайте во время бункеровки...
- Роднуля, вы же слышали совет: неделю без курева маемся. Может, подкинешь ящичек сигарет, да?
- Дадим вам ящик сигарет. А вы нам рыбки.
- Роднуля, может, вначале дадите курева, а уж потом начнем бункеровку? Вы ведь не хотите увидеть мертвый траулер?
- Мы вам дадим, вы там все закурите, а у нас топливо. Б-бам-м! И поплывут по волнам обломки... Минутку.
В рубку вошел радист и по торопливости, с какой он вошел, по тому, как, отвернувшись, протянул Русову листок радиограммы, старший помощник капитана понял: скверные вести.
- Что там? - спросил он, не принимая радиограмму. - Быстрее.
- Сообщение из Кейптауна. В наши широты надвигается ураган "Элла". Скорость ветра до сорока метров в секунду.
- Ч-черт, этого еще недоставало. Синоптическую карту приняли?
- Степан Федорович пошел ее принимать... Да вот он идет.
- "Пассат", "Пассат", почему исчезли из эфира? - словно почувствовав недоброе, заволновался "Коряк". - "Пассат"!
Грохнула дверь, второй штурман, Степан Федорович Волошин, ввалился в рубку, в его руках шуршал остропахнущий лист бумаги. Отдав микрофон Куликову, Русов двинулся следом за ним в штурманскую рубку. Степан Федорович расстелил карту на штурманском столе, прижал ее пухлыми ладонями, склонился, вгляделся в карту. И Русов вгляделся. Широта... долгота... Их точка в океане, отмеченная Степаном Федоровичем, рядышком "Коряк". И чуть в стороне какой-то клубок со стрелками, нацеленными в сторону "Пассата" и "Коряка". Степан Федорович молча взглянул на Русова, под сузившимися его глазами синевато набрякли мешочки, губы сложились в трубочку, будто второй помощник капитана хотел свистнуть. Не свистнул. Сказал:
- Через несколько часов эта дуреха "Элла" будет здесь, а мы с траулером на веревке, со шлангами. Соображаешь? Может, уткнемся носом на волнишку да переждем? Уж очень все рискованно, Коленька, к чему же нам самим усложнять ситуацию?
- А больной ждать будет?
- "Пассат", "Пассат", - взывал "Коряк". - Ну что там у вас?.. "Пассат", топливо у нас почти что на нуле, слышите? И вот что еще: только что приходила наша врачишка. Плохо больному, говорит, очень!
- Скажи: не можем, - зашептал Волошин. - Живи проще, Коля.