- Да какая же тут работа? Помилуйте, ведь не мог же я оставить почтенного старца в неизвестности, когда вчера господин Трофимов упоминал об его сыне!
- Разве упоминал?
- А как же! Сей монсиньор заявлял даже, что беспокоиться о молодом человеке нечего.
- Кто это "монсиньор"?
- Все тот же Трофимов, чтоб ему пусто было!
- За что же вы его браните?
- Да как же не бранить: он уверял, что беспокоиться о молодом человеке нечего, а на самом деле этот молодой человек был завлечен в какую-то западню. И несдобровать бы ему, не явись на выручку ваша девица!
- Уж и моя.
- Как же мне называть ее иначе, если я ее имени не знаю?
- Да откуда ж она его освободила?
- Говорю вам - из западни! Как вам известно, он вышел из дому, чтобы отправиться ко мне сговориться об уроках рисования; Петербурга он совсем не знал - они с отцом живут тут первую зиму и пешком ходят мало, считая это для дворян неприличным, - а тут молодой Силин захотел пройтись, ну и заблудился! Ходил по улице и не только не мог найти дорогу к нам, но даже дорогу к себе; все, говорит, на Фонтанку попадал. На этой Фонтанке он встретил человека почтенного вида, старца с неприятными зелеными глазами, и обратился к нему, чтобы тот указал ему дорогу. Старец заявил, что им по пути, и они пошли вместе. По дороге старец расспросил Силина, кто он, узнал, что отец его тамбовский помещик, что они приезжие и мало знают Петербург, и завел его к себе домой. Тут на него накинулись два гайдука, они связали его и посадили в какой-то подвал вроде каземата.
- Что же, они хотели его ограбить?
- Нет, тут дело было не в грабеже! У Силина и денег-то с собой никаких не было! Но, если б и были, так их, верно, не тронули бы, потому что из карманов у него ничего не вынули.
- В чем же тут было дело?
- А это я и придумать не могу! Происшествие для меня совершенно непонятное. Заманил почтенного вида старик молодого человека к себе в дом и запер в каземат, а зачем это было нужно - знает, верно, господин Трофимов.
- Вы думаете, что он принимал тут участие?
- Вероятно, дело обошлось не без него, раз он знал о нем.
- Но ведь если бы он был замешан в таком дурном деле, он не говорил бы нам, чужим людям, о нем так откровенно!
- Может быть, он был уверен, что произведет на нас впечатление своими опытами и мы так и растаем перед ним: делайте, мол, что хотите с нами, мы все тут к вашим услугам! Ну, да я этого не оставлю так! Я этого господина Степана Гавриловича выведу на свежую воду!
- А как же, - рассмеялся Герье, - вы давали обещание, что не станете впутываться в романтические истории?
- Да уж тут не до обещаний, - воскликнул Варгин. - Помилуйте, тут какая-то гнусность, а гнусности я терпеть не могу!
- Ну, хорошо! Ну, а девушка-то, девушка! Как же явилась она?
- Нет, я этого Трофимова выведу на свежую воду, - повторил Варгин, все более и более раздражаясь. - Молодой Силин говорит, что он узнает дом. Завтра мы с ним пойдем его отыскивать.
- Я вас про девушку спрашиваю! - стал настаивать на своем Герье.
XXIII
- Девушка, - стал рассказывать Варгин, - явилась самым необычайным образом. Молодой Силин три дня просидел в заключении, кормили его хорошо, но никуда не выпускали! Еду подавали через окошечко, в дверь. Ныне утром вдруг эта дверь отворилась, пришла ваша девица и вывела Силина в сад с расчищенными дорожками и показала удобное место, где перелезть через забор. Он как перелез, так и кинулся бежать со всех ног до первого извозчика; нашел его, и тот привез его домой.
- Но каким образом, - спросил Герье, - вы узнали, что это была та самая девушка, которую мы видели вчера?
- А очень просто, - пояснил Варгин. - Пока мне Силины рассказывали об этом происшествии, я на попавшемся мне под руку клочке бумаги нарисовал ее профиль. Молодой Силин как увидел, так и узнал ее сейчас; стал спрашивать у меня, каким образом я мог нарисовать ее и знаком ли я с нею? Я ему сказал, что видел девушку один только раз, когда она вчера приходила гадать к Августе Карловне и когда с ней сделался припадок.
- А он не ошибся?
- В чем?
- Что это именно она спасла его.
- Говорит, что нет, что профиль, который я нарисовал, был очень на нее похож.
- И он не спросил ее, кто она такая?
- Да когда же ему было спрашивать? Он слово проронить боялся; к тому же они торопились. Но это мы все разузнаем. Во что бы то ни стало я найду этот дом, а там увидим!
- Самое лучшее, по-моему, - сказал Герье, - рассказать все Степану Гавриловичу и прямо и откровенно спросить его, что это значит.
- Нет, уж вы, пожалуйста, - испуганно остановил его Варгин, - господину Трофимову ничего не говорите и ничего у него не спрашивайте! Во-первых, он вам ничего не скажет, а во-вторых, если и скажет, то только больше запутает.
- Да нет же, - возразил Герье, - вы знаете, пока вы спали у него на софе, он мне очень подробно и откровенно объяснил виденные нами опыты.
- Ну, этого "опыта" с молодым Силиным он не объяснит откровенно, за это я вам ручаюсь! Тут нужно самим нам разузнать, а для этого необходимо прежде всего действовать втайне от самого Трофимова. Нет, вы дайте мне слово, что ни о чем расспрашивать его не будете.
И Варгин так пристал, что Герье дал ему слово.
- Теперь, - стал рассуждать Варгин, - надобно обдумать план действий. Прежде всего мы с молодым Силиным отыскиваем дом, разузнаем, кому он принадлежит и кто этот старик, решающийся среди бела дня засаживать людей в казематы. А вы будете отыскивать вашу девицу, которая, очевидно, там же, в этом доме.
И опять Герье вспомнились слова Степана Гавриловича о том, что он должен искать девушку, но об этом он ничего не сказал Варгину.
Они условились и решили, что начнут действовать с завтрашнего дня.
Им принесли обедать.
Хотя Августа Карловна кормила своих жильцов недурно, но, разумеется, их все-таки скромная трапеза не могла сравниться с угощением, которое было накануне у Степана Гавриловича.
Тем не менее и Варгин, и Герье стали есть с удовольствием, потому что поданные им кушанья были просты, но вкусны.
Они сидели еще за супом, когда в дверь высунулась голова служанки.
- Вас спрашивают! - заявила она, видимо, уже выработав манеру такого своеобразного доклада. До того дня докладывать ей не приходилось, потому что к ее господам никто не приходил.
- Кого? Меня спрашивают? - обернулся Герье.
Служанка кивнула головой.
- Да, вас!
- Кто?
- Лакей от госпожи Драйпеговой.
- Еще новая! - проговорил Варгин. - Только что за странная фамилия? Верно, она переврала что-нибудь.
Но это предположение не оправдалось, служанка не переврала фамилии и, действительно, госпожа Драйпегова прислала за доктором Герье ливрейного лакея и экипаж.
На этот раз ничего таинственного и необыкновенного в приглашении доктора не было.
Ему сказали, кто его зовет и куда ему надо ехать, и он, не докончив обеда, поехал, потому что лакей просил не медлить.
XXIV
Госпожа Драйпегова жила в деревянном домике-особняке на Шестилавочной улице - месте по тому времени не особенно аристократическом и далеко не таком многолюдном, какою стала эта улица теперь, давно уже переименованная в Надеждинскую.
Дом был деревянный, но новой, крепкой постройки, с колоннами по фронтону и фризом, хитро раскрашенным разноцветными масляными красками.
Внутреннее убранство было недорогое, но с большою претензией на роскошь и, главное, на художественность.
По-видимому, особую прелесть, по мнению хозяйки, составляли кисейные занавески на окнах, расшитые лиловым и желтым гарусом.
В доме был, как следует, зал с клавесинами, за залом - гостиная, а за гостиной - будуар.
В этом будуаре Герье застал хозяйку, которая сидела на кушетке; у нее была мигрень.
Это была женщина, из всего лица которой прежде всего новому знакомому бросался в глаза нос.
Не то чтобы он был слишком длинен или велик, напротив, переносица была довольно глубоко вдавлена и конец носа был умеренных, но странных размеров.
Бывает нос картошкой, а у нее был кубиком и, главное, по нему можно было сразу увидеть, что Драйпегова - женщина далеко не молодая.
Морщин у нее не было; отвисший подбородок и обрюзгшие щеки могли бы остаться незаметными, тем более что щеки были подкрашены искусственным румянцем, а подбородок прикрыт кружевом, но с кубическим носиком ничего нельзя было сделать, и он был именно такой поношенный, какие бывают только у старых, видавших на своем веку виды женщин.
Глаза Драйпегова подводила толстой черной чертой, как это делают потерявшие уже в этом меру старухи.
Она была одета в кружевной капот, и этот капот был такой, какой может надеть только самая молоденькая и хорошенькая женщина.
Драйпегова протянула доктору руку, и, когда он нагнулся к руке и поцеловал, как это требовало тогдашнее приличие, она несколько дольше, чем нужно, оставила руку в его руке и остановила на нем томный, пристальный взгляд, как будто сразу обласкать им хотела.
Герье, осмотрев больную, нашел, что все, что нужно было против мигрени, уже сделано, и что, собственно, никакой серьезной помощи от него не требуется.
- Ах, все-таки пропишите мне что-нибудь! - стала просить Драйпегова. - Ну, хоть что-нибудь, пожалуйста!
- Разве флердоранжевой воды для успокоения! - предложил Герье.
Она так обрадовалась, точно это лекарство должно было, по крайней мере, спасти ее от смерти.