Я объедался овощами и фруктами и позаботился о том, чтобы взять их с собой побольше. Бочки для воды опорожнили, вычистили и наполнили морской водой, чтобы они, пока суд да дело, не рассохлись на суше. Кики и Авси жили на плоту - бунгало пришлось им не по вкусу, и два раза в день - утром и вечером - я ходил их кормить.
Однажды в разговоре с новым знакомым, торговцем по профессии, я упомянул, что надорвался.
- Обратитесь к хирургу, - посоветовал он. - Медицинская помощь у нас бесплатная, визит к врачу не будет стоить вам ни одного пенни. Я отвезу вас в больницу.
Мое появление вызвало среди врачей переполох. Они столпились вокруг меня со стетоскопами, внимательно рассматривая, у них чуть не слюнки текли от желания разобрать на части и исследовать этого худощавого белобородого представителя рода человеческого. Я с улыбкой отстранил их:
- Я всего лишь надорвался и хотел бы посоветоваться с хирургом.
Меня уложили на стол, вокруг столпилось полдюжины врачей, и доктор Гудмен прощупал мой живот.
- Кашляните!
Я кашлянул несколько раз. По мнению доктора Гудмена, у меня была грыжа, грозившая мне ущемлением. Прежде чем продолжать путешествие, необходимо сделать операцию!
- Если не хотите оперироваться здесь, можете вылететь в Штаты, - сказал он. - Грыжа на правой стороне не опасна.
- А чем грозит ущемление? - поинтересовался я.
- Смертью, если в этот момент вы будете один в открытом море, - спокойно ответил он.
Я вышел на улицу. Как быть? Я хотел продолжить путешествие, я должен был его продолжить и дойти до Австралии. Пойти на операцию - значит быть привязанным к земле месяцев на шесть. Но как же быть с Тэдди? Не могу же я принять решение без нее! Что скажет она, если узнает, что я вышел в море, не сообщив ей мнение врача? Нет, это невозможно, я должен ей все рассказать и послушать, что она скажет. Иного выхода нет. Ведь она столько сделала для меня! Это путешествие не меньше ее, чем мое. Может быть, ей даже пришлось труднее. Надо все ей сказать.
Я пошел на телеграф и отправил Тэдди подробную телеграмму.
На следующий день пришел ответ:
"ВЫЛЕТАЙ НЬЮ-ЙОРК ОБСЛЕДОВАНИЕ ТОЧКА ПЕРЕВОЖУ ТЕЛЕГРАФОМ БИЛЕТ САМОЛЕТ ТЭДДИ".
Это так похоже на Тэдди. И я знал, что, если я не полечу в Нью-Йорк, она прилетит на Самоа.
Я снял с плота все, что можно, даже исправленные рули и снасти, сдал на склад и телеграфировал Тэдди, что вылетаю. Кики и Авси я решил взять с собой: выяснилось, что если я высажусь с ними в Австралии, власти их уничтожат. Так полагается по закону. Привезенные из-за границы кошки и собаки шестимесячного возраста и старше подлежат уничтожению. Исключение составляют те, что доставлены пароходом с Британских островов - их помещают на шесть месяцев в карантин. Что, если бы я пристал к австралийскому берегу и у меня попытались отнять моих спутниц?
Придя однажды кормить кошек завтраком, я не увидел Кики на том месте, где она всегда поджидала меня - на корме. В каюте ее тоже не было.
- Где твоя подруга, Авси?
У Авси был перепуганный вид. Я взволновался. Как возвратиться в Нью-Йорк без Кики? Тэдди мне этого ни за что не простит, наша встреча будет испорчена.
Новость об исчезновении Кики - любимицы островитян - с быстротой молнии облетела Апиу и соседние селения. К сожалению, она совершенно не боялась незнакомых людей, и любой из тех, кто приходил посмотреть на плот - а приходили в любое время дня и ночи со всех концов острова, - мог поманить ее пальцем, приласкать и совершенно спокойно унести. Напротив, Авси, за всю свою короткую жизнь знавший одного меня, был очень недоверчив и при приближении чужого немедленно взбирался на железную мачту.
Утром, как только двери полицейского участка открылись, я сообщил Лео Шмидту о пропаже. Он распорядился немедленно передать по островному радио специальное сообщение с просьбой вернуть кошку.
- Не беспокойтесь, - сказал он. - Если кошка жива, мы получим ее обратно. Но, может, она упала за борт...
- Кики! - воскликнул я. - Ни за что на свете! Даже ураган не мог снести ее с плота. Она настоящий моряк, и она, и Авси.
За этот день не меньше тысячи людей спрашивали меня, не вернулась ли Кики. Несчетное количество раз я ходил к плоту, но заставал там только перепуганного Авси.
- Мы не можем лететь в Нью-Йорк без Кики! - говорил я ему, и он как будто понимал.
Назавтра задолго до восхода солнца я пришел кормить Авси. На корме как ни в чем не бывало сидела Кики.
- Где ты была? - спросил я и взял кошку на руки, чтобы осмотреть ее. Кики в ответ только зевнула изо всех сил и начала мурлыкать и ластиться, как бы прося, чтобы я позаботился о ее завтраке. Я покормил ее и отнес на берег к себе в бунгало.
Надо было решить, что будет с плотом, если я не вернусь обратно. Я решил преподнести его американским властям Паго-Паго и населению Восточного Самоа, как сделал в 1954 году. Тогда оба плота будут вместе. Когда об этом услышал мой знакомый торговец из Апии, он широко раскрыл глаза от удивления.
- Вы воображаете, что ваш плот еще в Паго-Паго?
- Конечно, а где же ему быть?
Он смущенно кашлянул.
- Он там был, но сейчас его нет.
- Где же он? Он лежал на лужайке перед зданием правительства. - Я разволновался. - Мне даже прислали фотографию.
- Вашего плота там больше нет. Его изрубили на дрова...
- На дрова! Кто?
Мой собеседник пожал плечами.
- Он лежал как раз перед домом правительства...
- Да, лежал, я его видел. Все его видели.
- Изрубили на дрова мой прекрасный плот... Семь бальсовых бревен из сельвы...
Теперь мне, естественно, не оставалось ничего иного, как передать плот на хранение правительству Западного Самоа. Премьер-министр подписал официальный документ о том, что принял его.
После этого я был готов отправиться с Кики и Авси в Нью-Йорк. На местном самолете мы прибыли в Паго-Паго, а там несколько часов подождали реактивный лайнер из Сиднея, который должен был доставить нас через Гавайи в Лос-Анджелес.
Приземлившись в Паго-Паго и позаботившись о Кики и Авси, я отправился к дому правительства. Вот здесь, на этой лужайке, лежали мои "Семь сестричек". Но лужайка была пуста. Плот исчез бесследно. Волнам не удалось поглотить храбреца, с американским флагом на борту он за сто пятьдесят дней бесстрашно прошел сквозь бури и штили семь тысяч миль. А если ему суждено было погибнуть, то лучше бы уж его постигла смерть в открытом море...
XIII
И вот я возвратился в Нью-Йорк, к телефону и метрополитену, радио и телевидению, репортерам, фотокорреспондентам и издателям, к грохоту и сумятице самого большого и самого нервного города мира, а главное, я возвратился к Тэдди. Мы гуляли и разговаривали, засиживаясь иногда до раннего утра. Казалось, что мы вовсе не расставались, что она вместе со мной переплывала на плоту Тихий океан или, наоборот, я был с ней в Нью-Йорке. Тэдди все время знала, что происходит со мной, равно как и я знал, что она долго болела.
Кики и Авси приспособились к перемене в их жизни. Они разгуливали по нашему номеру в гостинице, как если бы никогда и не видели плота, прыгали на мебель, как прыгали на крышу каюты, возились на ковре, пока снизу не прибегали жильцы, уверенные, что над ними бесчинствует целая банда сорванцов. Зато с каким презрением они отворачивались от пищи, даже если это были заморские деликатесы, вроде омара или креветок! Тэдди это обстоятельство крайне беспокоило: чем кормить кошек, чтобы они оставались здоровыми и веселыми?
- Им хочется летучей рыбы, - сказал я как-то моей жене, когда она стояла на коленях рядом с Кики, умоляя ее хотя бы взглянуть на купленные для нее креветки.
- Бедняжки, что им пришлось пережить! - вздохнула Тэдди. - Понять не могу, как они выжили. Особенно Авси, он ведь был не больше моей ладони. Вот уж не думала, что он вернется целым и невредимым. Между тем они великолепно выглядят, не правда ли?
В один прекрасный день я снова очутился на столе, где меня осматривали перед началом путешествия.
- Кашляните, - сказал тот же врач.
Я кашлял, а он прощупывал мои внутренности.
- Ну как? - поинтересовался я после осмотра.
- Нужна операция.
Я показал ему заключение доктора Гудмена из Апиа.
- Полностью с ним согласен.
- Он предупредил меня, что может быть ущемление.
- Безусловно!
- А что такое, собственно, ущемление?
- Ущемление - как раз то, что буквально означает это слово: выступивший наружу кусочек кишки попадает между мускулами брюшины, то есть защемляется.
- А потом?
- Потом наступает гангрена, она вызывает прободение, и тогда вам несдобровать. Как у вас дела в остальном?
- Готов отправиться дальше.
- Зачем?
- Чтобы довести дело до конца, Берни.
- А вам не кажется, что вы уже сделали достаточно?
- Я получил разрешение на выход в Австралию, и плот должен туда прийти.
- Хорошо, Билл, тогда как можно скорее ложитесь на операцию. Не откладывайте.
- Я подумаю, Берни.
Вечером мы с Тэдди сидели дома.
- Ко мне пристают с вопросами, почему я хочу вернуться в Апиа и продолжить путешествие, - сказал я. - Странные люди! Даже в Самоа мне не давали покоя. Многие заключали пари, что я не вернусь.